Врата чудовищ (СИ) - Богинска Дара. Страница 59

— Рад встрече, — сказал шорец с тяжелым акцентом.

— Это Шамси по прозвищу Шафран, — представил его Гвидо, — он придворный Его Императорского Величества и родственник Его супруги. Под командованием Шамси — торговый флот Шормаару.

— Ну и представление. Я торговец специями, лишь по воле случая двоюродный брат императрицы.

Шамси улыбнулся. У него была несносная, немного высокомерная улыбка, какая бывает у красивых людей, знающих о своей привлекательности. Джолант в ответ протянул руку. Придворный немного растерянно глянул на ладонь, на Гвидо — тот кивнул — и, наконец, скрепил знакомство пожатием королевской длани. На коже Джоланта осталась хна, узоры смазались на красивых пальцах торговца специями.

— Каков наш план? — взял быка за рога Мэлруд.

Джолант выглядел неважно. Бледный, он словно был болен, так горели его черные глаза, такой горячечный румянец был на острых скулах и искусанных в кровь губах. Заметив изучающий взгляд, брат свел брови и приподнял плечи. Ну точь-в-точь — обороняющийся звереныш. Но Гвидо видел в нем породу, а по долгу службы ему приходилось быть проницательным. Львята вырастают в царей зверей, а у Джоланта Мэлруда для этого хватало когтей, клыков и характера.

Если Гвидо в чем-то и был уверен, то в том, что его брат справится. Он наклонился ниже, подвинул канделябр со свечами к карте и показал пальцем вниз, через море, к архипелагу Шора, уткнулся в нарисованную тонким пером крепость с надписью на южном языке. Шаг-Че. Столица, которую Поющий народ звал не иначе, как «Сердцем».

— Наш путь лежит сюда.

— Я принес волю Шормаару: Великий хочет взглянуть на своего племянника, — мягко пояснил Шамси, — увериться в том, что шпионы и бумаги не врут. Что Вы, Джолант, на самом деле сын своей матери.

— Сейчас важнее, что я сын своего отца, разве нет? — нахмурился Джолант. Он развернулся к шорцу. — У Бринмора всегда был свой король — Мэлруд. И я — Мэлруд. Зачем императору Шора видеть меня? Разве не важнее сейчас разобраться с внутренним врагом, Тито, пока тот не устроил геноцид?

— Суров и горяч, как Конаста в юности! — покивал Шафран, едва ли не хлопнув в изрисованные хной ладони, — но что же, Вы хотите в одиночку устроить переворот?

— Тебе нужна будет армия. Поддержка императора придется кстати, особенно если он признает сына своей сестры и историю её неудачной помолвки с почившим королем Бринмора.

— Мы тратим время.

— Нет, не тратим, — внезапно резко воскликнул Гвидо, — мы выступаем завтра.

Джолант обернулся на Гвидо, и тому показалось, что брат его вот-вот ударит прямым в переносицу. Но медик стоял, непреклонно сложив руки на груди. «Тратим время» — говорит человек, неделю не покидавший своей постели. По лицу Гвидо прошла рябь раздражения, за которой таилась усталость от промедлений: сначала объясни этим дуракам всё, потом поймай Чонсу, затем терпи, когда эти голубчики натрахаются и будут готовы взглянуть правде в глаза. Как удобно случился этот наёмный убийца! Как удачно, что именно в эту ночь Гвидо немного ослабил стражу, отправив большинство охранников в дорогу вместе с Джолантом.

Ну, право слово. Это же Чонса. Ей ничего не угрожало кроме правды, выскочившей из-за угла и вдарившей голубчиков по лбу. И если на Джо не действуют слова его собственного брата, то, может, плач возлюбленной поставит мозг на место? Так и случилось.

— Корабль уже ждет рассвета, — нараспев проговорил Шамси и снова чуть поклонился, — Я буду рад этому пути! У нас будет время на знакомство и приятное общение…

— Вы плохо знаете моего брата, — буркнул Гвидо.

Пробраться в сердце Поющего Народа, город Шаг-Че. Познакомиться с самим Императором! Джоланту предстояло взглянуть в лицо своему будущему, своему прошлому, принять свою судьбу в настоящем. Был ли он готов? Украдкой во время случившегося после долгого разговора Гвидо то и дело заглядывал в сосредоточенное лицо своего брата, и каждый раз замечал новые черты: как жестко надломились его брови, как вспыльчивая искра в глазах сменилась огнем праведного гнева, как в решительности потрескивала кожа на кулаках. В конце концов, он удовлетворенно кивнул, вписав все наблюдения в свой мысленный журнал. Неплохо для начала. Сойдет. Судя по тому, как Шамси сменил самодовольную болтовню на четкие и короткие ответы, Джолант умел производить первое впечатление.

Потом Шамси откланялся и ушел обратно к кораблю. Из холла вместе с ним от стен отделилась чертова дюжина теней и вышла следом, и Джолант тяжело оперся о перила лестницы.

Ну вот и всё, хотел сказать Гвидо.

— Готов прощаться? — и, заметив, как изменилось лицо брата, проговорил ласковым и понимающим тоном: — Я говорил тебе. Ты знал, что это неизбежно.

— Почему нельзя взять её с собой?

— Потому что ты — король, а она — ренегат. Или ты думаешь, что Чонса согласится стать наложницей в твоем гареме? Нет, братец. Тебе предначертано разобраться с мирским, а ей — с божественным. Но только вместе у вас что-то выйдет.

— У нас что-то выйдет? — усмехнулся Джолант двусмысленности этой фразы. Гвидо тоже это понял, хотел поправить, то Джо тяжело качнул кистью и перебил открывшего рот брата. — Чонса считает, что ты слишком много говоришь. Поэтому, пожалуйста, помолчи.

И Гвидо подчинился. Только смотрел, как Джо с каждым шагом тяжелее припадает на ногу, как идет по коридору, качаясь пьяным, как скрывается за стеной, как хлопает дверью в свои покои. Медик-шпион вспомнил шорскую поговорку и проговорил её себе под нос:

— Кто чувствует стыд, тот начинает чувствовать долг. Ах, боги, мне надо выпить…

Приятная щекотка от движения ладони вниз по спине. Тёплое дыхание в ухо, от которого отвели пряди.

— Чонса-а… — шепот, коснувшийся мочки, скользнувший по хрящику язык. Девушка взволнованно вздохнула. Она очнулась от дремы, со скрипучим кошачьим вздохом перевернулась на спину и обняла Джо руками и ногами. Она не спросила, где он был. Он не рассыпался на объяснения. Сразу прильнул с глубоким чувственным поцелуем, и Чонса была рада тому, что мысли заняты лишь им, что можно закрыть глаза, растворяясь в ощущениях, не думать и не переживать. Забыться. Затеряться в чувствах, как в лабиринте.

До рассвета они любили друг друга так, как никто и никогда, словно пытаясь отыграться за годы отстраненного знакомства. К исходу ночи сил не хватало на то, чтобы оторвать голову от подушек и спуститься за водой на кухню, и Джо мог лишь раскрытой рукой водить по голому животу Чонсы и смотреть, как он покрывается мурашками, а девушка ёжится от щекотки. Когда эта забава надоела, парень прижался губами к её соленому лбу и отфыркнул упавшие на брови кудри. Им было хорошо.

— Как бы мне хотелось, — шепотом сказал Джо, — остаться здесь навсегда.

— Останься. Их все равно не спасти.

Как она сказала это! С улыбкой, с тем же теплым выражением в глазах, водя губами по его ключице. Тени от стрел её ресниц на скулах казались продолжением татуировок на лице.

— Можно хотя бы попытаться, — осторожно ответил он, — Гвидо говорил, что есть…

— К черту Гвидо. Твоему брату не место в нашей постели.

Она села на него верхом. Одно движение — и тонкое одеяльце сползло с её плеч, и в голове у Джо снова помутилось от огромной, всепоглощающей, затмевающей разум любви, щенячьем восторженном обожании, желании быть рядом. С ней. В ней. Он потянулся вверх, когда услышал стук в дверь. Их никогда раньше не беспокоили, и от удивления Чонса вздрогнула.

— Господин Джолант, — раздался глухой голос из-за двери, — вас ждут на пристани.

— На пристани? — откликнулась Шестипалая.

У Джоланта сжался ледяной комок в груди, как у воришки, которого поймали за руку. О чем он думал? Хотел же объясниться, но эта ночь попутала все планы. О, эта ночь! Если бы она была такой же бесконечной, как казалась.

Чонса слетела с него, застыла рядом с кроватью, длинная, тонкая, прикрывая одеялом грудь, словно статуя Великой Богини с улиц Сантацио.