ПВТ. Лут (СИ) - Ульяничева Евгения. Страница 45

Лин вопросительно промолчал.

Спросил без особой надежды.

— Я могу идти?

— Разумеется, — легко ответили ему, — если вы чувствуете себя в состоянии, то вас проводят до стены.

Сумка, вспомнил Лин и похолодел. Нилова сумка точно была при нем, он даже закинул ее поперек груди, чтобы точно не потерять.

— А, скажите, пожалуйста... Мои вещи...

Человек за ширмой молчал. Лин увидел, как шевельнулась тень в складках натянутой на раму белой ткани.

Театр теней, который однажды показывал ему пьяный Иванов.

— Ваши вещи, молодой человек?

В голосе невидимки скользнула тонкая металлическая нить. Как будто — еще не раскаленная. Не мои, подумал Лин. Не мои вещи.

Его молчание, видимо, сказало больше слов.

За ширмой выразительно хмыкнули.

— Ох, молодой человек... Если вас не затруднит, подойдите ко мне.

Лин спустил ноги с койки, ботинок не обнаружил. Босиком прошлепал в угол, отодвинул ширму.

Если бы не выучка, он бы непременно вздрогнул.

А так просто задержал дыхание от неожиданности, а лицо обдало жаром.

У сидящего перед ним мужчины было два тела. Точнее, тело одно, просто глумливо искалеченное природой. Совершенно нормальные правые рука и нога, и — безобразно увеличенная в размерах левая половина туловища. Уродливый шишковатый лоб, раздутый затылок, и тем страшнее были глаза — спокойные, умные и чуть насмешливые.

— Природа Лута удивительна и многообразна, не правда ли?— мужчина в свою очередь разглядывал его.— Какая фантазия, какие причудливые формы жизни. Вот вы, к примеру — идеальны. Физическое совершенство, воплощенное в музыке гармоничного тела. Генетическая архитектура. Эфеб Оловянных, белая лилия Лута. И какая жестокая участь — погибнуть во цвете, быть убитым гениальным порождением того же Лута. Злая поэтика природы.

— Вы это знаете.

— Да. И я слышал ваше выступление на Хоме Равенна. Мусор есть везде, молодой человек.

— Говоря мусор, вы подразумеваете бытовые отходы, не так ли? — медленно уточнил Лин.

— И их в том числе. Впрочем, речь о другом. Пожалуйста, подайте мне трость.

Лин огляделся, отыскал взглядом белую, как у слепого, резную трость.

Молча протянул ее человеку, ощутив точно сбалансированную тяжесть сердцевины. Свинец? Его собеседник склонил голову в знак признательности, без видимого усилия прокрутил трость.

— Мое имя Орхан. Разумеется, официальный титул длиннее, но я бы предпочел, чтобы вы звали меня именно так. Отчего-то вы мне симпатичны. Следуйте за мной.

***

К вылазке за стену готовились тщательно и быстро.

Нил радовался, что виолончель осталась у Серебрянки (какое глупое, лакокрасочное имя для истинной корабеллы). Лина он не чаял найти в живых. Что говорить? Что со стены упало, то пропало.

Возможно, парня порубили на наживку. Слопали так. Или закинули живцом.

Крокодил подавил вздох. Такой милый малый был, такая улыбка. Успел привязаться, смотри-ка...

Но за себя Нил переживал больше.

Его насухую выпотрошат — или ребята Амы, или рыбаки Горбача-Орхана.

И все, ради чего он рвал когти — и терял пальцы — все пойдет коту под хвост. Карту не найдут, даже если вскроют все орешки. Карту надо уметь открыть так, чтобы она показала себя. Это все равно что книгу читать.

Понедельник, хмуря гладкие брови, проверял снаряжение. На этот раз в его джентльменском наборе приняли участие только нож-малек и сработанная под круглое зеркало граната.

— Искренне надеюсь, что не понадобится, — приложив узкую ладонь к сердцу, серьезно сказал убийца, — терпеть не могу это шумное варварство. Где красота и умение, где благородство манер и кодекс чести, когда любой шут балаганный с огнеметом легко может уложить мастера мечей? Я всей душой за соблюдение Статута и валентность, пусть это и кажется пережитком...

Пепельная прервала его громкой отрыжкой. Ткнула Нила под солнышко.

— Значит так, Крокодил. Говорить с Горбачом будешь ты. Вещи твои стопудово у него, плети что угодно, но чтобы Карту вернул.

— А что взамен?

— Взамен отдадим тебя.

— Фу, он не согласится, — фыркнул Нил. — На что ему мои бренные кости?

Девушка, рассвирепев, мигом сгребла его за волосы. С треском натянула. Лизнула нож, самым кончиком лезвия обвела испуганно косящий глаз Крокодила.

— Да пусть хоть мыло из них варит! Сделаешь так, чтобы согласился. — Прошипела, даря запахом чесночной котлеты. — Падаль сыкливая.

— Дорогая, позволь тебя отвлечь, — чопорный Понедельник передал девушке легкую фильтр-маску.

И то верно, предстоящий путь через волны дезинфицирующего тумана и последующие дороги из желтого кирпича обещали быть не только опасными, но и заразными.

Нилу маску никто не предложил, и, пока шли по сухому бассейну границы, музыкант едва не задохнулся. Тишина их встретила по ту сторону, тишина с зоркими глазами. Рыбаки, неразличимые в тумане, как медузы на мелководье, вели гостей от самой стены. Крокодил пожимался и потел, ожидая разрешения от тишины — в виде красноречивой пулеметной строчки. Но туман редел, близился другой берег, а никто так и не прошелся по ним швейной иглой.

Их встречали.

Рыбаки-гарпунеры, китята, дружина темного Князя Башен Вавилона приняла гостей у самых лестниц.

Взяли в плотное кольцо и заговорили только после обыска. Впрочем, Понедельник, поймав взгляд Нила, подмигнул ему с видом заговорщика: рыбаки взяли не все.

— Мы вас ждали, — пробасил старшина, бритый наголо бородач с нашивкой белого цветка на рукаве спецовки. — Следуйте за нами.

— А твой дружок болтлив, как я погляжу, — прошипела Среда.

— Вовсе нет! — Понедельник поднял указательный палец. — Уверяю, жемчужина моя пепельная, дивный отрок исключительно немногословен.

Следовать пришлось до колонны компактных закрытых машин. Одинаковые свинцовые капли, Волки — как раз для подобных дорог. Нил знал, что экипажи этого вида хорошо держат масть и особенно послушны в стае, от четырех особей. Нил знал, что у машинерии и техники, населяющих Хомы Уймы и послушных инженерам, был свой свод законов. Галео. В нем Нил ориентировался еще хуже, чем в Статуте, но смутно помнил, что Свод тот базировался на принципах простых механизмов.

Трех чужаков втолкнули в одну из колесных дур, замки щелкнули, намекая на несостоятельность побега.

Нил, зажатый испепеляющей взглядом Средой и невозмутимым Понедельником, косился в окно, на пробегающие башни мусора, освещенные вечерними огнями. Князь держал Свалку в железном кулаке. Даже вонь как будто сделалась меньше, или он просто к ней притерпелся.

И везде росли белые цветы с листьями, как у плюща. Они сетью накрывали мусор, пронзали его кучи, точно черви, и роскошно цвели. Нил не видел крыс, птиц или бродячих собак, точно цветы вытеснили всех конкурентов.

Чем дальше они уезжали от границы, тем быстрее таяла надежда Нила на возможный счастливый исход. Спутники его мрачнели, наверняка жалея о своей самоуверенности. Нил теперь точно уверился — Мама Ама не была в курсе сей операции. Напарники действовали на свой риск и страх.

Князья всех Хомов, так же как и капитаны корабелл, терпеть не могли отдавать что-то со своей территории.

Когда добрались до места, уже порядком стемнело. Сильно пахло ночным табаком и еще каким-то цветочным пряном, вокруг, насколько хватало глаз, тянулись те же горы сора, прикрытые узорными платками цветника. Сама резиденция Князя приятно удивляла.

Чистота. Розовый и сливочный мрамор, по-девичьи стройные длиннолягие колонны, увитые плющом, роскошная плитка королевского пурпура, вылизанный садик. Ручная работа, барельефы, обнимающие стены. Аромат цветов и негромкая музыка.

Как в нужнике главного банка Хома Бархата, вспомнил Нил. Доводилось заглядывать.

— Красота, — высказался Понедельник, — гармония удивительная!

— Благодарю за лестную оценку, — хозяин нахваленного стоял у фонтана, сложенного из золотистого, медово-прозрачного на свету мрамора.