Современный французский детективный роман - Буало Пьер. Страница 114

Фердинанд стоял тут же, скрестив руки на груди, словно тоже ожидал распоряжений.

— Вот он вам поможет с планом… Скажите-ка, Фердинанд, мадам Парандон, наверное, еще у себя?

— Да, мосье Мегрэ.

— Как она восприняла это?

— Да никак, мосье. Она, поди, еще ничего не знает. Насколько мне известно, она еще спит, а Лиза не решается будить ее.

— И мосье Парандон не заходил к жене?

— Он не выходил из кабинета.

— И не видел тела?

— Ох, простите. Он ведь действительно выходил на минуту — после того, как мосье Тортю сообщил ему… Он заглянул в кабинет мадемуазель Ваг и сразу же вернулся к себе.

Значит, вчера Мегрэ ошибся, считая, что аноним всегда подбирает точные выражения, поняв фразу «нанести удар» буквально. Но оказалось, что девушке не нанесли удар и не застрелили. Ее зарезали.

Он посторонился, пропуская носилки, и через несколько секунд постучал в массивную дверь кабинета Парандона. Никто не отозвался. Правда, дверь была тяжелая, дубовая. Комиссар повернул ручку, налег на створку и вошел. Адвокат сидел в своем кожаном кресле.

На какой-то миг Мегрэ испугался, не случилось ли беды и с Парандоном такая странная была у него поза — сгорбленный, с бессильно опущенной на грудь головой и вяло свисающей почти до полу рукой.

Мегрэ поставил другое кресло против него, так что они снова оказались вблизи друг от друга, как во время их первой беседы. На полках поблескивали золотом переплеты книг с именами Лагаша, Анри Эя, Рюиссана и других психиатров.

Комиссар с изумлением услышал тихий голос.

— Что вы об этом думаете, мосье Мегрэ?

Голос был тусклый, звучавший словно издалека. Голос убитого горем человека. Адвокат с усилием выпрямился и чуть приподнял голову. Вдруг его очки упали на пол, и без толстых стекол его глаза стали похожи на глаза испуганного ребенка. Он с трудом наклонился, поднял и снова надел очки.

— Что там делается?

И показал белой, пухлой ручкой в направлении комнаты мадемуазель Ваг.

— Все формальности уже выполнены.

— А… тело?

— Унесли.

— Вы… не обращайте на меня внимания. Я скоро приду в себя…

Он машинально прижал руку к сердцу, а комиссар наблюдал за ним так же пристально, как в первый раз.

Мосье Парандон сел удобнее, достал из кармана платок и вытер лицо.

— Не выпьете ли что-нибудь?

Адвокат взглянул на деревянную обшивку стены, за которой помещался бар.

— А вы?

Мегрэ поднялся, взял две рюмки и бутылку уже знакомого ему старого арманьяка.

— Значит, это была не шутка… — медленно произнес Парандон.

И хотя голос его окреп, он все еще был странный, бесцветный, какой-то автоматический.

— Вы в затруднении, правда?

И так как Мегрэ молча смотрел на него, добавил:

— Что же вы намерены теперь делать?

— Двое из моих людей сейчас уточняют, чем был занят каждый обитатель вашей квартиры между четвертью десятого и десятью.

— Это произошло до десяти.

— Знаю.

— Без десяти десять… Да, именно без десяти десять Тортю сообщил мне об этом…

И он перевел глаза на большие бронзовые часы, показывавшие одиннадцать часов тридцать пять минут.

— И с тех пор вы так тут и сидите?

— Я зашел туда с Тортю, побыл несколько секунд, но не смог выдержать это и вернулся… Да, именно так… С тех пор я так и сидел в кресле…

Смутно припоминаю, что заходил мой врач Мартен, что-то говорил, но я только кивал головой. Он пощупал мне пульс и куда-то заторопился…

— Ему, кажется, надо было в больницу на консилиум.

— Наверно, он подумал, что я принял наркотик…

— А вам случалось когда-нибудь?..

— Никогда. Но я представляю себе, как они действуют.

Через открытое окно доносился шелест листвы и рев автобусов на площади Бово.

— Вот уж не думал…

Он говорил сбивчиво, не договаривая фраз, а Мегрэ не сводил с него взгляда. В кармане у комиссара всегда лежало две трубки, и он вынул вторую, целую, набил ее табаком и глубоко затянулся, словно стремясь обрести душевное равновесие.

— Не думали — о чем?

— Вообще… О том, как… О важности… Да, именно — кем она была для меня, о важности этой связи…

И он снова махнул рукой в сторону кабинета секретарши.

— Это так неожиданно!

Может быть, если бы Мегрэ проштудировал все труды по Психиатрии и психологии, выстроившиеся в библиотеке Парандона, то был бы более уверен в себе. Вряд ли еще когда-нибудь он так напряженно вглядывался в лицо человека, как в эту минуту. Он не упускал ни одного жеста, ни единого движения мышц.

— А разве вы думали, что это случится с нею?

И комиссар признался:

— Нет!

— Со мною, да?

— С вами или с вашей женой.

— А где она?

— Кажется, еще спит и ничего не знает.

Адвокат нахмурился. Он прилагал неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться.

— Значит, она еще не выходила?

— По словам Фердинанда — нет.

— Фердинанд ведь не бывает на той половине.

— Знаю. Сейчас, видимо, допрашивают Лизу.

Вдруг Парандон заволновался, словно от какой-то мучительной мысли.

— Но раз жена не выходила, значит, вы арестуете меня?

Неужели он понял, что убийца — мадам Парандон?

— Скажите, вы арестуете меня?

Парандон встал, выпил глоток арманьяка и вытер лоб ладонью.

— Ничего не понимаю, Мегрэ!

И тут же спохватился:

— Ох, простите, мосье Мегрэ!.. Разве к нам приходил кто-нибудь посторонний?

Постепенно он приходил в себя, глаза оживились.

— Никто. Один из моих людей провел ночь в доме, другой сменил его утром в восемь часов.

— Нужно будет перечесть письма, — тихо сказал адвокат.

— Вчера вечером я читал их много раз.

— Во всем этом есть какая-то нескладица. Будто события вдруг стали разворачиваться совершенно непредвиденно…

Он снова сел, а Мегрэ задумался над его словами. И у него также, когда он узнал о смерти мадемуазель Ваг, возникло ощущение, что произошла какая-то ошибка.

— Вы знаете, она была очень… очень предана…

— Более, чем предана, — уточнил комиссар.

— Вы думаете?

— Вчера она говорила о вас с подлинной любовью.

Маленький человечек недоверчиво вытаращил глаза, словно не мог допустить, что внушил подобное чувство.

— Пока вы тут принимали двух судовладельцев, я долго беседовал с ней.

— Да, знаю. Она мне сказала… А где же документы?

— Они были у Бода, когда он обнаружил убийство и, потеряв голову, бросился бежать оттуда… Они помяты…

— Это очень важные материалы. На клиентах не должно отразиться то, что произошло в моем доме…

— Можно задать вам один вопрос, мосье Парандон?

— Я жду этого с той самой минуты, как вы явились ко мне. Разумеется, ваш долг велит вам спросить меня и даже не верить мне на слово… Нет, я не убивал мадемуазель Ваг. Есть слова, которые я почти никогда не произносил — исключил их из своего лексикона. И вот сегодня я скажу одно такое слово, потому что только оно выражает истину, которую я только сейчас открыл, — я любил ее, мосье Мегрэ.

Он говорил спокойно, и впечатление от этого еще усиливалось.

Дальше у него пошло легче:

— Мне показалось, что у меня к ней просто привязанность и, кроме того, физическое влечение… Я даже стыдился этого, — ведь она почти ровесница моей дочери… У Антуанетты…

Впервые Мегрэ услышал имя мадемуазель Ваг.

— …у нее была такая… как бы это сказать. Такая непосредственность… которая меня ободряла… А она приносила ее извне… как подарок… как свежие цветы…

— Вам известно, каким оружием совершено преступление?

— Ножом?

— Не совсем. Чем-то вроде скребка для соскабливания помарок с документов. Я заметил его еще вчера на столе у мадемуазель Ваг, и меня удивила странная форма — длинное и очень тонкое лезвие…

— Он, как и все канцелярские принадлежности, от Романа.

— Это вы его купили?

— Конечно, нет. Должно быть, она.

— Мадемуазель Ваг сидела у себя за столом и, наверно, просматривала бумаги. Часть из них она отдала Боду на сверку.