У кого как... - Корсунская Жанна. Страница 12

– Это я вижу...

Она снова смутилась, еще больше покраснела и вспотела, но справилась с собой и начала быстро-быстро объяснять, почему именно ей нужно отдать должность директора заводского клуба для подростков. Она говорила сбивчиво, смешивая планы предстоящей работы с пунктами автобиографии. Жестикулировала, размахивая белым овечьим мехом оторочки на рукавах дубленки.

Опять зазвонили телефоны. Я что-то отвечал, но сделал ей знак продолжать, изображая из себя Юлия Цезаря, способного совершать несколько дел одновременно. На самом деле я, конечно, не слушал бред, который она несла. Больше всего мне хотелось, чтобы она ушла и оставила меня в покое.

Но телефоны умолкли, и девушка отчаянно выпалила:

– А еще я стихи пишу про евреев. О катастрофе евреев во время Второй мировой войны. Можно почитаю?

Ну, это уж слишком! Диагноз «чокнутая» не вызывал больше сомнений.

– Нет! Вот стихов, пожалуйста, не надо.

– Почему? Это же общечеловеческая «катастрофа.

– Какое это имеет отношение к вакантной должности директора подросткового клуба?

– Мы откроем литературный кружок. Многие юноши и девушки пишут стихи, но никому не показывают их. Стесняются. А ведь это то, что формирует человеческую душу. Точнее, очищает ее от грязи, покрывающей душу в процессе взросления. Очищает от подлости, от необходимости говорить одно, а делать другое, от предательства, ежедневного вынужденного предательства, и прежде всего – предательства самого себя, своих идеалов.

Она полезла в портфель, чтобы извлечь оттуда какие-то тетрадные листы с ровными синими строчками.

– Это очень хорошие стихи. Мои мама и папа прекрасно разбираются в поэзии. Они считают, что стихи достойны, чтобы их напечатали.

Я чувствовал: если девушка пробудет в моем кабинете еще пять минут, то я сам начну сходить с ума, но она не унималась:

– «Бабий яр». – Взмахнула рукой, чтобы поправить листки, и моя массивная хрустальная пепельница, переполненная окурками, полетела со стола на добротный шерстяной ковер с толстым зеленым ворсом. Вслед за пепельницей девушка упала на колени и, как была в дубленке и огромной песцовой шапке, стала судорожно собирать пепел и окурки, выковыривая их из ковровых нитей.

Прекратите! Встаньте немедленно! Я вызову уборщицу, и она все пропылесосит.

Присущее мне чувство юмора враз отказало. Я погибал на глазах, но тут спасительная мысль осенила меня, позвонил начальнице отдела социального обеспечения и попросил немедленно подняться ко мне. К счастью Светлана Петровна еще не ушла на обед.

Светочка Петровна явилась мгновенно, видимо, мой шепот показался ей довольно необычным. За это время я успел уговорить чокнутую девушку подняться с колен, налил ей воды из графина и попросил немного подождать, а сам вывел Светочку Петровну в приемную и обратился к ней тоном человека, загнанного в тупик:

– Умоляю тебя, забери от меня эту сумасшедшую и тихонечко, спокойно, так, как только ты умеешь, объясни ей, что она нам не подходит, и аккуратненько, тихо проводи ее отсюда, чтобы я ее больше никогда не видел!

– Конечно, Георгий Михайлович, не волнуйтесь. Предоставьте ее мне, объясните, что я ответственная за подбор кандидатур, которые примут участие в конкурсе, и что ей необходимо поговорить со мной.

И Светка увела ее от меня, а через месяц явилась в мой кабинет, чмокнула в щеку, уселась в кресле, смачно раскурила свою попсовую трубочку с вишневым табаком и, как бы между прочим, сообщила:

– Я собираюсь взять Фиру Фиш директором нашего подросткового клуба.

– Какую еще Фиру? Мы же решили, что нам нужен мужик.

– Ну, допустим, мужик был в проекте.

– Нам нужен мужик, чтобы закончил строительство здания, а потом держал подростков в ежовых рукавицах. Это же клуб для дегенератов!

– Полегче, Герочка, клуб для рабочей молодежи. Для трудных подростков.

– Не вижу большой разницы.

– А я вижу. Клуб для людей, которым некуда пойти, которых бросили. Бросили еще в детстве. И если не физически, то в духовном смысле. Этим парням и девчонкам катастрофически не хватает человеческого тепла, внимания. Им надо, чтобы их выслушали и попытались понять.

– А эта твоя баба, то есть кандидатура, значит, обладает таким редким желанием выслушивать дегенератов?

– Да, Георгий Михайлович, она неординарный человек. Я видела, как она общается с подростками. Она открыла у себя в доме кружок, клуб для молодежи. Не знаю, как это назвать. К ней приходят ребята и девчонки со всех окрестных домов. Она устраивает с ними литературные вечера, какие-то споры за жизнь. Они ее обожают. Короче, Гера, ты что, хочешь взять на себя грех похоронить педагогический талант? Я не хочу!

Светка смотрела на меня совершенно серьезно. Я подумал: а о чем, собственно, спорим? Подростковый клуб входит в ее епархию. Ей работать, ей и решать. Тем более переубедить в чем-то Светлану Петровну, как правило, не удавалось никогда.

– Ладно. Как ее там?

– Фира Фиш.

– Фира так Фира.

А еще через неделю на пороге моего кабинета вновь появилась та чокнутая девушка. На этот раз она была без шубы и шапки. Я даже отметил, что у нее хорошая фигура: длинные ноги и высокая полная грудь. Правда, передвигалась она как-то неловко и сутулилась очень. Светка потом объяснила: это от смущения.

Чокнутая вошла в кабинет и сообщила, что она и есть Фира Фиш.

Документы новоиспеченной директрисы Светлана Петровна подсунула мне на подпись, не представив объект, так что теперь дело было уже решено.

– Уважаемый Георгий Михайлович! Я обязательно оправдаю ваше доверие! – радостно сообщила мне Фира.

Я усмехнулся ее пионерским замашкам и решил положиться на Светкину интуицию.

А Фира Фиш не переставала меня поражать. Через полгода наш заводской подростковый клуб занял первое место в области, а еще через несколько месяцев – во всем крае.

Молодые дегенераты, которых я видел возле токарных и фрезерных станков, превращались у нее в воодушевленных юношей с глазами, несущими блестки интеллекта.

Крикливые вульгарные девицы ходили с ней в музей изобразительного искусства и старались разговаривать тихим, спокойным голосом.

Сама Фира окончательно перестала при мне робеть и сутулиться. Регулярно раз в месяц она смело входила в мой кабинет и настойчиво объясняла, почему клубу необходимы кружок кройки и шитья, а следовательно, швейные машины, а также строительство спортивного зала, который будет одновременно танцклассом.

Обком партии постоянно присылал к нам разных инструкторов по работе с молодежью. Меня хвалили, а наш завод ставили всем в пример, но я твердо знал: если бы не Светка, я бы никогда больше не увидел Фиру.

Наш завод стали часто приглашать на различные краевые конференции и семинары по работе с подростками, и тогда я брал с собой Светку и Фиру, и мы ехали в какой-нибудь город.

Часто во время этих поездок я замечал, что мужики заглядываются на Фиру. Поразительно было то, что сама она этого не замечала. Сначала я был абсолютно убежден, что наша директриса просто делает вид, но со временем понял, что Фира практически ничего не видит вокруг. Она живет где-то внутри себя или где-то совсем в другом месте, не ведомом никому, и, только общаясь со Светкой, или со мной, или со своими подростками, выходит иногда из этого не известного никому мира.

В какой-то момент я даже увлекся спасением Фиры из разных сложных для нее ситуаций. Сложных лишь для нее, потому что для любой нормальной девушки это были бы эпизоды, которыми можно гордиться.

На самом деле я вел себя отвратительно. Теперь я это понимаю. Теперь, через столько лет...

Иногда на конференциях ко мне подходили мои старые приятели: директора заводов, снабженцы, интересовались Фирой, просили познакомить. Я всегда соглашался, предвкушая предстоящий спектакль. Если Светка была со мной, то посвящал в это и ее. Она злилась, а потом тоже соглашалась, не могла удержаться от соблазна.

Все мои дружки были женатые опытные бабники, умеющие довольно быстро уложить приглянувшуюся девушку в постель. Но они не знали, что такое Фира. А я всегда охотно соглашался принять участие в очередном приключении и даже советовал, как вести себя с ней. У меня просто дух захватывало от предвкушения финала истории.