Черное озеро (СИ) - Разумовская К.. Страница 10

Человек спешит, чертыхаясь. Мужчина. Шаг тяжелый. Незнакомец либо высокий, либо грузный.

Беги.

Сердце проваливается в пятки, а слюна встает комом поперек горла. Прикрываю дверцу сейфа настолько тихо, что собственное дыхание кажется оглушающе громким. Металл холодит кончики вспотевших от паники пальцев, когда я бросаюсь вперед, протискиваясь между коробками и ящиками. На середине пути мне приходится выключить фонарь, чтобы не привлекать к себе внимание.

Может, это просто обход? Внеплановый. Такое бывает.

Я пытаюсь успокоиться, предельно осторожно огибая предметы. Кровь шумит в ушах.

Тупица, и кто же устроит обход, если я заперла дверь?

Ноги то и дело встречают препятствия, к счастью, настолько тяжелые, что я не роняю их с грохотом на пол, а лишь больно ударяюсь сама. Когда мои ладони упираются в громадину, накрытую тканью, внутри трепещет надежда.

Вдруг всё еще обойдется.

Нырнув под полотно, наощупь нахожу пару ручек и замочную скважину. Кажется, это шкаф. Дверцы с резьбой, гладкие и не обработаны скользким лаком. Дрожащими руками впихиваю отмычку в замок.

Чем ближе незваный гость, тем скорее мне придётся поплатиться за то, что я сделала. Мне придётся расплатиться за всё.

Крутанув кусок плотной изогнутой проволоки вправо, понимаю, что это не замок. Во всяком случае, скважина пуста. Без какого-либо механизма. Прячу отмычки в карман и те предательски звенят, ударяясь друг об друга. Дернув на себя витиеватую металлическую ручку, я со всей силы врезаюсь лбом в открывшуюся дверь.

Черт бы тебя побрал!

Тупая боль растекается от лба вниз, по щекам. В кромешной тьме перед глазами пляшут искры. Как звёзды. Или лампочки на ёлке. Жалобно скуля, заваливаюсь внутрь. Торопливо прикрываю за собой дверцу, до боли вцепляясь ногтями в древесину. Кроссовки скользят, когда пытаюсь поджать под себя ноги. Дверь не закрывается до конца.

Ну же, Инесса! Просто закрой эту проклятую дверь!

Притягиваю колени к груди и прижимаюсь боком к внутренней стенке шкафа. Дверца закрывается сама. Прячу лицо в ладони. Голова раскалывается от боли.

Охранник – чахлый дед. Я смогу его обдурить. Нужно только успокоиться.

В ту же секунду незваный гость открывает дверь в зал, слегка закашлявшись. Его неторопливые шаги отдаются эхом в голове. Всё ближе и ближе.

Он идёт сюда? Он идёт сюда. Он, черт бы его побрал, идёт сюда!

От страха или, быть может, от удара головой, всё идет кругом. Едва подавляю рвотные позывы и зажмуриваюсь, будто закрыв глаза я могу обезопасить себя от поимки.

Я не считаю себя хорошим человеком, идущим на преступление во имя благой цели. Скорее, позором, разочарованием. Помогать матери можно было сотней других способов, но я выбрала путь наименьшего сопротивления. И куда он меня привёл?

Пожалуйста, умоляю, спасите меня! Всё не может вот так глупо закончиться!

Вдыхаю запах старой древесины. Шкаф кажется мне всем: до конца неотремонтированным домом матери, подгнившей баней, поеденной жуками, пыльным диваном в съемной однушке. Он – моя клетка и моё спасение, всё, что у меня было и чего больше никогда не будет. Открываю глаза и едва не взвизгиваю от страха. Прямо передо мной блеснуло лицо. Моё перекошенное от ужаса лицо, отраженное в зеркальной дверце шкафа.

Глава 3. На каждого зверя найдется клетка. Амур.

Прошла всего пара часов, как солнце скрылось за горизонтом. Осенний день короток. В промозглой темнице мне казалось, что из-за холода время замедлилось. Тянулось, как вязанный кафтан, которого так не хватало, и было хрупким, как первая наледь.

Но свободе мир ощущается иначе. Быстрее.

Стуча зубами, я не успел опомниться, как стемнело. Глубокое дыхание сопровождается клубами пара, лениво растворяющимися в иссиня-черном небе, усыпанном звездами. Яркими, как огонь в ледяном взгляде матери, что разгорался всякий раз, когда она слушала о моих достижениях. Может, это была гордость.

Идэр украдкой шепнула, что этой ночью боги разожгли сияющую россыпь в мою честь, но я-то знаю, что это не так.

Те боги, которых я знал, либо мертвы, либо предпочли забыть обо мне.

Свобода. Сладкое слово, легкое как воздух и опасное, как ядовитая змея, принятая за ужа. Идэр отстаёт от Катуня и Хастаха, хихикающих впереди и равняется со мной. Почему все мои мысли о гадких и скользких тварях всегда приводят сознание к её образу?

– Как ты?

Прекрасно. Всё ещё чувствую тот нож, что ты так любезно вонзила мне в спину.

Гляжу под ноги, игнорируя взгляд несостоявшейся жены, грозящий прожечь во мне дыру. Обиды обидами, но я ещё успею свернуть ей шею, а пока придется приспосабливаться.

– Расскажи, что произошло за время моего…отсутствия.

Идэр спотыкается, а я не предпринимаю ничего, чтобы подхватить её. Девушка валится наземь. Иней хрустит под длинными тонкими пальцами, унизанными кольцами. Она оглядывается через плечо. Останавливаюсь, стиснув кулаки глубоко в карманах.

Может размозжить её прекрасную темноволосую голову прямо сейчас?

Идэр тянется ко мне, но я игнорирую её немую просьбу о помощи. Стою, как вкопанный, медленно цедя воздух через зубы. Холодный ветер путается в волосах, скрывая лицо моей невесты за тонким алым капюшоном. Он развивается и трепещет, как языки пламени на сквозняке. Как кровь, запачкавшая наши руки по локти. Катунь оборачивается.

– Ты всё-таки её грохнул?

– Очень смешно. – фыркает Идэр, поднимаясь самостоятельно. Хастах подталкивает Нахимова, и они ускоряют шаг. Стивер обгоняет меня и присоединяется к ним. Три фигуры размываются в темноте всего в паре косых саженей. Идэр отряхивает иголки с солдатского одеяния и заговаривает. Голос её спокойный и сдержанный, как и всегда.

– Вячеслав Воронцов Пятый затянул удавки на шеях неугодных князей, когда огласил решение перенести столицу на север. Семьи Раннсэльв, Иден, Гуриели и Муониэльвен потеряли влияние, которым обладали. Они тебе не помощники. Если и остались недовольные княжьи щенки, то они забились глубоко в норы.

– Князья – мертвы?

– Сложно сказать. Знаю точно, что всю семью Иден постигла страшная участь. Остался лишь Калитв, да и то его дело на рассмотрении в Совете.

Заметив моё замешательство Идэр, пояснила:

– Из тайной канцелярии.

Я знаю о ком речь. Просто был не готов это услышать. Тайная канцелярия десятилетиями была моей темной лошадкой, даже до того, как я задумал оборвать жизнь царевича. Все, на чью поддержку я мог уповать – превратились в чернозём, на котором вырастит хлеб для стола убийцы.

– Асква, так скажем, потеряла привычный тебе облик. Сейчас там пусто. Мор и Безумие добили тех, кто остался. Столицей стал Святой Град Дождя, но, думаю, ты об этом знаешь.

Кратко киваю, прислушиваясь к холодному тону Идэр. Оплакивала ли она князей, что целовали ей руки на банкетах во дворце, или же попросту пожала плечами, узнав о их гибели, как это было со мной?

– С запада повалили безумцы. Точнее, то, что источник заразы – владения графа Крупского, мы узнали не так давно. Говорят, в Соль привезли заразу с чужбин. Но я думаю, что проблема кроется в том, как люди отвернулись от богов...

– Безумцы? – недоверчиво переспрашиваю я, перебив Идэр. Легкий пиджак не спасает от ветра, пробирающего до костей. Последнее, что я желаю слушать – проповедь. Тем более от неё.

– Люди, потерявшие себя. Они злые и не понимают, что происходит. Земли, на которые они ступают, очень скоро пропитываются крестьянкой кровью. Безумцы умерщвляют всех без разбора и сами походят на живых мертвецов. Те, кто выживают после их нападок…претерпевают изменения, слетают с катушек.

Я слышу каждое её слово, но всё равно никак не могу отделаться от одной-единственной мысли, заглушающий остатки здравого смысла.

Убей её. Она разрушила твою жизнь.

Голос в голове не принадлежит монстру. Он мой. Холодный, расчетливый и от того до безобразия убедительный. Я мог бы задушить Идэр прямо здесь. Она бы расцарапала мои предплечья, в попытках отцепить мои руки от своей шеи, как это было с её сестрой по вере. Кончики пальцев, огрубевшие от тетивы стрел, ощущали бы каждый удар её сердца: сначала оно бы ускорилось из-за страха неминуемой погибели, а потом бы замедлилось. Медленнее и медленнее, пока совсем не остановится. Её синеющие губы раскроются в немой мольбе о пощаде пока глаза, до того двигавшиеся в хаотичном порядке по моему лицу, остекленеют и застынут.