Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич. Страница 29
- Оставьте меня, ваше величество! – кричала ему Дю Барри, - отпустите меня. Я устала от пренебрежения, которому я ежедневно подвергаюсь от вашего несносного министра.
Король сдался. И был отхлестан на славу. Так, что на следующее утро завтракал стоя. Зато Шуазель был повержен. На очереди был вопрос о его преемнике. Сам Людовик склонялся к кандидатуре кардинала Рогана, принц Конде выдвигал вперед Вержена, а Дю Барри – объявившегося, наконец, Эгильона.
- Все! Терпение мое лопнуло! – заявила она своему любовнику. – Завтра же отправляйтесь к королю, благодарите его за назначение.
- Но, Жанна! – недоумевал Эгильон, - Как?
- Это мое дело! – отрезала Дю Барри. – Отправляйтесь и все.
Королю же она сказала следующее:
- Завтра придет Эгильон благодарить ваше величество за назначение.
Людовик промолчал. Эгильон испугался и не пришел. Но фаворитка настояла, и герцог был вынужден предстать перед королем. Выслушав слова благодарности, Людовик ничего не ответил.
- Молчание – знак согласия! – провозгласила Дю Барри. Назначение состоялось, и Эгильон стал во главе внешнеполитической кухни Франции.
Фридрих Великий, сидя в Потсдаме, в своих записках отметил:
- С падением Шуазеля, падут и все его проекты, потому что новые министры обыкновенно ведут дела наоборот, чем как они шли при их предшественниках.
И это действительно так. Эгильон радовался если разваливалось что-нибудь из начатого Шуазелем, если шло успешно, как в Швеции, и мы это увидим, то он не мешал, но начинать что-либо новое было для него невероятно сложно. На словах он пытался, но на деле… Эгильон говорил русскому посланнику Хотинскому:
- Я пытаюсь делать шаги к сближению с вашим двором… мы ищем только одного – жить с вами в мире. – Но это было сказано так нерешительно… Хотинский усмехнулся:
- Право, ваше сиятельство, вы бы оказали услугу и туркам и нам и всему человечеству, уговорив Порту прекратить войну.
- Ах, - вздохнул герцог, - как нам подать им такой совет, когда мы же и побудили турок к войне!
Последнее, что удалось предшественнику Эгильона, так это скрепить брачными узами Южный союз. Мария-Антуанетта выходила замуж за дофина Людовика. Празднества были грандиозные.
Шведский королевский полк из скукоты провинциального пребывания и отправился встречать юную принцессу. Батальон Стединка нес караульную службу у Пфальцбурга, где заночевала бедняжка Мария-Антуанетта. Почему бедняжка, спросит читатель? А вы представьте себе четырнадцатилетнюю девочку, оторванную от своей семьи, лишенную всего, что могло бы о ней напоминать, даже крошечной любимой собачки, при этом принужденной раздеться догола на границе государств, не только в присутствии чужих придворных дам, но и (о, ужас!) мужчин. Ее лишили всего: багажа, платьев, белья, служанок, собачки, кареты, драгоценностей, с нее смыли «австрийскую» пыль, заставив принять ванну, ее переодели во французское белье, ей дали на выбор целый гардероб из платьев, шляпок, туфелек и прочих предметов, столь необходимых придворной даме. Ей торопливо объясняли кто есть кто при дворе, и старались погрузить в интриги Версаля, одновременно вовлекая в ту или иную дворцовую партию. Марии-Антуаннете хотелось разрыдаться, когда ее лишили любимой собачки, но одна из встречавших статс-дам, графиня де Буффлер , заметив навернувшиеся было слезы, усмехнулась:
- Ваше высочество, стоит ли жалеть об одной собачонке? Вы скоро получите все, что только пожелаете! Когда станете женой дофина. И…
- И что еще? – дрожащими губами спросила юная принцесса.
- И сумеете понравиться мадам Дю Барри! – многозначительно пояснила графиня Буффлер.
- Кто это? – изумилась Мария-Антуанетта.
- О…, эта дама имеет значительный вес при нашем дворе. Ибо то, что хочет она – хочет король! Правда, она пока еще не добилась «права табуретки» в отличие от своей предшественницы.
- А если я ей не понравлюсь? Или она мне не понравиться? – юная австриячка проявляла характер.
- Вы тогда будете не одиноки. – Невозмутимо отвечала вторая дама, Беатриса де Шуазель-Стенвиль, герцогиня де Грамон . – Тем более, что вы, ваше высочество, принцесса крови. И это будет понятно. Не многим при дворе по душе выходки этой грязной шлюхи.
- Я думала, - Мария-Антуанетта опустила очаровательную головку и тихо произнесла - мне нужно понравиться своему жениху, дофину Людовику, а также его деду, королю Франции.
Обе придворные дамы изумились детской наивности:
- Дофину? Да у него на уме одни игры, охоты и вечное желание поесть. Как будто за королевским столом его мало кормят. Не смотря на свой возраст, он мало интересуется женщинами, если не сказать, что вообще они ему не интересны.
- В отличие от царственного деда!
- Вот ему-то вы можете понравиться! – и обе рассмеялись.
- Но… - принцесса совсем растерялась. Головка шла кругом. Король, дофин, Дю Барри. Не смея больше ничего спрашивать, она замолчала, поджав губки:
- Ах, будь что будет!
Кто бы тогда сказал бедняжке, что жизнь свою она закончит под ножом гильотины. Так решит революционный трибунал восставшего французского народа. Народа, который так никогда и не полюбит свою королеву.
Курт Стединк равнодушно посмотрел на детское личико принцессы, выглянувшее из окна кареты, что проследовала мимо его гвардейцев.
- Миловидна! – лишь отметил про себя, - и достанется этому увальню-дофину. Вот уж право один из самых дурных и ограниченных молодых людей, что доводилось мне встречать. – Подумал юный барон. Но тут же отвлекся. Его занимало совсем другое. Стединк знал, что скоро следует ожидать приезда шведского принца Густава с его младшим братом Фредериком Адольфом. С его приездом, барон связывал очень многое. Да, посланник в Париже граф Кройц благоволил к юному Стединку, и даже пригласил его в прошлом году в Компьен, где прошли маневры всей французской армии, но продвижения по службе пока не было. А приезд кронпринца, которого ждал сам король Франции, мог поменять многое в судьбе самого Стединка. Если только Густав не забыл о своих обещаниях…
***
Кронпринц выехал из Швеции:
- В Париж, в Париж! – приговаривал возбужденный Густав. – Как я мечтаю увидеть это город! Я уже ощущаю блеск и красоту Версаля, изысканность вкусов лучших в мире туалетов, нежность ароматов французской кухни, мудрость философов этой удивительной страны. Ах, милый Шеффер, - принц коснулся плеча своего воспитателя, - как я благодарен, что вам удалось заставить наш риксдаг разрешить мою поездку. Когда я стану королем, я избавлюсь от этой необходимости лишний раз просить о чем-то наш продажный парламент. Как они мне все надоели, Шеффер! Словно не шведы, а русские сидят в моем парламенте.
- Вы правы, ваше высочество, - склонил голову воспитатель. – Но только прошу об одном…
- О чем, мой дорогой друг и учитель? – нетерпеливо бросил Густав, в волнении сорвав с себя перчатки и швырнув их на сиденье кареты.
- Об осторожности, мой кронпринц. Мы разыграем эту партию, как по нотам, сперва добившись полной поддержки Франции, самой могущественной страны на континенте, затем Пруссии…
- Там правит мой дядя, Великий Фридрих! – пылко воскликнул Густав. – Он поддержит меня во всем.
- Да, ваше высочество! – опять склонил голову мудрый советник, но про себя подумал, - ты плохо знаешь, мальчик, старого Фрица. Он и пальцем не пошевельнет без выгоды для себя.
- И Англии, - продолжил вслух Шеффер.
- Английские лорды помогут мне в восстановлении самодержавия. И если не своим могучим флотом, то звонкими гинеями из подвалов своих банков. Но ты забыл, учитель!
- Кого, мой кронпринц?
- Еще есть Турция! Которая сейчас изнемогает в борьбе с Россией, и будет рада нашей помощи.
Шеффер испугался далеко идущим планам будущего короля.
- Но…, - нерешительно стал возражать, - ваше высочество, мы не связаны никакими трактами с Портой, и… - добавил, подумав, - на мой взгляд не стоило бы дразнить русского медведя. Он очень силен. А наша бедная Швеция…