Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Кисель Елена. Страница 9

И добавила словцо, которое явственно показывало: она и благопристойность – вещи несовместимые.

Развернулась на каблуках и унеслась в сторону вольеров, сопровождаемая тихим «ыхыхых» Йоллы.

Несчастный наречённый тихо хлопал ресницами вслед. Арделл с выражением полнейшего спокойствия любовалась потёками на потолке.

Я почти кожей чувствовал, как по мне прошёлся, в общем, обычный день в «Ковчежце».

ПЕРЕКРЕСТЬЕ. ПРОГУЛКИ ПО НОЧАМ. Ч. 2

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

В карамельно-сиропных книжонках, которые страстно глотает Плакса, юнец-воспитанник знатного аристократа часто влюбляется в дочь этого самого аристократа. Потому как влюбляться ему больше не в кого: только эта девица перед глазами. Родители девицы в книжонках не в восторге от такой неравной любви. Юнец обычно получает здоровенный пинок под седалище и отправляется свершать великие деяния (выручать драконов, побеждать королей или наоборот). А высокородная зазнобушка сидит себе да капает слезами из высокой башни – в ожидании счастливой концовки. Или бежит на поиски любимого, переодевшись в жрицу Целительницы.

По страницам любой такой истории обязательно раскидана куча фраз типа «вечная любовь», «я люблю его с детства», «он всегда был со мною», «он мне ближе, чем брат». Это даже не зависит от количества горячих лобзаний и счастливых соплей в финале.

Из нашей с Его Светлостью Рыцарем Морковкой истории такую книжонку состряпать не получится.

Для начала – никакого «он всегда был со мной». Я отлично помню, как папаня приехал в поместье мрачный – весной, у яприлей брачные песни начались. У папиного дружка рыжебородого Олкеста что-то такое тоже брачное началось. Потому как папаня сказал – дядьку Рыжеборода убил какой-то рогоносец.

– Как единороги в поединке за самку? – спросила я у папани, и тот фыркал-фыркал и вытирал красные щёки. И кивал мамане – мол, восемь лет, а смышлёная! А она улыбалась, потому что он улыбался, но шептала, что это неуместно, и мне не надо знать, и траур...

Потом стало понятно, что не было нормального поединка на рогах, а был скучный магический, потому что какой-то там Мечник поймал рыжего Олкеста со своей женой, ну и решил с ним разобраться. У Рыжебородки тоже осталась жена, про которую папаня сказал, что она любит крутить хвостом. И что она молодая и загрызёт пасынка.

– А ты дай ей по носу, чтоб не грызлась, – предложила я папане. – С керберами помогает.

И он зафыркал и согласился:

– Вот уж надо бы! Ну, мальчишку я не брошу. Обещал другу – и не брошу.

Про Рыжебородку-Олкеста слуги всегда шептали, что он был такой себе отец. И муж. И что он первую жену куда-то там свёл в Водную Бездонь. И вечно просил у папани денег. И аристократ он был «захудалый», что ли. Только они с папаней вечно охотились вместе и влезали во всякое. А мне Рыжебородка привозил птенцов скрогга и ещё щенка кербера. И говорил, что ему б такую боевую дочку, а то сын у него…

– Он балбес, – сказала я папане, припомнив, как Олкест хотел с ним поменяться.

Папаня хрюкнул, и у него жалобно затрещали пуговки на камзоле. А мама зашептала всякое про «Бедный мальчик, мы должны быть добры к нему, он теперь совсем сирота, Мелони, ты должна поступить достойно…»

А через сколько-то дней балбеса-мальчика-сироту привезли, и шепотки слуг говорили странное – что папаня его купил у мачехи за хорошую цену.

Балбес оказался высоченным, костлявым и худющим, будто кто не посмотрел, что ему одиннадцать, а вытянул на все шестнадцать. Волосы цвета спелой тыквы. И на лицо рыжина тоже затекла – с волос, видать. Сплошная рябь веснушек.

В охапке Олкест-младший держал дюжину рыцарских романов, которые его здорово перевешивали. Он в них вцеплялся, как голодный яприль – в репу. И смотрел поверх книг на весь мир с беспощадной суровостью.

– Я Мел, – начала я довольно-таки светски. – По деревьям лазаешь?

Папаня забухал хохотом, а юнец вцепился в книжки покрепче и замотал головой.

По следу он ходить тоже не умел. И не видал брачных игр единорогов. Это мы выяснили тут же. После чего я подумала, что к нам в поместье заявился довольно никчемный тип. И приложила:

– Принцесска.

Повернулась и потопала кормить собак под громовой папашин хохот.

– З-зато хорошо плаваю, – пробубнил бесполезный тип себе под нос почти неслышно. Но у меня всё ж таки Дар Следопыта.

– Значит, мне можно с ним к озеру, да?

На озере жили две гидры, довольно-таки мирные. Ещё там была целая куча интересных рыб и одна истеричная черепаха Крайя (по имени моей горничной). Я по уши залезала в воду, или обшаривала норки зубастых прибрежников, а Янист сидел на камнях и читал. Иногда оттаскивал от воды. Или без особой симпатии глядел на притащенную к нему краснобрюхую жабень. Или лез по моим наущениям доставать из воды клапан с яйцами озёрной халатеи.

Ещё иногда тренировал Дар Воды – тогда озеро от меня убегало. Или приволакивало мне что-нибудь интересное. В этом смысле полезность Принцесски оказалась исключительной.

Правда, довольно скоро выяснилось, что младший Олкест умеет разговаривать. Вернее, его не заткнуть. Как только начнёт рассказывать о вычитанном в этих его пылесборниках. Будь его воля, он бы не вылезал из библиотеки, в ворохах страниц и обложек, среди унылых личностей – храбрых Мечников, весёлых Стрелков и прекрасных Дам. Мне эти историйки были поперёк горла – потому что альфинов, виверниев и драконов эти храбрые сволочи неизменно убивали.

Так что раз я сказала, что в нормальной сказке обязательно должна быть Усмирительница Животных.

– Это ещё зачем? – опешил Принцесска.

– Потому что дурость – что их там нет, а только рыцари и дамы. И вообще – я хочу быть Следопытом и Усмирительницей.

– Так не получится, ты же знатного рода.

Сам Рыцарь Морковка, конечно, хотел спасать знатных и прекрасных на каждом шагу.

– Ну, и у тебя не получится, – отрезала я. – Потому что ты рыжий.

Принцесска засопел, а потом поделился:

– А я… стану пиратом и отправлюсь в плавание за Рифы, открывать новые земли.

На этом мы и порешили. В историях вместе с рыцарями теперь появлялась Усмирительница, которая укрощала злобных драконов. Дамы как-то спасались при помощи весёлых альфинов. Я учила Рыцаря Морковку лазить по деревьям, дразнила Его Светлостью и слушала сказки про море, пиратов и шторма.

Папаня таскал Яниста на охоту, учил фехтованию и всяким там видам оружия и был по горло доволен воспитанником. Даже заявил, что непременно нас поженит.

– А что? К чёрту предрассудки про неравенство! У Олкестов в роду всего-то колен восемь – так что малыш после свадьбы уйдет в наш род. Драккант из него получится на загляденье. И наша егоза с ним не пропадет – ха! Знаешь, что он мне заявил? Что будет защищать её до конца своих дней ценой жизни!

Не припомню, как такое понравилось моей мамане. Очень может быть, что совсем не понравилось. Только вот ей до меня не было особого дела, а до папани было и еще какое, так что чем там еще могло кончиться, кроме обычного «Если ты так хочешь, дорогой».

Я отнеслась к помолвке равнодушно – меня больше интересовало, можно ли мне взять единорога на конюшне и поскакать в леса имения. В конце концов, почему бы и не замуж? Загрызать Морковку не буду. Питомник заведём для больных животных. Мачехе его пошлем в подарок три сотни пудов навоза яприля – вот она обрадуется!

Рыцарь Морковка – тот малость рехнулся на всём этом, принялся таскаться по пятам и опекать. Но как я ему зарядила в нос – вернулся в разум.

Словом, всё это дело насчёт женитьбы казалось решенным и продуманным. А сорвалось из-за смерти моих.

Когда опекунство надо мной взяла сестра папани – она много от чего пришла в ужас. От моих манер и увлечений, и от дерзости с непочтительностью. От неумения носить платья. Больше всего – от Яниста.

– Он тебе не ровня, дорогая, совсем не ровня, – ворковала, пока пыталась обрызгать меня вонючими духами. И закатывала глаза и начинала нудную песню, что это непристойно, и недостойно, а мне нужно подобрать достойную компанию.