Христос приземлился в Гродно. Евангелие от Иуды - Короткевич Владимир Семенович. Страница 29

Некоторое время все слышали, как что-то громыхает в верхнем ярусе воротной башни. Думали, что таскают котлы. И вдруг из окна верхнего боя высунулся хобот, очень похожий на пушечный. В толпе засмеялись. Через бойницу верхнего боя канон мог плюнуть разве что по Старому рынку, по доминиканской капелле, туда, где вовсе не было людей, над их головами, далеко.

Осаждающие весело скакали по мосту и предмостному пятачку.

Клеоник попробовал что-то крикнуть — его не услышали. Вдруг хобот рыгнул длинной пологой огненной полосой. Чёрно-красным ручьём, с которого падал вниз огненный дождь.

Смех сменился стонами, аханьем и криками ужаса. Люди бросились прочь. Среди огня, заливавшего мост, корячилось с десяток тел. И сразу рык гнева долетел отовсюду. Народ вновь кинулся к воротам, и хобот снова плюнул, на этот раз ближе. Люди отшатнулись от моста.

— Стойте! — Клеоник выбежал из тоннеля. — Стойте! Стойте, мерзкие вы! Стойте! Это огненный канон! Он только два раза плюётся! Потом ему остывать нужно. Иначе рванет в башне.

Он бил убегающих древком копья.

— Они не будут сразу! Да стойте же! Они не рискнут сжечь самих себя.

Словно в ответ на его слова из верхней отдушины бухнул в воротный тоннель второй огненно-дымный язык. Люди побежали оттуда, так как горящая нефть и огонь потекли по стенам на мост. И ещё плевок. Туда же.

Те, что таранили, прибежали в страшном виде. Закопчённые, как уголь, без бровей, без век. У некоторых почти не было на ногах порток. Двое щупали воздух:

— Глаза мои! Очи! Очи!

Счастье, что глина уберегла от прямого огня. Но всё равно пройти к воротам теперь было нельзя. Оттуда валил дым, текли огненные ручьи нефти. Потом что-то грохнуло. Чёрный, с золотыми прожилками, изменчивый шар вылетел оттуда. Это обвалился помост-прикрытие.

— Клеоник, — растеряно спросил Вестун, — это что же? Ад?

Резчик сурово сжал большой красивый рот. Золотистая туча волос была грязной от копоти.

— Новинку завели. «Оршанский огонь»... Выдалтаки им кто-то секрет. Не думал, что остался хоть один сведущий. Знаешь, почему Литва оршанское Благовещение долго взять не могла? Из-за этого вот...

— Да что же это? — чуть не плакал в отчаянии кузнец.

— А я и сам толком не знаю. Говорят, на Днепре временами у берегов вода масляная. Это каменное масло плывёт. Неизвестно уж, из чего его подземный властелин давит. Из змеев, может, или из великанов. А может, и правда из камней. На Кутейке, у Ларионовой дубравы, течёт оно, братец, говорят, даже ручейком, с прутик толщиной. Монахи им в пещерах светят. Вот, говорят, они и придумали.

Огонь на мосту угасал. Но камни были покрыты окалиной.

— Сделали вроде каменную кадушку, поставили высоко. Из неё вывели такую вот трубу. Над ней, у самого среза, стальной круг да кремень, а от него — железный пруток. А в кадушке — это дьявольское масло. А над ней — такой пресс, каким из орехов или яблок масло и сок выдавливают, может, видел. На противовес надавят, за пруток кто-нибудь дёрнет — вот оно и плюнет. Недалеко, брат, да страшно. Но только и может плюнуть, что дважды. Раз да другой, до конца противовес опустив.

Подумал.

— У них, видимо, два было... Отец Фаустины говорил. Он там железных дел мастер. Во, брат, холера. Думал, сгорим.

— Так что мы стоим здесь? — спросил злой от ожогов Зенон.

— Теперь, пока не остынет, эту холеру в кадушку заливать нельзя.

В воротах всё ещё горело. И вдруг тёмно-синие глаза Клеоника озорно блеснули.

— Разбирай ещё одну хату.

— Зачем? — спросил Зенон.

— Разбирай, говорю.

Кузнец с группой людей побежал к первому с края дому. Вскоре посыпались брёвна.

— Осторожно! — закричал резчик. — Не хватало ещё, чтобы придавило. За мной.

Люди с брёвнами на плечах кинулись к воротам. В бойницах верхнего боя появились головы. С удивлением смотрели на дурней, которые снова, в дыму, после такого угощения, собираются таранить ворота.

И всё же осаждённые засуетились. Над хоботом огненного канона появилось ведро. Пращники приготовились бить.

— Не трогайте их! — крикнул Клеоник. — Пускай студят!

Канон окутался паром. Клубы его со свистом рванулись вверх. В воздухе удушливо и кисло запахло уксусом.

Клеоник вовсе не собирался таранить ворота. По его указанию люди просто раскачивали брёвна, швыряли их в прорву ворот и бежали назад. Сквозь дым и пар осаждённым было плохо видно, что делается внизу. Резчик раскачивал костры брёвен под заслоном.

Даже уксус плохо охлаждал раскалённый металл. И тогда стража снова пустила в отдушины горячее масло и смолу. В тёмном тоннеле на минуту зашипело, сгустился мрак.

Клеоник с последними подручными изо всех сил бросился бежать прочь от моста. Ему вовсе не хотелось поджариться живьём, когда вновь плюнет «оршанский огонь».

Медленно текли минуты. Прибежали люди с лестницами. Марко и Тихон Ус впереди всех спустились в зелёную, смердящую воду рва, полезли к стенам.

На зубцах в том месте, где приставляли лестницы, появилась стража в кольчугах. Размахивая руками, кричал на нее сотник Корнила, раскрывал рот. К ногам осаждённых ползли по стенам, падали на них лестницы. Стража бросилась раскачивать, сбрасывать лестницы со стен. Длинные жерди уже упёрлись в одну, дрожа, оттолкнули её вместе с теми, кто лез наверх.

И в это мгновение захлопали по бычьим кожаным рукавицам тетивы луков. Пять с лишним десятков лучников принялись из-за рва стрелять по зубцам. Взвилась над рядами осаждающих песня дуды. Торжествовала, захлёбывалась. Стрелы защёлкали по камню. Стражу будто смело. Подбадривая её, возник меж зубцов сотник. Поворотясь спиной к врагу, тряс в воздухе мечом.

Звякнула чья-то тетива — Корнила покачнулся и пропал. Дождь из стрел размеренно, шесть раз в минуту, не редко и не часто, как полагается при осаде, падал на зубцы. Теперь по лестницам лезли не боясь.

...Клеоник между тем понял: пора.

— Хлопцы! — загорланил он ошалело. — На слом!!!

Крик подхватили. Люди медленно двинулись вперёд. Медленно, так как ждали, что вот-вот плюнет огнём канон.

И ручей «оршанского огня» вновь взвился в воздух. Преждевременно. Люди не попали под него. Стража не вытерпела и поспешила.

Снова взревел огненный шквал. И, словно не выдержав его напора, бубухнулись вниз железные ворота. Фыркнув, полетели из-под них головешки, пламя, пахнуло жаром.

Не поняв, в чём дело, почувствовав только, как вздрогнула башня, защитники, видимо, подумали, что это таранят ворота, желая хоть куда-нибудь выбраться из тоннеля, застигнутые там пламенем осаждающие.

Выстрелил в тоннель второй канон. В почти наглухо закупоренном проходе взорвались вылитые ранее масло и смола.

Глухо, страшно ахнуло. Заслон вспучился и упал. Пыхнуло клубами огня и дыма, словно из пушечного жерла. С грохотом полетели оттуда обломки решёток. В воздухе свистело, взрывалось, ревело. Огненные стрелы с шипением летели в ров.

Когда дым чуть разошёлся, люди увидели, что передняя стена башни слегка осела и что от неё и из бойниц идёт дым. И ещё увидели огненное пекло в воротном тоннеле. Внутренние ворота выстояли. Даже взрыв не вывалил, а стронул их с креплений. Но зато они пылали ярким, горячим пламенем.

— Вот оно, — сказал Вестун. — Чуть-чуть подождём, и упадёт.

Пылающие створки сыпали искрами, брызгали расплавленной бронзой. Осаждённые, видать, только что опомнились и начали лить в отдушины воду. Им удалось немного сбить огонь, но зато всю башню заволокло дымом и паром.

— Ничего, это нам на руку, — сказал Вестун. — Быстрей погаснет огонь.

— Это нам тем более на руку, что они сейчас покинут башню, — добавил резчик. — В такой бане живой человек не выдержит.

Над башней стояла сизая, непроглядная хмарь. Колыхалась. Плыла в ночь.

Пан писарь поставил на листе последнюю подпись и свернул его в свиток.

— Ну вот, — произнес Лотр. — Казнь завтра на Воздыхальном холме. Попросту — на Воздыхальне... Утром, в конце последней ночной стражи. Кто хочет последнего утешения — будет оно. Последнее желание...