Обреченное начало - Жапризо Себастьян. Страница 5
Дени взял чистый лист — от недовольного вида не осталось и следа. Он принялся делать задание, слегка шмыгая носом.
— Ты работаешь? — спросил Пьеро недоверчиво.
— Хватит. Я же сказал, — ответил Дени, — забудь про меня.
Пьеро, удивленно подняв брови, посмотрел на Тревиля. Тревиль тоже поднял брови.
— Совсем спятил, — сказал ему Пьеро. — Не нужно обращать на него внимания, он вправду спятил.
Всю неделю Дени вел себя тихо. На уроках его больше не было слышно. Дени молчал. Вовлечь его в галдеж не получалось. Дени держался в стороне от остальных. Воспитатель посматривал на Дени, словно пытался понять, какой сюрприз тот ему готовит, но Дени склонялся над тетрадкой с непроницаемым видом.
Однако в среду вечером все вернулось на круги своя. Дени шел вместе с остальными мальчиками после репетиции хора, когда услышал громкие голоса, долетавшие до лестницы.
— Это у нас, — сказал Рамон и побежал.
Остальные поспешили за ним. Дени прибежал первым к двери класса для самостоятельных занятий и открыл ее. Ученики, повскакав со своих мест, орали и бесились. Одни топали ботинками, подбитыми гвоздями, по плиткам пола, другие швырялись учебниками. Воспитатель быстро ходил между рядами парт, стараясь утихомирить тех, кто оказывался под рукой.
— Марионетка! Марионетка! — закричал Рамон.
— Ребиа! Останешься после уроков в четверг! — ответил воспитатель.
— Марионетка — на выход! — кричал Рамон во все горло.
Среди гама и смеха Дени заметил, что Прифен продолжает заниматься, склонив свое почти девичье личико над толстым греческим словарем. Дени подошел к нему.
— Святой недотрога! — сказал он.
Тот его не расслышал.
— Святой недотрога! — крикнул Дени.
Его слова прозвучали очень громко в жуткой тишине. Он в изумлении повернулся и увидел, что все остальные, внезапно замолчав, сидят на своих местах и смущенно смотрят на него. На пороге стоял суровый префект, прямой, как струна, несмотря на свой круглый живот.
— Что здесь происходит, Летеран?
Дени опустил голову и пошел на свое место. Префект поднялся на кафедру.
— Я не потерплю этого беспорядка, — заявил он, обращаясь ко всем. — У вас самый плохой класс. Младшие и то ведут себя лучше. С сегодняшнего вечера я начну исключать из школы.
Он смерил взглядом аудиторию. Головы были опущены, рты закрыты. Он прошел по проходу и добавил уже в дверях:
— Ребиа, Косонье, Летеран, после занятий ко мне в кабинет.
Подкатила обида, как слезы, которые комком подступают к горлу. Дени не шевелился. Он услышал, как Жаки Рено что-то бормочет слева от него.
— Что такое, Рено? — спросил префект.
— Ничего, — сказал Рено.
— Я слышал, что вы что-то сказали. Вы чем-то недовольны?
— Да нет, я всем доволен, — ответил Рено.
Затем поднял голову и покраснел:
— Но Летеран ничего не сделал, он вошел за минуту до вас!
— Зачем вы вмешиваетесь? Разве это ваше дело?
— Нет, — сказал Рено.
— Тогда держите свое мнение при себе. Тоже зайдите ко мне в кабинет вечером.
Рено промолчал. Когда за префектом закрылась дверь, Дени услышал, как остальные шепчут «Браво, Жаки!», и пожал плечами. Жаки повернулся к Дени, а тот повернулся к нему. Дени снова пожал плечами и со злостью склонился над книгой.
Вчетвером, в сопровождении воспитателя, они вошли в кабинет префекта. У самого маленького из них, Рамона, на лице застыла улыбка. Косонье — темные волосы, очки в круглой оправе — держал руки за спиной. Жаки вместе с Дени стояли чуть поодаль, устремив взгляд на Гаргантюа.
— Вот лентяи, — сказал префект.
Он уселся за свой стол, придав лицу строгое выражение. Взял нож для разрезания бумаг и начал похлопывать им по ладони. Потом заметил улыбку Рамона:
— Что, вас это забавляет?
— Нет, отец.
— Тогда прекратите корчить из себя клоуна, — сказал префект.
Он взял со стола несколько листков и протянул воспитателю. Воспитатель раздал их ученикам, всем, кроме Дени. Листок Дени он оставил у себя. Это были штрафные листки. Четыре часа за «провоцирование беспорядка во время занятий». Дени подождал, пока выйдут те, кто получил листки, но префект больше ничего не сказал. Выходившие были расстроены. Они улыбались, но были расстроены.
Когда дверь за ними закрылась, префект поднялся из-за стола.
— Я бы хотел, чтобы о проступке Летерана забыли, — сказал Марионетка в тишине. — Он очень старался всю эту неделю.
— Знаю, — сказал префект, наливая себе воду в стакан.
В углу комнаты стоял столик. На столике длинный узкий графин и стакан. Префект выпил воду, аккуратно поставил стакан на место.
— Знаю, — повторил он. — Отец Белон мне уже говорил об этом. Впервые он старался.
— Да, — сказал воспитатель, положив руку на плечо Дени. — С прошлого четверга он ведет себя хорошо.
Префект взял из рук воспитателя штрафной листок. Минуту он помахивал им, так что Дени мог прочесть свое имя, написанное черными чернилами. Воспитатель убрал руку с его плеча, и Дени испытал облегчение.
— Неужели эта голова поумнела? — спросил префект с иронической усмешкой.
Дени в ответ лишь опустил голову. Он покачивался на своих длинных ногах, не отрывая глаз от графина на столике.
— А почему ты так старался? — спросил префект.
— Не хочу, чтобы наказывали, — сказал Дени.
— Значит, не нравится оставаться после уроков?
Дени продолжал разглядывать графин. Графин был еще наполовину полон. Когда он выйдет отсюда, то сразу побежит во двор, к кранам.
— Я ходил в больницу, — сказал он, — и видел больного, которого хотел бы снова навестить в следующий четверг. Не хочу оставаться после уроков.
Префект разорвал листок. Он положил руку на голову мальчика и подтолкнул его к двери.
— Спасибо, — с трудом выговорил Дени.
— И впредь ведите себя хорошо, — сказал префект, снова становясь строгим.
Дени вышел. Воспитатель вышел вместе с ним — Дени почувствовал, что тот стоит рядом, когда забирал свои учебники со скамейки в вестибюле.
— До свиданья, отец, — сказал Дени.
— До свиданья, малыш.
Дени побежал во двор с ощущением поражения, в котором он ни за что бы не признался Пьеро. Тот ждал его возле ворот. Сначала Дени пошел к кранам. Но воды не было. Он пожал плечами и подошел к другу.
— Наказали? — спросил Пьеро.
— Нет, — ответил Дени.
— Ты что, шутишь?
Дени потащил его за собой на улицу.
— Опаздываю, — сказал он, — расскажу тебе все на остановке.
В темноте они пробежали по тротуару мимо высокого парня из их школы. Тот стоял в дверной нише с девушкой. Он держал ее за талию, и они целовались.
— Кто это? — спросил Пьеро на бегу.
— Из первого. Я его знаю. Видел девушку?
— Толстовата, — ответил Пьеро.
Потом уже на остановке:
— Ну, как все было?
Небольшая очередь поджидала трамвай. Дени встал в конец.
— Забавно было. Марионетка сказал Гаргантюа, что я стараюсь.
— Правда, — сказал Пьеро, — ты стал совсем другим. Ну и?
— Ну, и Гаргантюа спросил: «А почему вы стараетесь?» Я чувствовал, что он порвет листок.
— Листок уже выписали?
— Конечно.
— И он его порвал?
— Раз-раз и все. Потому что я сказал, что не хочу, чтобы меня наказывали.
— Ты так сказал?
— Да. Естественно, он спросил, почему. Он прекрасно знает, что мне плевать на все на свете наказания.
— Ну и? — спросил Пьеро.
— Ну, и я ответил ему: «Чтобы пойти в больницу и навестить больного». Можешь представить себе, как он возгордился.
— Он порвал листок?
— Ну да!
Возле них стоял какой-то человек. Худой и старый. Одет бедно, но держался очень прямо.
— Ты такой же иезуит, как и они, — сказал человек.
Дени посмотрел на Пьеро.
— Это он мне?
— Не знаю, — ответил Пьеро.
— Конечно, тебе, — сказал человек.
Он пожал плечами и отвернулся от них. И тогда пошел дождь.