Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич. Страница 88
- И что же мне говорить в таком случае? – Левинг смотрел на него широко раскрытыми глазами.
- Что мы – ополченцы, добровольно пошли на войну против шведов. Назовешь какие-нибудь фамилии из знакомых тебе выборгских помещиков, объяснишь, что это они нас снарядили за свой счет. Я слышал, что русская императрица объявила набор охотников в рекруты. Приказала брать всех, кто пожелает, малых, старых, даже увечных и каторжных. А про нас спросят, объяснишь – глухонемые, дескать. – и это продумал Гусман. – Солдатам я все уже разъяснил. Они рот будут держать на замке. Надо - подадут знаки. Видел небось, как глухонемые промежь себя общаются?
Левинг теперь смотрел на капитана с восхищением. К нему снова вернулась уверенность в том, что они выполняют свой воинский долг и их ждут впереди увлекательнейшие приключения. Но ненадолго.
Первой же их жертвой стал небольшой караульный пост. Левинг с содроганием смотрел, как шведы хладнокровно перерезали горло нескольким русским солдатам и одному офицеру, что позволили захватить себя врасплох. Ошеломленный увиденным, он попытался спросить Гусмана:
- А что, разве нам пленные не нужны?
- А зачем? – вопросом на вопрос ответил капитан.
- Как, а допросить? Получить сведения о противнике? – недоумевал юноша.
- Они нам не нужны! Мы посланы убивать! Вам ясно, фенрик? – И Гусман так посмотрел на Левинга, что его пробрал озноб от одного только взгляда.
А солдаты, посмеиваясь про себя, невозмутимо вытирали о мундиры убитых окровавленные клинки. Гусман был недоволен:
- В следующий раз приказываю взять живыми, а после казнить! Ясно всем?
- Как прикажете. – солдаты лишь пожимали плечами.
- А какая разница? – наивно спросил кто-то из них.
Капитан подскочил тут же к вопросившему и, схватив за грудки, тряхнул так, что у него шляпа отлетела на несколько шагов:
- А затем, - прошипел он, - что они должны содрогнуться!
- Понятно. – прошептал солдат испуганно. Остальные тоже обернулись и молчали недоуменно. Капитан опомнился, отпустил солдата:
- Собираться. Живо! – приказал. – Дальше идем.
Глава 8. И чего с ними разговаривать?
«Всякое слово без дела ничтожно и пусто»
Демосфен.
- Нет, вы подумайте, собралось пяток человек и думают, что они решать будут за всех. И за Финляндию, и за финнов, и за шведов, и за самого Густава. – Екатерина возбужденно расхаживала по кабинету перед Безбородко и Мамоновым.
Фаворит лениво развалился в кресле, а Безбородко на краешке стульчика примостился.
- Семеро их! – тихо сделал уточнение Мамонов.
- Что? – остановилась Екатерина.
- Я говорю – семь офицеров, во главе с генералом Армфельдом. – повторил погромче фаворит.
- Да хоть десять! Горстка, а не народ. И пишут ахинею какую-то. Мира, согласия, дружбы ищут, тут же приплели возврат земель, отошедших к нам по абосскому миру, а вслух об отделении Финляндии говорят. Ох, не верю я им. Скользко все!
- Это верно. – согласился фаворит. – Одно противоречит другому.
- Противны они мне все! Если б и Густав так не насолил нам, верней всего было б их всех ему выдать. Ну да уж ладно, перетерпим. В борьбе с коварным братцем теперича все способы хороши. А то он мне маркиза Пугачева припомнил… - этого забыть Екатерина никак не могла.
- Ответ они просят… - встрял Безбородко.
- Какой им еще ответ надобно? И кому отвечать-то? – возмущенно произнесла Екатерина.
- Написать-то можно, но без подписи. Приезд к нам этого майора суть есть интрига, а интриги, как водиться, подписями не скрепляются. – посоветовал Мамонов, мыслями в забавы любовные погруженный. Эх и хороша же фрейлина Щербатова, и уступила сразу. А свежа-то, молода и упруга… не то что… - и глаза скосил осторожно.
Безбородко меж тем поддержал фаворита:
- Напишем, что коли мира хотите, так мы и не против, токмо как доверять мы вам можем, если вы за собой народа Финляндии не представляете. – Екатерина слушала молча, не перебивала. Александр Андреевич продолжил. - Пусть соберут парламент, что ли, тогда и о мире говорить можно. Об уступках каких-то и упоминать не будем – не заметили мол.
- И добавьте, пренепременно, что границы перейдем войсками своими. Если Финляндия покорна будет, то и мы милостивы, а нет – накажем! – согласилась императрица. – Майору этому за старания перстень, скажите, жалую, - подошла к столику, ящик выдернула, порылась, нашла подходящее украшение, протянула Безбородко. – Да пятьсот червонцев еще. И пусть едет с Богом. Где Спренгпортен, Александр Андреевич? Что там Тутолмин? Передали.
- Да передали все в точности, матушка, - отвечал Безбородко. – выехал, сказывали в Петербург.
- Нужен он мне. Думаю, что делами финляндскими предстоит всерьез озаботиться. Конфедерация сама собой, но интригу мы свою разыгрывать будем. Идите! – рукой махнула. – И ты, Саша. – Мамонову извиняюще, - прости мой друг, видишь, не до тебя совсем мне.
Мамонов вздохнул притворно, дескать понимаю, вышел понурясь. Екатерине и самой взгрустнулось, да делать нечего, опять к бумагам обратилась, благо ворох на столе их был.
Вывезли Егерхурна к пограничной Виале, через реку переправили. И поехал понурый майор к своим заговорщикам. С таким ответом, да еще и неподписанным никем, как теперь перед королем-то оправдаться? Старый Армфельд совсем растерялся. Поспешил в отставку подать от греха подальше. Только поздно уже было. Замарался. Письмо к королю сочинили собственное, где весь русский ответ переиначили. Написали, дескать, императрица на мир согласна, как только его королевское величество войска свои отвести соизволит и сам ей мир предложит. Когда копия с сего документа попадет в руки Безбородко, он безжалостно напишет красным карандашом: «Солгано! Все солгано!».
Казалось, все складывалось неудачно для Густава. Мятеж офицеров, армия отказывающаяся следовать за своим королем, генералы, которые ведут переговоры с противником и требуют созыва риксдага, когда нужно сражаться, и как результат – общее отступление. Король был растоптан, унижен, почти низвергнут в собственных глазах. Но Густав III обладал уникальным качеством – уйдя в глубочайшую ипохондрию от навалившихся бед, выкрикивая, как в бреду, слова об отречении, его настроение внезапно изменилось, и он шепнул Морицу Армфельду:
- Если на нас нападут датчане – мы спасены! Это наш единственный выход.
- Почему? – изумился Армфельд.
- Потому что, мой друг, тогда у нас будет причина уехать отсюда, дабы защищать нашу западную границу. И вся нация, которая в таком случае узнает об опасности, послужит мне в обороне отечества, и меня самого!
- Матушка! Ты звала, и верный Спренгпортен примчался! – с такими словами генерал влетел в кабинет императрицы. Он был уже извещен о визите к Екатерине майора Егерхурна. – Скажи «да», и мы все услышим благодарное «ура!» от финского народа!
- Подожди, подожди, Егор Максимович, - опешила императрица. – Какое «да» ты от меня хочешь услышать?
- Пробил тот час, матушка, когда вся Финляндия, при нашем малом усилии, встанет, как один человек против Густава! – Спренгпортен почтительно склонился перед императрицей.
- Ты о чем это, генерал? – усмехнулась Екатерина, - о депутации что ль финляндской. Так она не от народа, а от кучки офицеров.
- Это начало, ваше императорское величество! И это не кучка людей, это вся Финляндия. Уж, поверьте мне. Я это чувствую, всей своей кожей, как почувствовал когда-то брызги крови с королевского эшафота, попавшие мне прямо в лицо, когда отрубили голову одному из самых ярких патриотов страны. Именно тогда, я почувствовал все силу ненависти к королевскому дому Швеции, который ведет свое отечество, а с ним и мою бедную Финляндию к катастрофе! Настал тот час, когда дворянство готово присягнуть на верность вам, и отдать под ваше мудрое покровительство всю Финляндию. Скажите «да», и верный Спренгпортен ринется с головой в бездну опасностей ради одной цели освобождения своей родины! – генерал выпалил это все на одном дыхании. Екатерина заслушалась. Спренгпортен с прежним жаром продолжил свою речь. Он засыпал именами и фамилиями, перечислял командиров и их полки, просчитывал перед императрицей различные хитроумные комбинации, связанные с будущим Финляндии - герцогством, во главе с братом короля Карлом, независимой ли республикой, суть которых, впрочем, сводилась к одному – отделению ее от Швеции.