Овцы смотрят вверх - Браннер Джон. Страница 14

И все это потому, что умерло море, которого она так никогда и не увидела…

Из мебели в офисе майора были только стулья да пара шатких столов, за одним из которых высокий стройный сержант вносил в распечатанную таблицу какие-то данные. Майор Обоу приказал ему выйти, после чего достал из стоящего здесь же потертого зарядного ящика бутылку хорошего французского бренди и стакан. Налил в стакан на два пальца и, протянув Люси, приложился широкими губами к горлышку.

– Вот так, – сказал он, оторвав губы от бутылки. – И присаживайтесь!

Люси подчинилась. Бренди был слишком крепок, и, отпив немного, она опустила стакан на колени, удерживая его обеими руками и стараясь подавить дрожь усталости. Люси захотела попросить воды, чтобы разбавить напиток, но решила, что это было бы несправедливо – отвлекать сержанта от его дел. Найти в Ношри хорошую питьевую воду было большой проблемой. Дождевая вода, собранная в ведра и баки, вполне безопасна, если добавить обеззараживающую таблетку, но речная вода была перенасыщена дефолиантами, а в местные колодцы оккупанты, отступая, сбрасывали трупы убитых.

– Это вернет цвет вашим щекам, если вы простите мне мое замечание, – сказал, улыбнувшись, майор.

Люси улыбнулась и в который раз за последнее время задала себе вопрос: и что же ей делать с этим красивым чернокожим мужчиной, который прилагает столько усилий, чтобы сдобрить свой английский заимствованными из книжек идиомами – и к месту, и не к месту произносимыми? Она прикрыла глаза, уставшие от дневной жары и пыли, но это не помогло – перед ее внутренним взором всплыли картинки, с которыми она сталкивалась, когда бы ни выходила в этот некогда процветавший город: перекресток, где снаряд, выпущенный из гаубицы и разорвавшийся возле автобуса, оставил после себя воронку, заваленную искореженным металлом; обгоревшие стропила крыши, упавшей на остатки того, что некогда было мебелью и, вероятно, людьми; ветви деревьев, поломанные крылом рухнувшего гражданского самолета – его сбил патрульный истребитель, пилот которого заподозрил, что в этом летательном аппарате перевозят оружие, хотя там были только медикаменты…

Люси потрогала большой палец на левой руке. Разбирая обломки самолета и пытаясь спасти хоть что-нибудь из медикаментов, она глубоко порезалась и вынуждена была наложить на рану три шва. Теперь нерв поврежден, и поверхность пальца площадью в четверть дюйма стала нечувствительной.

Слава богу, у нее есть прививка против столбняка.

Стоящая в углу офиса рация произнесла что-то на местном языке, из которого Люси выучила пока всего несколько слов. Майор Обоу ответил и встал.

– Допивайте бренди, мисс Рэмидж. Через час прилетает правительственный самолет, и мне нужно быть на аэродроме. Но пока я должен выполнить свое обещание и проводить вас домой.

– Нет никакой нужды…

– Есть, – сказал майор, и лицо его вдруг стало суровым.

– Я знаю, что это не иметь смысла, – заговорил он, видимо волнуясь, отчего его английский начал давать сбои, – вешать на кого-то всю собаку, и что причина наша война сложна. Но люди здесь поняли один вещь – это жадность и равнодушность – простите меня – таких людей, как вы, который отравили Средиземный море и начал цепь событий, который привел нашего соседа с севера нападать на нас. Пока наш человек быть голодный, он молчать от слабости. Но теперь он накормить, и я боюсь, что он станет вспоминать то, что ему сказать агитаторы. Я знаю, что вы приехал из Новой Зеландии, далеко, и с хорошие мотивы. Но человек, который распирает злость потому, что он терял жена, дети, дом, не станет спрашивать вас, откуда вы приехал, когда встречать вас на дорога.

– Я знаю, – кивнула Люси и, залпом допив бренди, едва не закашлялась.

– Отлично! – отозвался майор, вновь надев свою обычную маску настойчивой учтивости, и, встав, вывел Люси к стоящему у дверей джипу. Отправив водителя на заднее сиденье к пулеметчику, майор сел за руль. Люси села рядом. Мотор взревел. На скорости почти в сорок миль они проскочили границу аэродрома и помчались, подпрыгивая на дороге, разбитой снарядами, в сторону сияющего огнями города.

– Когда мы восстановим нашу страну, – почти прокричал майор, вновь на почти идеальном английском, – я надеюсь, мисс Рэмидж, у меня будет возможность предоставить вам более интересную экскурсию. Кстати, сегодня я узнал, что мы можем подавать заявления на отпуск. Если вам интересно, я мог бы на время покинуть армию и познакомить вас с более… так сказать, привлекательными сторонами жизни моей страны. Я был бы счастлив сделать это. Нам совсем не хочется, чтобы приезжающие к нам иностранцы думали, что мы только и делаем, что стреляем друг в друга.

И вдруг до Люси дошло – с опозданием, поскольку такие вещи случаются совершенно в иной вселенной, – что этот чернокожий офицер пытается к ней подкатить. Она была ошарашена – пусть и на одно мгновение. Дома она никогда не вступала в какие-либо отношения с темнокожими, а с маори – крайне редко. Через мгновение она поняла, что расстроена главным образом тем, как восприняла слова майора Обоу. Она принялась искать более или менее вежливый способ сформулировать ответ, но, прежде чем ей удалось сделать это, майор, перемахнув то, что когда-то было главной улицей Ношри, а теперь превратилось в ряд разрушенных строений, резко затормозил.

– О, кто-то еще понял, что мы получили подарок к Рождеству! – сказал он.

Возле бывшего тротуара на главной улице стояла пародия на рождественское дерево: к высокому столбу были привязаны собранные по округе ветки (что непросто было сделать, поскольку вся местность вокруг была стерилизована гербицидами), на которых кто-то установил и зажег три свечки. На куске белой ткани, бывшей когда-то чьей-то повязкой, было написано по-французски: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ МИР! СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА!».

– Вы христианка, мисс Рэмидж? – спросил майор.

Люси слишком устала, чтобы вступать в теологические споры, а потому просто кивнула.

– Я тоже, конечно, – сказал Обоу и, повернув, устремил машину в направлении ряда сравнительно целых зданий, в которых разместились иностранные специалисты, наблюдатели от ООН, а также высшие чиновники местного правительства, руководившие зачисткой страны от захватчиков.

– Когда я впервые приехал в Европу, – говорил между тем Обоу, – меня поразило то, как мало людей ходит в церковь. Для моей семьи и для меня регулярно ходить в церковь всегда было… правильной вещью. В провинции, даже здесь, например, люди продолжают поклоняться идолам, верят в духов и джуджу. Но образованные люди, и это не обсуждается, обязаны принадлежать либо к христианам, либо к мусульманам. Хотя христианином в нашей стране быть трудно, если помнить, сколько бед нам принесла жадность христиан… О, взгляните, какие изменения уже принесла ваша работа в это печальное место!

Вновь замедлив ход, майор помахал группе из десяти-двенадцати местных, куда входила и парочка женщин, которые разожгли костер перед когда-то красивым домом и танцевали в круге, ритмично хлопая в ладоши. Все они были босыми, и Люси показалось, что одна из женщин была пьяна – цветастый кусок ткани, которым она была обернута, сполз, и теперь ее груди, вяло свисавшие вниз, при каждом движении танца мотались из стороны в сторону.

– Хорошие люди, – сказал майор Обоу. – Простые, но милые и добродушные. Я так рад, что эта чертова война закончилась и…

В его голос вкрались дерзкие нотки.

– …что у нас есть такие друзья, как вы.

Майор остановил джип. Они добрались до дома, где остановилась Люси. Дома эти когда-то построили парижские компании для своих сотрудников не самого высокого полета. Тогда эти дома окружала буйная растительность. Нынче деревья и кустарники исчезли, став жертвами дефолиантов, а вся земля вокруг была испещрена воронками от снарядов. Когда Люси сюда приехала, над местностью висела вонь разлагающихся тел, главным образом людских. Неприятные запахи с тех пор никуда не делись, но это были в основном запахи сожженного топлива – от машин и самолетов.