Пожиратель Чудовищ. Часть 2 (СИ) - Розин Юрий. Страница 23

Я потёр виски. Пока я возвращался в форпост с Рахирой на спине, у меня было время подумать не только о том, как я буду себя ставить перед первым Стражем. Разумеется, я думал также и о воительнице. И не только потому, что она медленно умирала прямо у меня на руках.

Почему я раз за разом отвергал её чувства?

Потому что у меня уже была Эллиса? Допустим. Но, во-первых, мы с баронессой никогда не обсуждали какие-то серьёзные отношения. По сути, всё ограничивалось взаимной выгодой и сексом. А во-вторых, хотя у меня и не было цели после попаданства собрать вокруг себя гарем, я в принципе никогда не придерживался идей абсолютной моногамии.

Я был против лжи — это да. Но отношения с несколькими женщинами и ложь всё-таки вовсе не были синонимами.

Потому что она могла стать помехой в охоте на Кантарику? Допустим. Но, хотя на этот раз её спасение действительно едва не стоило мне жизни, с другой стороны оно же стало и невероятным шансом, подобного которому мне могло никогда не представиться при других обстоятельствах.

Понятно, что прямой заслуги Рахиры в этом не было. Но появление Шай-Хулуда показало мне очень наглядно, что в этом мире могло произойти буквально всё что угодно. Так что мысль о том, что девушка наверняка приведёт меня к провалу данного Пятёркой Великих задания, всё-таки была далека от истины.

Наконец, последний вариант: потому что я был слишком гордым, чтобы не самому начать отношения с девушкой, а «принять её ухаживания». Допустим. Мужская честь и все дела.

Но, с другой стороны, уверен: ни один «настоящий мужик» ни за что не отказался бы от подобного предложения на самом деле шикарной девушки. Если не был идиотом, импотентом и если был уверен, что это не розыгрыш или подстава.

Так что, если задуматься, это была никакая не мужская честь, а скорее какая-то детско-пацанская принципиальность. «ТОП!» ножкой. И в принципе-то не удивительно, ведь технически мне должно было исполниться двадцать только через три месяца. Как бы жизнь ни заставила меня измениться и повзрослеть, в чём-то я неизбежно остался девятнадцатилетним парнем с девятнадцатилетними загонами.

Я мог сказать: «Да, прощай, было приятно познакомиться», — и на этом история бы закончилась. Уверен, Рахира пострадала бы, но в итоге нашла себе кого-то другого.

Но она ведь мне действительно нравилась. Я ревновал её к бойцам отряда Вурги не потому что она как-то мной манипулировала. Спасать её бросился я не потому, что мне это было выгодно, потому что мне было бы стыдно перед её братьями или потому что «так было правильно». И переживал за неё, несясь на всех парах к форпосту я не так, как переживал бы за случайного человека или, к примеру, Ма’Ауро, если представить его на месте Рахиры.

Так был ли смысл дальше ломать комедию и строить из себя неприступную крепость? Я был против лжи, и против лжи самому себе в том числе.

Воительница, распалив саму себя, продолжала что-то говорить, но я уже особо не слушал. Склонившись над койкой, я впился в её губы поцелуем, запустив в её рот свой нечеловечески длинный и гибкий язык.

В первую секунду шокированная такой резкой сменой течения диалога Рахира предприняла слабую попытку вырваться. Но я был во много раз сильнее даже без учёта её истощения, и попытка не удалась. А затем она уже и сама отбросила мысли о побеге, обхватив мою шею руками и неожиданно умело ответив на поцелуй.

Оторвались друг от друга мы только секунд через тридцать.

— Будешь меня слушаться? — спросил я, глядя ей прямо в глаза.

— Буду… — ответила она, тяжело дыша.

— Ну и славно. Выздоравливай поскорее, а то эти больничные кровати слишком хлипкие, — я продемонстрировал оторванный поручень койки. Впрочем, думаю, подтекст Рахира тоже поняла очень хорошо.

Два следующих дня я особо ничего не делал. Если не считать сравнительно простых тренировок по четыре-пять часов вечером, а потом более сложных, но и куда более приятных тренировок с Рахирой перед сном.

Пил, ел, знакомился с членами фракции первого Стража, осматривал территорию штаб-квартиры. Задумавшись обо всём ещё раз и более тщательно, я в итоге пришёл к неожиданно очевидной мысли.

А что будет после того, как я убью Кантарику?

До сих пор это казалось мне настолько трудновыполнимой миссией, что я попросту не позволял себе думать о том, что будет потом, сосредоточив сто процентов внимания на медведице. И, пожалуй, это было неправильно.

Как я когда-то сказал Морнону, ставя перед собой цели, даже если ты не достигнешь их в итоге, ты наверняка сможешь сделать минимум половину задуманного. И чем масштабнее цель, тем большего ты сможешь достичь в стремлении к ней.

Глобально моя цель была в убийстве Палема и это было ОЧЕНЬ масштабно. Но в моменте я зациклился на данном Пятью Великими задании и тут уже о каком-то серьёзном размахе сложно было говорить.

Я должен был думать не только о Кантарике, но и о том, что её смерть сможет мне дать, и о том, что я смогу получить на пути к её убийству. И самым очевидным ответом на эти вопросы был Золотой Ястреб.

Во фракции первого Стража по большей части состояли похожие на неё саму люди. Прямолинейные, не склонные к каким-то интригам, ответственно выполнявшие свою работу, ценившие дух товарищества и честь.

Разумеется, нельзя было всех их по умолчанию считать одинаково замечательными ребятами. Но, знакомясь и общаясь со всё новыми и новыми людьми в эти два дня, я всё больше и больше верил в то, что отказ Увкара принимать меня в Трёхглавого Змея был каким-то провидением судьбы.

К тому же довольно очевиден стал определённый кризис роста, как бы цинично от меня это ни звучало.

Когда я только-только прибыл в этот мир, прогрессировать мне удавалось едва ли не каждый день. Я меньше чем за месяц взлетел с нуля до уровня пятой ступени. А за следующий месяц не смог добраться даже до уровня седьмой.

Понятно, что и разрывы между ступенями становились всё больше и больше. Но от того же Вурги я узнал, что даже в сильнейших королевствах Тейи пиком силы людей является восьмая ступень. Одарённые девятой ступени есть только в Палемской империи, да и то их от силы десяток на всё огромное государство.

Примерно то же самое было и с монстрами. Чудовища, если не становились в какой-то момент Нейрагу, почти никогда не поднимались выше уровня восьмой ступени.

Единственными существами, чья сила выходила за эти рамки, были Майигу, боги. И однажды я рассчитывал стать одним из них. Но до тех пор, пока я оставался «смертным», с большой долей вероятности мне предстояло оставаться на уровне «смертных».

Даже если учесть то, что я становился сильнее за счёт пожирания врагов. Если сила этих самых врагов не будет расти, то и мой прогресс остановится.

Ситуация с кланом Тизен, силу которого я догнал и перегнал за считанные недели, уже вряд ли повторится. Достаточно сильным, чтобы не брать в расчёты того же Золотого Ястреба я стану совершенно неизвестно когда.

А пока что куда выгоднее было сделать фракцию первого Стража не просто своими временными помощниками в миссии по убийству Кантарики, но настоящими полноценными союзниками. И сама по себе сила одарённых Золотого Ястреба тут даже была не на первом месте.

Куда важнее были связи. В семнадцатый форпост свои силы посылали одиннадцать королевств, каждое из которых представлял свой Страж. Однако штука была в том, что состоять во фракции конкретного Стража не обязательно должны были только люди из его страны. Даже наоборот, такое не приветствовалось.

Понятное дело, что не было ни одной фракции, в которой состояли бы представители всех одиннадцати королевств. Отношения у всех стран были разными и ни один дипломат, сколь бы ни был искусен, не смог бы примирить абсолютно всех и собрать идеальный флеш рояль.

Но из-за того, что первый Страж минимально вмешивалась во внутренние интриги форпоста и всегда придерживалась философии «В диких землях мы бьём монстров, а не людей», Золотой Ястреб стал самой многонациональной фракцией из всех. Банально потому, что сюда шли те, кому все эти политические игры были неинтересны, а таких можно было найти в любом государстве.