Имперец. Том 1 и Том 2 (СИ) - Романов Михаил Яковлевич. Страница 62

— А я приложу все возможные усилия, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась, — спокойно произнес я.

Корсакова стрельнула хитрющими-хитрющими зелеными глазами, и мы от кузни перешли к торговой лавке.

Небольшой домик с вынутым окном по случаю теплой погоды был заставлен результатами ручного труда. Полотенца с вышивкой, кожаные ремешки с хитрым плетением, тарелки-свистульки и прочее, что аниматоры изготавливают в течение рабочего дня.

— Розу? — спросил я, кивнув на кованый цветок.

Работа была тонкая, красивая, но девушка покачала головой:

— Я не люблю цветы, — призналась Василиса.

— Вот как? — удивился я. — Почему же?

— Не знаю, — девушка даже немного растерялась от вопроса. — Живые мне жалко. Искусственные — это для кладбища. А такие… — она посмотрела на вершину кузнечного ремесла в условиях, максимально приближенных к историческим. — А такие только собирают пыль.

Я посмеялся от этого удивительно практичного подхода.

— Что же тебе дарить? — спросил я с улыбкой.

Девушка смущенно вспыхнула. Началась игра в «Ой, да ничего мне не надо», и после короткой словесной схватки, в которой я торжественно пообещал не дразниться, эта милаха тихо ответила:

— Конфеты, — ответила Василиса и закрыла лицо руками.

— Так ты у меня сладкоежка! — чуть шире улыбнулся я.

— Ты обещал! — донеслось до меня из-за прижатых к лицу ладошек.

— Все-все, молчу, — быстро согласился я, оглядывая улицу, на которой я видел что-то подходящее. — Ага, вижу цель! — скомандовал я.

После чего легонько развернул девушку за плечи и, накрыв для верности ее ладони своими, повел в направлении одной из лавочек.

Лавочка была, как не сложно догадаться, кондитерской. Тут были и орешки в меду, и калачи, и московские плюшки, и яблоки в карамели и петушки. Купив Василисе леденец, а себе арахис в сахаре, ссыпанный в простой бумажный кулечек, свернутый в конус, я повел девушку дальше.

Мы рассматривали домики, заходили в разные лавочки, общались между собой и с торговцами. Обсуждали музыку, книги, искусство — в общем, все то, что обычно узнают друг о друге люди на первых свиданиях.

И уже почти под самый конец, когда я хотел предложить девушке вернуться в общежитие, она немного замедлила шаг, рассматривая нечто в одной из лавчонок.

— Что-то понравилось? — спросил я, пытаясь понять, что же привлекло ее внимание.

— Нет, ничего особенного, — мотнула головой Корсакова. — Просто игрушка из детства.

— Да? — живо заинтересовался я. — Какая именно?

Вообще, ожидалось, что мы говорим о какой-нибудь куколке или статуэтке. Или чем там играют в этом мире хорошие девочки из приличных семей? Но все оказалось до умиления банальным.

— Вон, — показала Василиса на смешную плюшевую собаку породы корги.

Игрушка была призом в тире, и тут уж никак мимо пройти было нельзя. Тир был старый, с потрепанными механическими мишенями, а еще деревянными подставками под дуло для женщин и детей, которым не хватало сил удерживать пневматическую винтовку на весу.

— Что нужно сделать, чтобы получить эту собаку? — спросил я разодетого в кафтан работника.

Тот был профессионалом своего дела, а потому быстро оценив причинно-следственную связь, выдал:

— Задуть все свечи с первого раза! — и показал на нижний ряд мишеней, где действительно стояла дюжина сейчас потушенных тонких свечей.

— Пойдем, — тихонько подергала меня за рукав Василиса, — это же просто развод на деньги.

— Ну, мы вроде бы никуда не торопимся? — улыбнулся я, накрыв ее пальцы своей ладонью. — Хочешь пострелять?

— Я не умею, — призналась Корсакова.

— Самое время научиться.

Купив патроны, я дал Василисе подержать в руках винтовку. Девушка покрутила тяжелое оружие в руках и озадаченно спросила:

— А как заряжать?

— Переламывай пополам, — подсказал я.

А потом минут пять наблюдал, как Василиса пытается переломить ружье. Да-а-а, мало ее гонял Разумовский, ой, мало. Да и толку в том беге, когда руки вон какие слабые. Василиса явно ничего тяжелее мышки от компьютера в жизни не держала.

Подумав, что надо бы самому заняться физической подготовкой Корсаковой, я обнял девушку со спины и переломил винтовку.

— Ух ты! — обрадовалась она, как будто я из дула достал кролика.

И, само собой, тут уж я не смог отказать себе в удовольствии поучить девушку стрелять. Процесс был совершенно бесполезный, но такой приятный, что пришлось трижды оплачивать комплект пуль.

Василиса очаровательно сдувала челку с лица, закусывала губу, пока целилась, легко позволяла касаться себя, чтобы встать в более-менее приличную стойку на пару секунд. Так что процесс был невероятно приятным, и, судя по тому, каким азартом горели глаза Корсаковой, нравился он нам обоим.

— Все, больше не могу. Руки устали, — разочарованно выдохнула Василиса, так и не попав ни разу.

— У тебя почти получилось, — соврал я без зазрения совести. — Давай достреляю.

Оставшихся пуль хватило как раз на то, чтобы погасить почти догоревшие свечки к вящему неудовольствию кафтанного сотрудника.

— Неплохо, — кисло протянул он, оценивая мой результат.

— Ага, — согласился я, кладя винтовку на прилавок. — Вон ту собачку для девушки, пожалуйста, достаньте.

В общежитие мы возвращались на такси.

Ехали молча, Василиса вообще смотрела в окно, размышляя о чем-то своем и теребя одной рукой ухо плюшевой псине. Вторая же рука оказалась в моей ладони. Понятливый таксист включил медленную тягучую мелодию, и наши пальцы переплелись.

А когда я проводил девушку до ее корпуса, Василиса чуть замялась, но, словно набравшись храбрости, поднялась на цыпочки, чтобы чмокнуть меня в щеку.

Стоит ли говорить, что такая невероятная женская отвага должна была быть награждена настоящим поцелуем?

Остаток недели прошел на удивление спокойно. Пожалуй, в моем случае это даже хорошо — последнее время случился такой перебор событий, что хотелось просто поизображать обычного студента. Без всех этих героических историй и приключений.

Единственное, что выбивалось из череды прекрасных скучных дней — договор с Нарышкиным, который я отправил обратно с кучей замечаний.

Иван, слушавший мои матюги в духе «совсем охренели», лишь посмеялся: попытаться прогнуть партнера — почти святая обязанность любого дельца. Но я не первый год по миру хожу, со мной такая история не прокатит.

Так что к вечеру пятницы я добрался почти что в состоянии умиротворения. Я был готов к трудовым подвигам на поприще учебы и попутно размышлял, как бы предложить Корсаковой заняться спортом более обстоятельно.

— Вы уже видели, Кириллу привезли любовь всей его жизни? — проговорил Юсупов, хитро смотря на Нахимова.

— Завидуй молча, — парировал тот, одновременно пережевывая и при этом тыкая в телефон.

— О чем вы? — не понял Иван.

— Княжичу Нахимову пригнали из родового гаража его прелестницу, — кокетливо хлопая глазками, ответила Нарышкина. — Значит, княжич Нахимов сегодня будет кататься!

— Звучит интересно! — оживился цесаревич.

Я мысленно застонал, чувствуя, что Его Высочество не сможет пропустить тусовку городских гонщиков мимо себя.

— А как выглядит, — картинно вздохнула Мария, выражая Ивану полную поддержку. — Но, увы, на сегодня меня уже ангажировали.

— Вот это поворот! — хохотнул Тугарин. — Это кто же у нас такой отчаянный и отважный?

— Максим, — буркнула боярышня.

Присутствующие удивленно переглянулись.

— Это который Меншиков, да? — с надеждой спросила Демидова.

— Да. А что? — Мария с вызовом посмотрела на подругу.

— Ничего. Радуюсь за тебя, — миролюбиво ответила уральская княжна.

— Рано, — решительно отрезала боярышня, давая понять, что разговор окончен.

Тугарину, кажется, надоело слушать подробности личной жизни Марии, и он обратился к Нахимову:

— Что я могу сказать? Нас-то Меншиков на свиданку не приглашал, так что мы смело можем упасть на хвост Кириллу. Верно я говорю?