"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир. Страница 78

Да, этот Комитет Пяти, как потом неофициально стали именовать этот самый ВЧК, умудрился вручить власть в Петрограде тогда еще полковнику Кутепову, наделив его неограниченными полномочиями, а сам распределил всю власть между пятью своими членами. Москву железной рукой взял за горло великий князь Сергей Михайлович, в Киеве хозяйничал его брат Александр Михайлович, в Ставке главным стал генерал Лукомский, а сам Михаил, как глава этого незаконного Комитета, возглавил поход на столицу, прихватив с собой генерала Иванова в качестве назначенного самим Николаем Вторым командующего экспедицией. И где-то там, в Орше, пути императора Николая и его брата-узурпатора пересеклись…

Михаил Владимирович невольно поежился, вспоминая тот леденящий ужас, который просто растекался по залам Таврического дворца, когда Михаил, уже император, стремительно шел в зал заседаний Государственной думы. И как за ним железной стеной двигались прибывшие с фронта солдаты, и как, уже генерал, Кутепов брезгливо смотрел на председателя Государственной думы, смотрел на Родзянко, словно… словно на насекомое… И как с истеричным восторгом пели перепуганные депутаты «Боже, царя храни!», приветствуя нового императора, взиравшего на них с трибуны холодным беспощадным взглядом.

Ну да, может быть, они где-то в чем-то и перегнули палку с этой попыткой революции, ну и, да, вышло тогда досадное недоразумение с тем идиотом унтером Кирпичниковым, захватившим семью Михаила и зачем-то убившим его жену, но ведь это решительно не повод устанавливать в России самодержавную диктатуру!

Впрочем, в первые дни Родзянко с коллегами думалось, что все обойдется, ведь новый царь объявил амнистию всем участникам событий. И им уже начало казаться, что все пойдет своим чередом, но тут оказалось, что амнистия амнистией, а Михаил Второй требует от русского парламента неслыханного – прекратить болтовню и заняться принятием вносимых царем законов! А также объявить назначенное императором правительство Нечволодова «правительством общественного доверия», то есть тем самым правительством, которого как раз и требовала Государственная дума, затевая всю эту революцию.

За «правительство общественного доверия» они, конечно, проголосовали, а что им оставалось делать? Но стало ясно – так жить нельзя, и или они сменят царя, или царь отправит их хорошо, если просто в отставку, а не в Петропавловскую крепость.

Хмурым был и Гучков. Во многом свержение Николая Второго было для Александра Ивановича личным делом. Впрочем, неприязненное отношение царя к Гучкову было обоюдным. Николай, оскорбившись тем, что Гучков вынес на всеобщее обсуждение (посредством тиражирования на гектографе) подробности частного разговора с императором, повелел военному министру Сухомлинову передать Гучкову, что тот подлец. Гучков же, при всем своем монархизме, относился к конкретному царю с искренней ненавистью и презрением, считая его свержение делом своей жизни.

Впрочем, никаких противоречий между своими монархическими взглядами и стремлением свергнуть царя Гучков не видел, поскольку считал своей целью лишь замену монарха, считая оптимальным вариантом регентство великого князя Михаила Александровича при малолетнем Алексее Втором. Ну, и введение в России конституционной монархии.

К тому же ни о какой революции Александр Иванович не помышлял, поскольку был категорическим ее противником. Свержение Николая виделось Гучкову по образцу дворцовых переворотов XVIII века, когда гвардейские полки своими решительными действиями меняли ход истории России, возводя на престол одного монарха и удушая своим гвардейским шарфом другого.

Именно такой заговор и плел Александр Иванович, рассчитывая заручиться поддержкой военных и планируя захватить Николая в дороге между Могилевом и Царским Селом. И все вроде начало удачно складываться, и император выехал из Ставки в столицу, и даже беспорядки в Петрограде не меняли общую канву заговора, но тут все пошло не так.

Совсем не таким ему виделось будущее после свержения Николая. По неизвестной до сих пор причине Николай неожиданно передал корону своему брату Михаилу. Впрочем, сам Гучков поначалу счел такой поворот вполне приемлемым, прекрасно представляя себе фигуру нового императора и ту легкость, с которой приближенные могли на него влиять. Так что объявление в России конституционной монархии виделось Александру Ивановичу вопросом практически решенным.

Но Гучков никак не предполагал, что великий князь Михаил Александрович, став государем императором Михаилом Вторым, начнет вдруг играть самостоятельную роль в государственной политике. Да, собственно, этого никто не мог спрогнозировать. Ни те, кто делал ставку на Михаила как на будущего регента, ни те, кто просто не принимал его в расчет. Ни друзья, ни родственники, ни враги, ни союзники – никто не ожидал такого! Похоже, что и сам император Николай был сильно удивлен поведением брата, что уж говорить о других, не столь близких Михаилу людях.

И теперь даже те, кто делал ставку на младшего брата Николая Второго, уже горько жалели о своем выборе и о своих ставках – Михаил Второй оказался совершенно не похож на привычного всем великого князя Михаила Александровича. Да так не похож, что складывалось полное впечатление, что это два совершенно разных человека, словно прежнего Михаила подменили!

Гучков не мог забыть того ошеломления, которое обрушилось на него, когда ему «посчастливилось» посмотреть в глаза новому императору во время посещения им заседания в Государственной думе в тот памятный день 1 марта. Александр Иванович был готов поклясться, что такого взгляда он у Михаила не видел никогда. Конечно, могла сыграть роль и гибель жены, и царская корона могла повлиять на образ мыслей, да и вообще обстановка тех дней не благоприятствовала душевному равновесию, но… Но не было в глазах нового царя ни боли утраты, ни ошеломления, ни какой-то суетливости. На Гучкова смотрел жесткий и решительный диктатор, готовый ломать и кроить под себя окружающий мир, не считающийся ни с родственными связями, ни с сословными привилегиями, ни с былыми заслугами, и ни с чем вообще. Новый правитель России явно собирался идти к одному ему ведомой цели, не обращая внимания ни на что и сметая с дороги всех, кто станет у него на пути.

И Александр Иванович ни секунды не сомневался, что новый Михаил никому ничего не забудет, невзирая на объявленную амнистию, которую сам Гучков считал стремлением нового царя притупить бдительность потенциальных врагов монарха. Поэтому нет сомнения в том, что столкновение с новым императорам неизбежно, а значит, уцелеть в этой схватке сам Гучков сможет, лишь нанеся удар первым.

Именно потому он сейчас в этом дворце, в этом зале и в этот неурочный час. Час, в который решается все.

Петроград. Дворцовый мост.

5 марта (18 марта) 1917 года.

Около полуночи

Иван проклинал себя за то, что участвует в этом деле. Хотя полковник с генералом и пытались их взбодрить рассказом о том, что именно полки лейб-гвардии уже не раз в истории России возводили на престол императоров, но что ему до этих рассказов? Может, для городских и знатных имело это все какое-то значение, но ему, деревенскому парню, забритому в солдаты в последнюю мобилизацию, от которой не смог откупиться, какое дело до всех этих господских дел? Ну какие такие «привилегии и милости», которые «прольются дождем на прославленную лейб-гвардию», перепадут лично ему? Да и какая они «прославленная лейб-гвардия»? Гвардия в окопах гниет давно, а самих их набили в ее казармы, словно кислые огурцы в бочку, и одна у них теперь забота и привилегия – на фронт не угодить!

Впрочем, именно на это и напирали новые отцы-командиры, настаивая на том, что законный император Алексей Второй в благодарность за возвращенный родительский престол не только оставит их служить в столице до самого окончания войны, но и наградит особо всех и каждого. И хотя сам Иван и бурчал, сомневаясь, но многим сослуживцам пришлись эти слова по душе, что и немудрено, в общем-то.