Великий диктатор (СИ) - "Alex Berest". Страница 35

Так как Рихтер ещё не придумал свою шкалу, а я подозреваю что этот учёный ещё даже и не родился, то силу нашего землетрясения выясняли шведы. Как мы узнали из шведской прессы, в городе Лулео, в местном отделении королевской академии наук, был установлен сейсмограф Милна. И соответственно, этот прибор измерял колебание почвы по шкале Милна. Кто такой этот Милн, газета не сообщала, зато мы узнали, что в эпицентре землетрясения сила толчков достигала восемнадцати баллов по шкале его имени.

Народ активно шутил, что это Йоулупукки устроил землетрясение, чтобы разбить часы. Так как именно Рованиеми считался родиной этого рождественского козла.

В наше время, насколько я помнил, этот козёл трансформировался в Санта-Клауса. Предприимчивые финны даже выстроили рождественскую деревню, к которой зимой, запускали специальный поезд-экспресс из Хельсинки.

Предсказание деда Хейди начало сбываться даже раньше, чем наступил новый 1899 год. Мой братец Ахти прямо на рождественском обеде заявил, что весной собирается поступать в церковное училище в Карлебу. И показал всей семье рекомендательные письма не только от нашего пастора, но даже и от Улеаборгского епископа.

- Если вы меня не отпустите, то я сам уйду, - заявил он отцу и дедам, которые стали отговаривать его от этого поступка. - Мне в марте будет восемнадцать лет, а паспорт у меня уже есть. Денег я скопил.

И он попытался уйти из-за стола, сделав вид, что обиделся. А может и правда обиделся. Но это ему не позволила матушка, криком заставив вернуться на своё место.

Через пару недель споров и ругательств внутри семьи, победу над финнами Хухта, одержали шведы Сала. И Ахти разрешили поступать в церковное училище, но не в Карлебу, а в Стокгольме. Как заявила мама:

- В Кокколе у нас родственников нет, а вот в Стокгольме есть. Да и образование в столице Шведской унии намного лучше.

В общем, матушка повезёт в мае Ахти в Швецию поступать в училище, а заодно навестит всех родственников. Короче, начался форменный дурдом. «Надо пошить Ахти костюм», «надо пошить мне новое платье», «у меня старый салоп, нужен новый», «нужны новые обувь и шляпка». Деды и отец сбегали с утра пораньше из дома, чтобы не пришлось вновь везти её в город за жизненно необходимыми ей вещами. Маму это не смутило и она мобилизовала себе в извозчики беднягу Ахти, который вскоре и сам был не рад, что признался родителям об уходе в священники.

- Лучше бы я сам потихоньку сбежал, оставив записку, - жаловался он мне.

…..

Сразу после Нового года отец вновь использовал меня как арбитра. Правда, не по своей воле. Выловил меня на берегу озера, где я с детворой с увлечением строил снежный городок, и повёз в село.

- Па! А мы куда? - начал я его допрашивать, как только сани тронулись.

- В церковь.

- А зачем?

- Рассудишь нас. У нас там спор вышел.

- А почему я? - мне ещё были памятны события, связанные с беременностью Тю, и вновь становиться арбитром в чём-то подобном не тянуло. - А с кем спор?

- Матти! Помолчи. Приедем, увидишь.

В знакомом мне по прошлым сюда визитам кабинете отца Харри обнаружился он сам и наш участковый, старший констебль дядя Раймо. Лычку на свой синий погончик с гербом княжества он получил недавно и очень гордился ею. Если раньше он очень берег свою форму и шинель, предпочитая обходиться гражданской одеждой, то теперь таскал шинель с погонами даже в сильные морозы.

«И вот зачем отец меня сюда притащил?» - думал я, вежливо здороваясь с пастором и полицейским:

- Здравствуйте, святой отец. Здрасте, дядя Раймо.

- Хо-хо! А вот и наш малыш Матти! - старший констебль пошел мне навстречу и начал пальцами своей правой руки играть с помпоном на моей лапландской шапке.

Я, как мог скорее, стянул свой головной убор, чтобы голова не начала колебаться вслед за довольно массивным помпоном.

Этот шерстяной шарик у меня на шапке появился на следующий день после Рождества. В памятный обед, когда Ахти объявил о своём намерение стать священником, брат Эса попытался спасти праздничное семейное мероприятие, переключив внимание на меня. Точнее, на мою лапландскую шапку.

- Мам, а чего это у вас Матти носит женскую шапку?

- Что ты выдумываешь! - раздраженно ответила ему мать.

- Ничуть. Ты же знаешь, что я три года дружил с лапландцами. С Пертти и Паси Мяки. У них, если шапка без помпона, то это значит женская.

- Почему? - влезла заинтересовавшаяся Анью.

- Помпон означает рога, мужчин. А женские головные уборы без них.

- Да ну, херня! - не вытерпел и дед Кауко. - У самочек оленей тоже рога есть. Может они просто так детей различают? Есть чё на шапке — мальчик, а нет — девка.

- Что мне сказали, то я вам и говорю, - немного обиделся Эса.

- Да может они всё выдумали! - не выдержала мама. - Помню я этих Мяки! Это же они научили тебя делать луки и стрелять из них! А ты, дурак, и рад стараться, чуть деда Хейди не пристрелил.

- Ну, не пристрелил же, Эмма. Чего ты теперь старое вспоминаешь? А про шапку, да, верно, есть у них такое. То ли помпон носят, то ли гребень. А ну, Матти, принеси свою шапку, - отдал мне распоряжение дед Хейди.

Вскоре женская часть забыла про бедного Ахти и с увлечением обсуждала что надо пришить и как. В итоге, получился громадный помпон, чем-то мне напоминавший подобные украшения на обуви греческих гвардейцев. Не думаю, что в Лапландии именно такое, но мне понравилось. И не мне одному. За год в селе случилась прям эпидемия моды на подобную шапку с помпоном. И уже на следующую зиму более половины местных мальчишек обзавелись похожим на мой головным убором.

- Здравствуй, Матти! Иди, садись на ту лавку, - пастор тоже подошёл ко мне и подтолкнув в спину, вывел меня из воспоминаний про модернизацию моей шапки.

Прежде чем усесться на предложенное место, я стянул тулупчик, в кабинете было изрядно натоплено. Сел и вопросительно уставился на эту троицу. Чего это официальной и номинальной власти на селе потребовалось от меня, мелкого?

- У нашего телеграфиста, Обрама Някова, есть семья, которую он хочет перевезти в наше село, - начал рассказывать мне пастор. - А у нашей общины, которую возглавляет твой отец, появились деньги чтобы в этом помочь телеграфисту, - он скептически ухмыльнулся и бросил взгляды на отца и дядю Раймо, отчего те внезапно покраснели. - И у меня с ними возник спор, который ты должен и разрешить.

- Я? Почему? А что за спор?

- Ты, потому что косвенно связан с появлением этих денег. Молчи, не спрашивай, я всё равно тебе не отвечу почему так, - он даже выставил перед собой ладонь, призывая не задавать вопросов, хотя я и догадывался о происхождении этих средств. - А спор… Твой отец и наш старший констебль предлагают отдать эти деньги переселенцам, а я предлагаю выкупить пару пустых подворий и подарить им. Мы долго спорили, и мне пришла в голову идея использовать тебя как судью. Я в курсе того, что больница в нашем селе появилась благодаря тебе, Матти Хухта младшему, а не старшему. И раз ты, даже в своём малом возрасте, печёшься об интересах общины, то и здесь примешь правильное решение. Надеюсь, - на последнем слове в глазах священника всё же мелькнуло сомнение.

Я встал и, подойдя к столу, с молчаливого согласия пастора взял лист серой бумаги и карандаш. И решил начать опрос этой троицы с записью ответов, так как в корне не был согласен с тем, как они хотят помочь переселенцам. А для своих выводов мне нужна была показуха мысленной и творческой работы чтобы они поверили.

- Сколько будет переселенцев? - спросил я у священника, на что тот перевел взгляд на главу общины.

- Две семьи, - пробормотал мой отец.

- Это сколько в человеках? - карандаш зажатый в моих руках, так и застыл на первом пункте. - Па. Сколько их приедет? Десять, двадцать или сразу сотня.

- А давайте спросим у Обрама, - предложил наш полицейский, видя что его товарищ малость подзавис.

Пастор хмыкнул, но взял лист бумаги и, усевшись за стол, стал что-то быстро писать.