Возвращение блудного Брехта (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 17

И вот тут есть всего мгновение. После того, как клинок Бирона проскочил под шпагой преображенца, он немедленно нанёс очень сильный удар вдогонку вражеского клинка. Вектор движения оружия бородача и так был направлен слева направо относительно Брехта, а тот еще и подтолкнули его, используя силу врага против него.

А дальнейшее действие вполне очевидно — по открытому противнику наносится прямой удар. И Иван Яковлевич сил не пожалел, ткнул концом учебной шпаги в солнечное сплетение богатырю. Товарищ согнулся, а потом и на колени рухнул. Ну, говорил же — нефиг.

Офицеры, как дети прямо заорали и чуть не повисли у Бирона на руках, по крайне мере Иван так точно его со спины обхватил и оттащил от бородатого монстра. А преображенцы принялись «Николая» поднимать и ощупывать. По счастью, ткань на мундире была прочной, и ни кровинки не показалось.

— Господин Бирон! — подскочил к нему Салтыков старший. — Вы поаккуратнее! Это не дуэль, а учебный поединок.

— А что не так? — Пожал плечами Брехт. — Кто-то ранен или покалечен?

Тут «Николай» очухался. Он подошёл к Бирону с наивной такой детской улыбкой и облапил неожиданно.

— Хорош удар. Ловок бес! Научишь потом. Прямо — красиво! — и как хлопнет по плечу.

Ссука. Как теперь фехтовать. Ключицу переломал. Ну, почти переломал.

К счастью, больше фехтовать сегодня не пришлось.

— Что тут творится, господа!

Событие двадцать первое

Победа никогда не приходит сама, — её обычно притаскивают.

Иосиф Виссарионович Сталин

Прямо на толпу преображенцев шёл гренадёр.

Так-то в гвардию особо маленьких и хилых не особо берут. Все почти офицеры с Бирона ростом, мало кто ниже. А есть и совсем богатыри, вроде последнего противника. Это офицеры. Солдат же ростом меньше метра восьмидесяти вообще не берут. Так что Иван Яковлевич, как обычно, на голову над толпой не торчал. Он был в зелёном кафтане тёплом и от преображенцев отличался только тем, что красных обшлагов у него не было. Ну и сапоги чуть короче. Купил по дороге. До этого Бирон тоже в ботфортах щеголял. Кавалерист же. Или нет — просто лошадник. Кавалеристы — это, наверное, только военные. И как их люди носят, неудобно же? Сейчас сапожки на нём ниже колена чуть. Почти как хромовые сапоги у офицеров в армии СССР. Это, кстати, сейчас при поединках давало кучу преимуществ. Подвижность значительно выше. Получается — вокруг все гренадеры.

К ним тоже двигался гренадёр с длинным мушкетом в руках. Гренадёр был гренадёрского роста и на плечах его был накинутый коричневый кафтан. Почему-то Ивану Яковлевичу показалось, что на его кафтан парадный похож, в котором он собирался сегодня идти к Остерману с его братцем и будущим Ромадановским встречаться. Точно, вон и пожалованный позавчера орден Александра Невского тряпошный к груди пришит. Настоящий только заказал сегодня утром придворному ювелиру Бирон.

— Что тут творится, господа лейб-гвардейцы? — повторил свой вопрос гренадёр, ближе подойдя. За ним с мушкетами на плече шествовали двое преображенцев. Рядовые. Свита.

Гренадер сдвинул чёрные брови. Грозен зело. Всё бы ничего, но из-под накинутого на плечи коричневого кафтана выпирала объёмная, как два колокола, золотой парчи юбка. На голове же гренадера была небольшая, сверкающая каменьями самоцветными корона.

Народ преображенский гренадера узнал. Парочка стала кланяться, о остальные выпятили груди молодецки и смело двинулись спиной вперёд, освобождая место для драки. Смельчак всё же нашёлся. Понятно, Ванька.

Иван Салтыков чётко, как на параде, сделал три шага вперёд и гаркнул.

— Ваше императорское Величество, докладываю. Их Высокопревосходительство господин Бирон проводит учение на шпагах среди офицеров вашего полка преображенского.

— Вот как? — Их Величество обвело взглядом офицеров и наткнулась им на Бирона.

— Не знала я за тобой Эрн… Иван Яковлевич умения шпагой махать. Врут поди? — и сурьмяные брови ближе сдвинула.

— Напрасно, матушка Государыня, — вылез наконец вперёд старший Салтыков. — Наилучший фехтовальщик господин Бирон. На себе испытал. Пока всех кроме меня превзошёл. И приёмы всё необычные. Есть чему поучиться. Дозволь нам Государыня, если Иван Яковлевич не против, с ним поупражняться?

— Однако. Удивительно. За столько лет и не знала за тобой такого умения, Эрн… Иван Яковлевич.

— Не на ком было показывать. А тут орлы… Анхен, а разреши слово молвить. Сейчас просто отличная идея мне в босую голову пришла.

— Точно, без парика…

— Без вшей…

— Хм. Да. Ну, говори идею босую.

— А давай, Анна Иоанновна, соревнование, ну, испытание проведём. Вот эти офицеры преображенцы и мы вдвоём. По мишеням из штуцеров палить будем. Со ста шагов первый выстрел, со ста пятидесяти второй, третий с двух сотен. И так, пока последний не останется.

— Любо!!! — гаркнул Иван Салтыков и всё лейб-гвардейцы подхватили:

— Любо! Любо! Испытание. Да здравствует Государыня. Ура!

Гренадёр в коричневом бироновском кафтане расплылся в улыбке.

— А давайте. А то скучно одной по воронам палить. Князь Василий Владимирович, ты у нас фельдмаршал, распорядись чтобы после обеда всё здесь подготовили к испытаниям.

Долгоруков оглядел двор Кремля. Брехт тоже.

Царь-колокола ещё нет. Его начнут отливать только через несколько месяцев. Царь пушки тоже не видно. Огромный пустой двор. Пали не хочу.

Глава 9

Событие двадцать второе

Бабушка выпустила пса из сарая и сказала маме, что это жестоко — запирать животное. Пса вырвало на кухне. Бабушка его снова заперла.

Сью Таунсенд

Анну Иоанновну пристрастил к охоте Пётр Михайлович Бестужев-Рюмин. А чем ещё заниматься в нищей, забытой богом, Митаве? Так хоть какое-то развлечение. Сам Бестужев стрелял неважно. Старенький всё же, и руки, вечно похмельные, дрожат и зоркость уже не та, цифры плохо в книгах видит. Наверное, потому и начал изюм воровать, что никак не мог фунты мелкие, кривоватым почерком в ведомости записанные, различить. А нет изюма и нет цифр. И всем хорошо.

Анна охоту не только полюбила, она — охота эта, стала её страстью. Больше всего нравилось ей стрелять по воронам. Во-первых, цель сложная. Летит же ворона, не сидит на месте, а во-вторых, она ворон ненавидела. Полно сначала их было в Митавском замка. Тысячи, должно быть. И они беспрерывно каркали. Брошенной всеми юной герцогине казалось, что эти птицы противными своими голосами несчастья ей накаркивают. Женщиной Анна была деятельной и принялась истреблять ворон в замке и его окрестностях. Замок окружал довольно большой и совершенно запущенный сад, и на каждом дереве было по нескольку вороньих гнёзд. Бестужев привёз с собой в Митаву неплохую коллекцию мушкетов, штуцеров и старинных пищалей, которые потихоньку перекочевали от стареющего фаворита к герцогине.

Анна не просто охотилась на ворон, выходя в сад пострелять, она принялась их целенаправленно истреблять. Возле каждого окна стояло заряженное ружьё или штуцер австрийский нарезной. Идёт Анна Иоанновна из спальни в обеденный зал по небольшой анфиладе комнат, и в окно посматривает, увидит ворону на дереве, и к окну, хвать аркебузу какую дробом свинцовым заряженную, распахнёт окно чуть, аккуратно, чтобы умную и пугливую птицу не потревожить, и, прицелившись, пальнёт по ней.

Не сразу, не по щучьему велению, а с годами, с опытом тысячи выстрелов, пришло к герцогине Курляндской мастерство. На лету теперь спокойно сбивала птиц. Со временем от экзотических всяких ружей отказалась и перешла в основном на французские мушкеты и русские тульские штуцера. Дробью стрелять почти перестала. Гораздо интереснее из штуцера, вон на той далёкой берёзе, проклятую мерзкую птицу пулей завалить, чем вблизи дробью.