Современный французский детективный роман - Буало Пьер. Страница 127

— Никогда.

— А его жена и дочь остались жить там же? Выходит, он переехал без них?

— Выходит, что так.

— Скажите, он не пил?

— Ручаюсь, нет. Каждое утро около десяти на несколько минут запирал мастерскую и шел в соседнее бистро попить кофе.

— Нет ли у вас в доме жильцов, которые вселились еще до сорок пятого года?

— Дайте подумать… Привратница… Да, привратница та же. Муж ее умер — он был полицейский. Она совсем постарела… Мадемуазель Бланш, о которой я вам рассказывал, та еще жива, но прикована к креслу и, кажется, совсем из ума выжила. А на других этажах?.. Семья Трабюше с четвертого. Сам Трабюше служил в налоговом управлении, теперь, конечно, тоже на пенсии. Все постарели, что поделаешь.

— Вы полагаете, Трабюше могли бы узнать Марселя Вивьена?

— Может, и могли бы, да только окна у них выходят на улицу, и они меньше моего знали, что делается во дворе.

— Благодарю вас, что обратились к нам, господин Югон. Полагаю, что ваши показания чрезвычайно помогут следствию. Сейчас инспектор проводит вас в другой кабинет, и там я очень прошу вас повторить в точности все, что вы мне рассказали.

— Меня вызовут на суд свидетелем?

Старичок явно был в восторге.

— Не торопите события: сперва нам надо задержать убийцу и окончательно установить личность убитого.

Мегрэ распахнул дверь в комнату инспекторов и остановил выбор на Лурти: он быстрее всех печатает на машинке.

Комиссар объяснил Лурти, что от него требуется, тот взял Полковника на себя.

Похоже, конец нити у них в руках. Перед тем как отправиться на улицу Лепик, Мегрэ решил дождаться фотографий. Он знал — Местраль работает быстро. Чтобы унять нетерпение, комиссар принялся разбирать почту.

В половине одиннадцатого перед ним вырос фотограф с пачкой готовых снимков в руках.

— Вам не кажется, что теперь он выглядит помоложе?

— Пожалуй. Впрочем, похоже, он был не так уж и стар. Эксперт дает ему лет пятьдесят пять, не больше. По сколько отпечатков вы сделали?

— Каждая поза в пяти экземплярах, если, конечно, слово «поза» применимо к покойнику. Кстати, на этого вашего парикмахера так подействовала обстановка, что он, по-моему, чуть не грохнулся в обморок.

— Благодарю. Изготовьте мне еще отпечатки: они понадобятся всем газетам.

Мегрэ сунул в карман по два экземпляра каждого снимка, еще одну фотографию протянул Коко — самому настырному фотографу в Париже.

— Держите. Часть работы за вас уже сделали. Здесь наш неизвестный снят после того, как ему сбрили бороду и усы. Пускай ваше агентство распечатает фотографии и разошлет их в любые газеты по своему усмотрению.

Два снимка Мегрэ дал Ледюку, одному из самых молодых инспекторов.

— Отнесите в две наиболее популярные вечерние газеты. Поспешите: они выходят из типографии вскоре после обеда. Помните: снимки отдавать только в собственные руки главному редактору или секретарю редакции.

Затем Мегрэ проследовал в самый конец коридора и заглянул в кабинет, где Лурти отстукивал на машинке показания Полковника. Старичок снова вскочил.

— Не вставайте, прошу вас. Я хотел только показать вам вот это.

Он протянул Полковнику новые фотографии. Едва скользнув по ним взглядом, отставной вояка расплылся в улыбке.

— Это он. Теперь-то я уверен, что не обознался. Постарел, конечно, но это Вивьен и никто другой.

Комиссар кивнул Лурти, чтобы тот продолжал, и вернулся в комнату инспекторов.

— Бери шляпу, Торранс.

— Куда мы теперь?

— На Монмартр. Наша цель — улица Лепик.

Он показал инспектору фотографии.

— Вы велели сбрить ему усы и бороду?

— Да, сегодня утром. Ко мне только что приходил один восьмидесятипятилетний капитан в отставке. Утверждает, что узнал нашего незнакомца, хотя и не видел его последние двадцать лет.

— Кем оказался убитый?

— Вроде бы столяр-краснодеревщик. У него была мастерская на улице Лепик, и в один прекрасный день он исчез.

— Двадцать лет назад?

— Да.

— Семья у него была?

— Кажется, жена и дочь.

— Тоже исчезли?

— Нет. Остались жить в том же квартале.

Они взяли одну из небольших черных машин, что принадлежат уголовной полиции, и поехали на улицу Лепик, забитую тележками зеленщиц.

Дом 65-а оказался в начале улицы, на левой стороне.

— Постарайся приткнуть где-нибудь машину и догоняй меня. Я, наверно, буду у привратницы.

Привратница оказалась еще молодой и приветливой. Она посмотрела на комиссара сквозь стеклянную дверь привратницкой. Мегрэ постучал, и она открыла.

— Что вам угодно?

— Я комиссар Мегрэ из уголовной полиции.

— Вы по поводу кого-нибудь из наших жильцов? — удивилась она.

— Нет, меня интересует человек, который когда-то давно был вашим жильцом.

— Значит, я не обозналась.

— Что вы имеете в виду?

— Увидела вчера фотографию в газете и сразу вспомнила господина Вивьена. Я даже сказала об этом молочнице, но потом подумала и говорю ей же: «Нет, не может быть, что это он. Такой славный парень, такой труженик… Нипочем не поверю, чтобы он стал клошаром».

Мегрэ показал ей новые снимки, и в это время в привратницкую вошел Торранс.

— Это наш инспектор. Всмотритесь хорошенько в снимки.

— Да мне и всматриваться не надо — это он. Вчера я малость засомневалась только из-за усов и бороды. Вы, значит, велели его побрить.

Пристально глядя на фотографию, она добавила:

— Никак в себя не приду от изумления.

— Не помните ли вы, каким образом он съехал от вас? Заранее отказался от помещения? Вернул заказчикам мебель, которую брал на реставрацию?

— Ничего подобного. Просто ушел и больше не пришел, и никто у нас в квартале его с тех пор в глаза не видел.

— Кто-нибудь заявил в полицию о его исчезновении?

— Жена, наверно, заявила, не знаю. Она изредка приходила к нему днем. А дочка чуть не каждый день забегала. Прибежит, поцелует и дальше по своим делам… Они жили недалеко отсюда, на улице Коленкура, номера дома не знаю, там напротив была красильня.

— Скажите, вы с тех пор видели его жену?

— Видела, и нередко, у тележек: она по-прежнему ходит за покупками на улицу Лепик. Сильно похудела, худая стала, как щепка, а раньше была пухленькая.

— Вы с ней не заговаривали?

— Она на меня несколько раз смотрела, но видно было, что не узнает.

— Давно вы встречали ее в последний раз?

— Несколько месяцев, а то и год назад.

— А что с девушкой? Ей теперь должно быть двадцать восемь.

— Не помню, кто мне сказал, что она вышла замуж и дети есть.

— Живет по-прежнему на Монмартре?

— Говорят, да. Только не знаю — где именно.

— Можно взглянуть на мастерскую?

— Идите прямо по коридору, там в конце дверь во двор. В мастерской вы сейчас застанете слесаря, господина Бенуа, он работает.

Слесарь оказался симпатичным человеком лет тридцати.

— Чем могу служить?

Мегрэ протянул свое удостоверение.

— Вы, наверно, насчет бедняги, которому всадили в грудь три пули? Сегодня утром в бистро, где я по утрам пропускаю стаканчик, только и разговоров было, что об этом.

— Вы его знали?

— Нет, откуда же. Мне было всего десять, когда он отсюда съехал. Мастерскую после него занял обойщик и хозяйничал здесь лет пятнадцать. Он был уже немолод, ну и решил перебраться в деревню. Тогда я и снял это помещение.

— Не обращался ли к вам кто-нибудь за сведениями о Марселе Вивьене?

— Никто. А вот со вчерашнего дня здешние старожилы без конца его поминают. Нынче я о нем наслушался утром, пока пил кофе с рогаликами. Старики и пожилые его помнят, и никто не может взять в толк, почему он стал бродягой. Говорят, красавец был, высокий, крепкий, прекрасное ремесло в руках, да и зарабатывал неплохо. И вот пропал, слова никому не сказав.

— Даже жене?

— Говорят, даже ей. Не знаю, может, врут. Я-то повторяю с чужих слов. Будто бы через несколько дней, а то и через неделю, она приходила сюда, чтобы расспросить людей. Вот все, что мне известно, но если хотите услышать то же самое своими ушами, вам стоит лишь заглянуть в бистро по соседству.