Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич. Страница 65

И вот настал победный час, когда его яхта возглавит поход против русских. Короля провожал весь Стокгольм: королева, родственники, сановники, царедворцы, придворные дамы, сенат, пажи и народ. Садясь в шлюпку, на приветствия он отвечал двукратным «Ура!». Король располнел в последнее время, его зубы были в удручающем состоянии, но Густав был полон энергии поднимаясь на борт яхты:

- Ах, Мориц! – воскликнул он, обращаясь к Армфельду, - вот я и перешел Рубикон и бросил свой жребий. Предоставим мечу решать судьбу мира! Теперь, когда мы отправили мой ультиматум Екатерине, когда мы все-таки вынудим ее начать, так или иначе, сейчас впереди у нас неизвестность. Но я верю в нашу Швецию и в собственный гений! Мы или победим, или погибнем. Но с великой славой! – паруса захлопали, наполняясь ветром, «Амфион» брал курс на Свеаборг.

***

Весь пропыленный и валящийся с ног от жары и усталости, королевский курьер ворвался в дом к шведскому посланнику Нолькену и прохрипел, пересохшим ртом:

- Срочно! Барону! От короля Швеции! – и обессилев, привалился к дверному косяку. – Пить… - попросил жалобно.

Обеспокоенный Нолькен спускался уже по лестнице. Курьер жадно выхлебал поднесенный жбан кваса, и заметив посла, отшвырнул посудину в сторону, из последних сил отстегнул замки на своей сумке и протянул ему пухлый конверт с королевскими печатями. Нолькен выхватил у него послание и поднялся по лестнице, срывая сургуч. Пройдя в кабинет, он разорвал оберточную бумагу, и первое, что его ошеломило, это был почерк самого короля. Густав собственноручно писал Нолькену. Когда барон стал вчитываться в содержание послания, ему показалось, что волосы зашевелились под париком.

- Ужас! Какой ужас! – прошептал посланник в растерянности. – Как я смогу это зачитать императрице.

Он бросил бумаги на стол и обхватил голову руками.

- Что делать? Что делать? А-а-а – запричитал дипломат. Немного опомнившись, он задумался:

- О том чтоб это, - он покосился на письмо Густава, - передавать и зачитывать перед Екатериной, перед всем двором и посланниками, не может быть и речи. Я этого делать не буду. Надо срочно уехать из Петербурга. В Лифляндию. К жене. Пусть Шлаф пойдет. А я… прочь, прочь из Петербурга.

***

Советник посольства Шлаф дрожащим голосом читал ультиматум Густава среди гробовой тишины замершего вместе с императрицей двора:

- В течение своего семнадцатилетнего царствования король старался сохранить мир с Россией, которая… подавала много поводов к неудовольствию, продолжая против короля происки… и сеять раздор и замешательство в шведском народе… Король надеялся на благоразумие императрицы и, - Шлаф замялся, но продолжил, - и не решался на разрыв даже в ту пору, когда Россия страдала от войны, от голода, от язвы и возмущения Пугачева, когда приближение мятежника заставило трепещущую Москву просить скорой помощи, для чего императрица была принуждена оставить свои границы обнаженными и без защиты.

Тишина в зале стояла такая, что было слышно, как билась о стекло муха. Екатерина подалась вся вперед. Черты лица обострились, пальцы впились в подлокотники трона и побелели. Ее ноздри хищно раздувались. Шлаф перевел дух и, не обращая внимания, на потоком лившийся с него пот, продолжил:

- …если б тогда король следовал тем правилам, по которым действовал Санкт-Петербургский кабинет против Швеции, то мог бы нанести Русскому государству гибельные удары, которые бы коснулись самой особы императрицы… Но король оставался в совершенном покое и надеялся убедить императрицу в своем особенном расположении… но ее министр старался возбудить дух раздора и безначалия, вызвать замешательства в Швеции… превращаясь в возмутителя общенародной тишины…

Король хочет объявить свои условия восстановления мира между нашими двумя империями:

Во-первых, наказать примерным образом графа Разумовского за его происки в Швеции, дабы подобные ему были навсегда отвращены от желания вмешиваться во внутренние дела независимой империи;

Во-вторых, чтоб возместить королю все убытки, понесенные на его вооружение, уступить на вечные времена всю Финляндию, устанавливая границу по реке Систербек;

В-третьих, чтоб ее императорское величество приняла посредничество короля шведского к доставлению ей мира с Оттоманской Портой и уполномочила короля шведского предложить Порте полную уступку Крыма и восстановление границ по договору 1774 года. Но если королю не удастся склонить Порту к миру на таких условиях, то предоставить Порте обозначить границы, какие они были до войны 1768 года. Для обеспечения этого императрице нужно обезоружить свой флот, возвратить корабли, в море вышедшие, вывести войска из новых границ и согласиться, чтоб король оставался вооруженным до заключения мира между Россией и Портой. – Голос Шлафа совсем сник, и чуть слышно он закончил:

- В заключении сказано, что король ожидает в ответ «да» или «нет», и не может согласиться ни на малейшее облегчении.

В полной тишине зала прозвучало громкое, как хлопок:

- Пошел вон!

Шлаф медленно попятился, опустив голову. В дверях его остановил Безбородко:

- Дай сюда! – протянул руку за посланием Густава. Советник безропотно отдал. – Иди, иди, теперича – помахал ему пальцами вице-канцлер.

Посланники дворов иностранных зашептались вполголоса. Сегюр:

- Даже султан бы не посмел обратиться к слабому господарю Молдавскому в таком тоне, в каком Густав написал императрице.

Ему вторил датчанин:

- Даже сам Фридрих Великий, даже этот знаменитый полководец, во главе победоносного войска и имея полную казну, не осмелился бы сделать таких мирных предложений, которые скорее можно счесть за объявление войны.

А прусский граф Келлер высказался откровеннее всех:

- Нота сочинена явно в замешательстве ума.

Екатерина помолчала и, наконец, произнесла, вздохнув глубоко:

- Свету беспристрастному и благоразумному остаются лишь определить цену подобным предложениям. Вице-канцлер! – позвала к себе Безбородко. – Объявите секретарю посольства шведского, чтоб он со всем посольством наискорейшим образом выехал из столицы и за пределы империи Российской. Хорош получил ответ, - усмехнулась, - вон пошел!

- А скажите, Сегюр… - обратилась Екатерина к посланнику Франции. Граф немедленно приблизился к ней, поклонился почтительно, - вот ваша держава традиционно поддерживала короля шведского во всех его начинаниях. Что вы теперь скажите по поводу услышанного?

Сегюр беспомощно развел руками:

- Мне кажется, что шведский король, очарованный обманчивым сном, вообразил себе, что уже одержал три значительные победы.

Екатерина усмехнулась зло:

- Если б он и одержал три значительных победы, - и с жаром, - и даже если б он завладел Петербургом и Москвой я бы ему показала что может сделать во главе храброго и покорного народа женщина с сильным характером стоя на развалинах великого государства. А ныне хватит! – она хлопнула в ладоши, - срочно ко мне графа Валентина Платоновича Мусина-Пушкина. Оскорбления наши многочисленны, хотя и неведомо на что разозлился король шведский. Теперь Бог будет между нами судьей!

Глава 27. Маскарад или «Шведская сказка».

Всякую войну начать легко, но крайне трудно закончить.

Гай Саллюстрий, римский историк.

- А я вас заждался, Стединк, - такими словами встретил бригадир Гастфер возвратившегося из Нейшлота полковника. – Уж думал, не случилось ли что?

- Все прошло благополучно. – Сухо ответил полковник.

- Как вам Нейшлот? – поинтересовался Гастфер.

- Крепкий орешек. Без хорошей артиллерии его не взять. – Констатировал барон.

- Из артиллерии у нас две полковых трехфунтовых пушки, вы же знаете.