Имперец. Том 1 и Том 2 (СИ) - Романов Михаил Яковлевич. Страница 47

— Или десять?

Я закусил кулак, чтобы не заржать. Она б еще спросила, как надолго можно накладывать кровеостанавливающий жгут, чтобы по итогам опроса нашего воображаемого пострадавшего наверняка покалечили.

В принципе, когда вот так каждый день живешь в цивилизации и не сталкиваешься с травмами опаснее пореза бумаги, а про то, как фиксировать перелом, тебе рассказывали в пятом классе, то к первому курсу ты уже это вряд ли вспомнишь.

Но бабуля тут еще всем даст прикурить, это однозначно.

— Огнетушитель работает тридцать секунд, уважаемые магически одаренные студенты. И раз мы с вами только что убедились, что вы ничего не знаете о безопасности при банальных травмах, то всем придется тихонечко сидеть на моей лекции в том порядке, что я сказала, внимательно слушать, и молиться, что сможете сдать мне зачет. Итак, тема сегодняшней лекции…

Глава 25

Москва, особняк Долгоруковых

В отличие от большинства сверстников Виталий Михайлович Долгоруков кризисом брака не страдал. В основном, конечно, потому что и брака-то у него не было — мужчина уже очень давно стал вдовцом. К счастью, супруга успела родить ему сына, что стало гарантом соглашений с ее родом, а еще сняло с Виталия Михайловича обязательства по продолжению своей ветки.

Передав заботу о ребенке на руки нянькам и мамкам, Долгоруков-старший вгрызся в большую и малую политику, ломая правила наследования в собственном роду. А еще укрепляя позиции Долгоруковых как внутри Свободной фракции, так и среди прочих родов Российской империи.

И, с одной стороны, это привело к тому, что сына своего Виталий Михайлович упустил, и это оказалось большой проблемой. С другой стороны, все запланированные задачи он выполнил. Так что если разменивать одного наследника на силу и стабильность рода, то выходит не такая уж и большая цена. Тем более что Виталий Михайлович еще не был стар и вполне способен обеспечить себя парой-тройкой запасных детей.

Да и женщина по сердцу давно есть. А что она неблагородная — ну так теперь никто ему поперек слова не скажет. К тому же у них есть уже двое маленьких детей, которых признать — дело одного ДНК-теста и пары бумажек. Они как раз еще пешком под стол ходят, самое время рассказывать байки о величии дома Долгоруковых и прививать субординацию.

— Я женюсь, — спокойно сказал Долгоруков-старший, глядя на своего сына.

Тот сидел в гостевом кресле, вальяжно забросив ногу на ногу, и, видимо, ожидал очередной выволочки, нудных нотаций или поручений, которые не собирался выполнять.

Чего парень не ожидал, так это таких шокирующих новостей.

— На ком? — спросил Денис.

Парень, конечно, очень пытался сохранить невозмутимый вид, но не мог — слишком сильны были эмоции.

Долгоруков-старший выдержал паузу, не столько положенную при сообщении такой новости, сколько из желания прощупать пределы собственного сына.

— На Кристине.

Реакция была мгновенной.

— На этой шлюхе⁈ — брызгая слюной, завопил наследничек, мгновенно оказавшись на ногах.

— Сядь, — процедил глава рода, и парня буквально вжало обратно в кресло. — Если ты еще раз откроешь свой поганый рот и попытаешься оскорбить мою невесту и будущую жену — пеняй на себя. Ни словом, ни делом не смей ее задевать. Иначе вся твоя беспечная и бессмысленная жизнь мгновенно превратится в филиал ада на земле. Я понятно объясняю?

Наследник молчал, и Долгоруков-старший усилил давление, заставив собственного сына сипеть.

— Не слышу ответа.

— По… понятно… — с трудом протолкнул слова сквозь зубы парень.

Давление тут же исчезло, и наследник бесформенной тряпкой сполз на пол.

— Возьми себя в руки, Денис, — спокойно проговорил Виктор Михайлович. — Иначе однажды ты наворотишь таких дел, что даже я не смогу тебя защитить.

Сын не ответил. Лишь кинул на отца злой взгляд и, одним рывком поднявшись на ноги, вылетел из кабинета, не прощаясь.

И почему детям нельзя приставить собственную голову?

Императорский Московский Университет, факультет международных отношений

Георгий Дантес был сыном прославленного рода, оказавшегося в Российской Империи по довольно спорному стечению обстоятельств. Его дальний предок, обласканный королевой у себя на родине до такой степени, что это стало неприлично, под первым же благовидным предлогом сбежал в Россию.

Имея на руках массу рекомендаций от французского двора, этот предок Дантеса устроился в Российской Империи с повышенным комфортом, со временем поменял титул барона на титул боярина и оставил потомкам весьма впечатляющее состояние, которое поколения Дантесов мотали с разной степенью интенсивности.

И вот теперь Георгий Дантес, названный в честь того самого предка, вынужден был хвататься за разного рода дела спорной этики. Он был довольно неплохим бретером, но не очень любил это дело, предпочитая волочиться за дамами. Молодой, красивый, с по-аристократически тонкими чертами лица он был милым другом многих женщин и с каждой имел свой маленький гешефт.

Но одно дело — маленький гешефт, а другое — хорошие деньги за действительно сомнительные дела. Впрочем, такие подворачивались редко, однако каждое стоило вложенных усилий, потому что наниматель не обманывал и не скупился.

Распутин-старший вообще был весьма щедрым человеком, особенно когда желал притопить ближнего своего. Как правило, это были несложные просьбы раздобыть качественный компромат. И под словом «раздобыть» обычно предполагалось «сделать». А что может быть проще пары фотографий в век стремительно развивающихся цифровых технологий?

Поэтому на телефонный звонок Распутина-младшего Георгий ответил сразу же и согласился на его предложение, практически не вдаваясь в детали.

Поволочиться за безродной девчонкой? Пф!

Унизить ее безродного хахаля? Пф!

Отделать того на дуэли? Или отпинать в переулке? Пф! Пф!

Работы на два дня, и миллион на кармане. Красота.

Но, как говорится, детали надо было все-таки выяснить…

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

После бурных выходных Мария Нарышкина вела себя на удивление тихо и сдержанно. Если бы я познакомился с ней только сейчас, то подумал бы, что они с княжной Дарьей Демидовой оканчивали один пансион благородных девиц — такая Нарышкина была образцово-показательная.

— Батюшки, Мария Викторовна, неужто вас совесть заела? — картинно ахнул Юсупов, приложив руки к груди.

Нарышкина зло зыркнула на него, продолжая жевать какой-то скучный салат из травинок и сыра. А я подумал о том, что папенька, наверное, устроил девице строгий выговор с занесением розгой, и не без моего участия.

Однако стыдно мне за это не было ни капли. Лучше отец ей сейчас всечет, чем потом по частям из реки вылавливать будет, потому что у молодой дурочки вовремя не сработают морально-этические тормоза.

Все же, возможно, Нарышкина бы как-нибудь огрызнулась, язык-то у девчонки был острый, но Дарья накрыла ладонь подруги своей рукой и стрельнула глазами мне за спину.

Тут все присутствующие подобрались, словно им сейчас придется держать круговую оборону, а мне почему-то подумалось, что сейчас явятся по мою душу.

— Господа, дамы, доброе утро. Мария, рад видеть тебя в добром здравии. Александр, будьте любезны, уделите мне минутку, — подчеркнуто вежливым тоном произнес Максим Меншиков.

Ты смотри-ка, угадал.

Пришлось вздохнуть над недоеденным завтраком и подняться на ноги, на ходу вытирая губы салфеткой. Технически, Меншикова можно было послать по общеизвестному адресу, и в присутствии всех этих благородных правых он бы мне ничего не сделал. Но зачем драконить парня? Тем более что я примерно догадываюсь о теме минутной беседы.

Из столовой мы вышли на улицу, и Меншиков повел меня по территории университета, все отдаляясь от людных мест. Хотелось бы верить, что парень не кинется на меня с кулаками, как тут в последнее время принято, иначе, боюсь, не сдержусь и начну калечить благородных деток.