Черная моль (Черный мотылек) др.перевод - Хейер Джорджетт. Страница 11

— Ради Бога, Лавиния, замолчи! Ты сама не знаешь, что говоришь.

Она прижала ладони к пылающим щекам.

— Нет! Я безрассудна! Требую слишком многого. Я знаю, но только не произноси этого вслух, слышать такое просто невыносимо! И не смотри на меня с таким упреком, Ричард! Ты просто с ума меня сводишь! — она вскочила и заметалась по комнате, словно загнанное животное, впадая при этом в еще большую ярость. — Ну, говори хоть что-нибудь, Ричард! Сделай что-нибудь, не стой, как истукан! О, зачем ты только на мне женился? Я раздражаю тебя и от этого мне становится еще хуже! А ты не видишь и знать не желаешь, что я не могу жить без развлечений и денег. Разве этого следует стыдиться? Может быть. Ну а ты, ты разве лучше? Ну почему ты рассказал мне всю правду об этих картах после свадьбы?.. — ее сотрясали злобные рыдания, разорванный в клочья платочек валялся на полу.

Карстерс повернулся к ней спиной. Ричард не хотел, чтобы Лавиния видела, как больно ранили его эти слова. Это движение привело миледи в еще большую ярость.

— Не смей делать так, не смей! От этого твоего молчания мне становится еще хуже! О, если бы ты любил меня по-настоящему!..

— Но как ты можешь в этом сомневаться? — выкрикнул он и резко развернулся к ней лицом. — Ты прекрасно знаешь, как я люблю тебя! Разве нет? — он схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.

Она вся задрожала, сквозь плач пробился робкий смешок. И вдруг, столь же внезапно, приступ гнева прошел.

— О, да-да! Ведь ты любишь меня, правда, Дики? — она обняла его за шею, приникла к нему всем телом.

— Господь свидетель, да! — выдохнул он, отталкивая ее. — А ты, тебе все безразличны, кроме самой себя!

— Нет-нет! — воскликнула она и снова прижалась к мужу. — Не говори так, Дик. Я люблю тебя, но не могу жить без радости и веселья, ты же сам знаешь, что не могу… Такая уж я уродилась и измениться не в силах. Вот и теперь, обидела тебя, а ведь совсем не хотела этого! Клянусь, не хотела!

— Знаю, дорогая, знаю, что не хотела, но умоляю, перестань вести себя, как ребенок! Постарайся! Ты так импульсивна, так…

— Так и знала, что ты это скажешь, — заметила она ровным мертвенным тоном. — Ты не понимаешь меня. Хочешь, чтоб я была доброй, терпеливой, послушной, но это не в моей натуре.

— Но, Лавиния, постарайся все же как-то контролировать свои… страсти… — мягко возразил он.

— Но я не могу! Мы, Бельмануары, все таковы, такими создал нас Господь. Он создал нас любящими роскошь, развлечения и… безумства!.. — она медленно направилась к двери. — А ты этого не понимаешь и стараешься сделать из меня добропорядочную женушку и хорошую мать. И это при том, что я обожаю жизнь и удовольствия и ничуть не интересуюсь домашним хозяйством! — она приотворила дверь. — И вот теперь голова у меня болит, а ты смотришь грустно и говоришь, что всему виной мой испорченный характер, вместо того, чтобы извиниться и сделать все, чтоб утешить меня. Почему ты не отвезешь меня в Лондон, зная, как мне тоскливо здесь, в этом мрачном доме, где совершенно нечем заняться, кроме как ребенком и рукоделием? Господи, как же я устала от всего этого! От всего! — она уже собиралась выйти из комнаты, но он ее остановил.

— Погоди, Лавиния! Ты говоришь, что несчастна?

Отпустив дверную ручку, она выразительно всплеснула руками.

— Несчастлива? О, нет, просто скучаю. Я натура энергичная, мне все время чего-то не хватает. Я так хочу, чтоб ты был доволен мной, Ричард! Просто невыносимо видеть тебя в печали!.. О, ну почему только мы все время ссоримся? — она импульсивно рванулась к нему, встала рядом и подняла свое красивое личико: — Люби меня, Ричард. Отвези в Лондон и не смей огорчаться, что я сорю твоими деньгами! Скажи, что тебе плевать на деньги! Скажи, что ничто не имеет значения, лишь бы я была счастлива и довольна! Будь необузданным! Безрассудным! Каким угодно, лишь бы не таким старым и мрачным! — она умоляюще воздела к нему руки.

Карстерс нежным жестом откинул шелковистые волосы с ее лба, но глаза его смотрели встревоженно.

— Дорогая, обязательно отвезу, только не сейчас! Тут так много дел. Если б ты могла подождать хотя бы немного…

— Ах, опять это подождать! Опять быть терпеливой и кроткой! Но я не могу! О, ну как же ты не понимаешь, Дики, как ты не понимаешь?..

— Прости, милая. Обещаю, что непременно отвезу, как только будет возможно, и что ты пробудешь там, сколько захочешь!

Руки ее бессильно упали.

— Я хочу сейчас!

— Но дорогая…

— Прекрасно… очень хорошо. Мы едем сейчас же, немедленно! И не смей со мной спорить!

Он окинул ее встревоженным взглядом.

— Ты утомлена, любовь моя, ты устала и…

— Да, — тут же согласилась она. — Устала, а потому иду сейчас же и отдохну. Прости меня, Дик! — поцеловав кончики пальцев, она послала ему воздушный поцелуй. — Когда-нибудь я исправлюсь, — и с этими словами она повернулась и выбежала из комнаты, оставив дверь распахнутой настежь.

Какое-то время Ричард молча созерцал следы ее присутствия в библиотеке. Механически наклонился, подобрал с пола вышивку и клочки платка. Два цветка, выдернутые из вазы, оказались сломанными и он выбросил их в окно. Затем вышел из комнаты на залитую солнцем террасу и оглядел прекрасные сады, тонущие в голубоватой дымке.

Через лужайку к нему бросился мальчик лет четырех-пяти, махая испачканной ручонкой.

— Папа!

Ричард глянул на него с террасы и лицо его осветила улыбка.

— Что, Джон?

Малыш карабкался по ступенькам, выпаливая на ходу новости.

— Там дядя Эндрю, сэр. Он прискакал на лошади повидаться с вами и ищет вас в саду.

— Вот как? А где он оставил лошадь? В конюшне?

— Да, сэр… Я бежал сказать…

— Очень правильно поступил. Пойдешь со мной его встретить?

Лицо мальчугана так и просияло от радости.

— А можно?.. — и он сунул ладошку в руку Ричарда.

Они вместе спустились по ступенькам и пересекли лужайку.

— А я удрал от Бетти! — похвалился Джон. — А вон и дядя Эндрю! — и он бросился навстречу приближавшейся к ним фигуре.

Лорд Эндрю Бельмануар приходился Ричарду шурином, а нынешнему герцогу Андоверскому — братом. Он подошел к нему, держа маленького Джона на руках, и поставил его на землю.

— Добрый день, Дик! Какой, однако, бойкий у вас мальчик!

— Да. Только что сбежал от няни.

— Отлично! Джон, идем с нами и еще раз обдурим толстуху Бетти! — с этими словами он взял Ричарда под руку. — Идем, Дик! Мне так много надо тебе сказать! — и он скроил нарочито сердитую гримасу.

Мальчик побежал к лесу, по пятам за ним мчался огромный булль-мастиф.

— Ну, что на этот раз? — спросил родственника Ричард.

— Рука самого дьявола вмешалась, не иначе! — ответил его светлость, удрученно качая головой.

— Долги?

— Бог ты мой, да! Вчера заглянул к Дилеби, ставки были страшно высокие. Короче, проиграл три сотни, это вместе с тем, что я должен Кэрью. И откуда их теперь взять, ума не приложу! Этот Трейси корчит из себя праведника и божится, что больше не одолжит мне и пенни. Говорит, что скорее увидит меня проклятым Господом Богом, в чем лично я сильно сомневаюсь…

Трейси и был герцогом. Ричард насмешливо улыбнулся — он уже одолжил его светлости тысячу гиней, расплатиться с одним «пустяковым должком».

— Денег он ни за что ни даст. К тому же и взять их ему негде.

— Неужто? Нет, он поистине невозможен! Не далее, как две недели тому назад, Трейси был в городе и ему дьявольски везло! Я тебе честно говорю, Дик, сам видел, как за одну только ночь он унес пять тысяч чистыми! А мне отказал в каких-то жалких трех сотнях. Бог ты мой, и это называется брат! И еще строит из себя ангела небесного, словно покерных костей и в глаза не видывал!.. Можно подумать, что я какой-нибудь карточный шулер… гм! Ох, прости, Дик! Страшно извиняюсь. Ляпнул не подумав, совсем забыл о Джо… Вот дурак так дурак! — Ричард, заслышав это, поморщился.

— Ты же не нарочно, — выдавил он усмешку. — Ладно, хватит извиняться и продолжай.