Великий диктатор (СИ) - "Alex Berest". Страница 17

Надо признать, что зимняя рыбалка, на которую приезжали горожане к нам, им очень понравилась. До такой степени, что возникла даже предварительная запись на очередь из тех, кто приезжал с ночевками. Так как домиков с отоплением было всего два. А через месяц к отцу с дедом подошёл один из клиентов, который по совместительству был владельцем нескольких мебельных фабрик в нашей губернии. С предложением оформить патент на эту удочку и начать промышленный выпуск. Весь этот разговор происходил при мне, так как мужик подошел к нам в тот момент, когда взрослые учили меня натирать лыжи сосновой смолой. И я был только рад, что он отвлек их от этого, совершенно не интересного мне занятия.

- И что мы будем с этого иметь, херра Гуннарссон? - поинтересовался отец.

- О! Я возьму на себя все юридические и финансовые расходы по патентованию у нас, в Шведской унии и в России. А вам я предлагаю пять процентов с каждой проданной удочки.

- Всего пять? - удивился дед и тут же неожиданно согласился. - Хорошо, пять так пять, мы согласны. Давайте завтра встретимся у вас в городе и обговорим все детали.

Но отца, эти пять процентов не устроили и возмутили. И он всё своё недовольство высказал деду, когда промышленник ушёл на лёд, продолжать ловить рыбу.

- Дурья твоя башка, - отругал его дедуля, когда выслушал много неприятного про свою деловую хватку. - А ведь он мог ничего нам не предлагать. А просто запатентовать нашу идею. Тьфу. Не нашу. А вон его, - он кивнул на меня. - И получал бы барыши, а мы бы ничего и не знали. Так нет, подошёл, предложил, не поступил подло. Ну, а то что мало? Так не мы выпускать будем, и не нам расходы на оформление нести. И учти, - он погрозил пальцем сыну. - Пока я жив, половину из тех пяти процентов, мы будем отдавать Матти. Или не согласен? Или сам хочешь своего сына обокрасть?

- Да что ты несёшь старый? Я прекрасно понимаю, что эту удочку придумал мой сын и это его деньги. Сколько их будет, правда? Зима кончается, лето на носу.

- Это, - пропищал я, привлекая их внимание. - Надо картинки нарисовать, как этой удочкой управляться. И ящик для сидения сделать.

- Рисунки это хорошо, - согласился со мной дед, - Вот завтра я тебя в город и возьму, где ты и объяснишь, что имел ввиду. А что за ящик ты ещё придумал?

Я, как мог, в простых словах, объяснил принцип переносного ящика-сидушки для рыбака. Тут же был зван Эса, которому пришлось объяснять повторно, но он быстро уловил суть идеи, и на следующий день мы в город повезли не только рисунки, которые по моим словам нарисовала мама, но и пробный ящик.

…..

В марте исполнилось шестнадцать лет Ахти. Братишка ждал этот день рождения как второе пришествие, ибо с этого возраста отец разрешал сыновьям курить. В тайне, которая не была уж такой тайной, он покуривал и раньше. В компании своих дружков. Предки, улавливая запах табака от него, только морщились или обходились мягкими наказаниями, лишали его сладкого или поездок куда-либо. Порол его отец за курение всего дважды. Первый раз это было ещё до моего явления, а второй, на свадьбе Эса, когда отец поймал его буквально с дымящейся трубкой в зубах.

Курить в доме было напрочь запрещено женщинами, поэтому после того как дед Кауко вручил Ахти кисет с табаком, а Эса, самолично выструганную трубочку, вся компания курильщиков удалилась на улицу. Были они там, правда, не долго. Буквально через пять минут вернули нам Ахти, всего в соплях, слезах и явно задыхающегося.

Мне, видевшему, как выглядит мгновенная аллергическая реакция, всё стало понятно очень быстро. А вот взрослые не на шутку перепугались.

- Я не понимаю! Он закурил, закашлялся, а потом началось вот это, - оправдывался отец перед матерью и бабками.

- Может, табак какой неправильный? - предположил дед Хейди.

- Да мы все его курили! Нормальный табак! - почему-то орал в ответ братец Эса.

В общем, бардак и неразбериха. Мать вытирает слезы и сопли у Ахти, а бабули мечутся по гостиной, время от времени наезжая на курильщиков. Попытался вспомнить, что принимала моя супруга во время нечастых приступов. Ведь у неё была аллергия на цитрусовые, и она старательно их избегала, но иногда они попадались в каких-либо других продуктах. О! Вспомнил! Как-то не оказалось под рукой её лекарства, и она себя лечила настойкой валерианы. По-моему, я видел у бабушки Ютты пузырёкс такой настойкой.

- Ба, а, ба, - подошел я к расстроенной и заплаканной бабуле. - Ему надо настойки валерианы дать.

- Откуда ты это знаешь? - удивилась та.

- Читал в шведской газете, - соврал первое, что пришло мне в голову.

- Ну и ладно, хуже не будет, - согласилась со мной старушка и кинулась за своим лекарством.

Вскоре Ахти был напоен настойкой. И, о чудо, через десять минут дыхание его выравнялось, а слезы и сопли исчезли. А родственники, узнав от бабы Ютты, что это мой совет, насели на меня с допросами.

А что я мог им сказать? Твердил, как мантру, о прочитанной статье в шведской газете, какие частенько привозила матушка из города. Эти газеты у нас долго не задерживались, их исправно забирал отец на растопку коптильни, и бабули, которые выяснили, что газеты со свинцовым шрифтом, идеальная защита от моли.

Я раньше думал, что их, газеты, в девятнадцатом веке использовали как туалетную бумагу. Но ошибся. Туалетная бумага здесь присутствовала как отдельный вид бумажных изделий. В наших туалетах, на бронзовых крючках, висели, сшитые проволокой, пачки нарезанной желтоватой бумаги. Как отрывной календарь. Я конечно удивился наличию такой цивилизации в сельском туалете, но больше всего меня убило то, что эту бумагу выпускала компания Нокия.

Как-то летом, мы с дедом Кауко были в Улеаборге. И он там, кроме всего прочего, купил и десять пачек туалетной бумаги. Я как узрел на пачках знакомое название, так сразу принялся у него выяснять, что это и откуда.

- Нокия? - дед задумчиво почесал затылок. - Село такое есть, крупное, больше нашего Яали. Рядом с городом Тампере. И там её и производят. Наверное бумажная фабрика.

И вот сейчас дед Кауко наседал на меня в надежде выяснить содержимое якобы прочитанной мной статьи. Все остальные родственники горели тем же желанием. А самым активным выспрашивальщиком был Ахти, которому не терпелось узнать, сможет он курить или нет.

Пришлось сочинять на лету, что в газете писали про женщину, которая начинала задыхаться, и у неё шли слезы из-за употребления в пищу яиц.

- Точно! - воскликнула бабушка Тейя. - Совсем как у Сары Корхонен, жены лесничего. Та тоже не может яйца есть, такое же начинается.

Мама с бабой Юттой согласно покивали, а я продолжил рассказ о том, что той женщине от приступов помогали настойка валерианы и вдыхание кокаина. Кокаин я приплёл сюда только из-за того, что вспомнил, что в это время им лечили всё что только можно.

- И когда я увидел, что у Ахти такие же проблемы, как у той женщины, то вспомнил и про лекарство. Я думаю, что это у него от табачного дыма, - пролепетал я напоследок и поймал злой взгляд братца.

- Так, ясно, что ничего не ясно! Он же покуривал до этого и не задыхался! Надо ехать в Гельсингфорс, показать Ахти врачам в университетской больнице, - подвела итог мама.

Глава 9

- Пойдёмте смотреть ваш поезд, - произнёс брат Кауко, держа меня на руках. - Как я по вам соскучился, если бы вы только знали, - эмоционально признался он нам с Ахти, как будто мы не виделись с ним пару недель назад.

На вокзал Улеаборга мы приехали за час до отправления поезда. И изрядно замерзли в дороге, хотя и был уже конец марта. Здание вокзала встретило нас теплом двух топящихся печей и гомоном людей, ожидающих подачи состава. Там же, в закутке телеграфистов, мы нашли и Кауко, который, подменившись, вышел к нам.

И первым делом сграбастал меня в охапку и взял на руки. А я что? А я не против, пусть носит. Родители отправились в кабинет к херра Нюбергу, забирать у того наши билеты. Уж не знаю как, но матушке удалось уговорить отца купить билеты в первый класс. В отличие от остальной империи, в княжестве на железной дороге не было сословных делений, и наш родственник спокойно приобрёл нам билеты, о чём и сообщил в телеграмме. Как хорошо и удобно иметь рядом телеграфную станцию.