Принуждение (ЛП) - Райт Кэндис. Страница 64

— Я изменила весь свой мир ради тебя. Я делала вещи и принимала их ради тебя, которые заставляют меня ненавидеть себя, но я делала это, потому что люблю тебя. Я, блядь, не могу дышать без тебя, Атлас. Разве ты не понимаешь? Нет ничего, чего бы я не сделала для тебя. Но не это. Не она, — я указываю на фотографию маленькой девочки и чувствую, как что-то внутри меня обрывается.

— У меня нет выбора. Она придет за нами. Пока она рядом, ты всегда будешь в опасности, моя семья всегда будет в опасности. Пока она не умрет, мира не будет.

Я прижимаю руку к животу, пытаясь сдержать свою боль еще немного.

— Всегда есть выбор. Если ты хочешь будущего со мной, тогда она остается в твоем прошлом. Я не шучу, Атлас. Либо она станет свободной, либо я.

— Я тебя не отпущу! — он кричит, придвигаясь ближе. Я обхожу стол, прежде чем он успевает схватить меня, сохраняя дистанцию между нами.

— Ты не можешь заставить меня остаться, — шепчу я, вкладывая смысл в каждое слово. Сейчас нужно думать не только о себе.

— Ну же. Мы оба знаем, что это неправда, — он злобно смеется.

Я качаю головой, слезы бесконечно текут по моему лицу.

Чувствуя, как моя решимость возвращается на место, я расправляю плечи.

— Я была готова простить так много. Я раздвинула ноги для мужчины, который запятнал свои простыни моей невинностью. Я сделала это, зная, что у тебя на руках кровь. Я позволила тебе запятнать мою душу в надежде, что каким-то образом мой акт раскаяния сможет спасти твою, но ты не хочешь, чтобы тебя спасли, не так ли? Ты меня не любишь. Ты хочешь трахнуть меня. Ты хочешь владеть мной, но ты меня не любишь. Ты, блядь, не знаешь, что такое любовь. Ты говоришь об обладании и похоти, но как насчет сочувствия и раскаяния? Ты не способен ни на то, ни на другое, — я качаю головой, когда он отходит в сторону от стола. — Не надо. Больше ни одного гребаного шага.

— Одна ложь разрушила все, но только потому, что ты позволила этому случиться.

— Одна эта ложь привела все это в движение. Это стоило той маленькой девочке всего, и прямо сейчас это будет стоить тебе меня.

— Она больше не маленькая девочка. Она чертовски взрослая женщина, которая заставляла меня оглядываться через плечо полжизни. Я больше не могу так жить. Не теперь, когда есть ты. Ты должна понять, Айви, другого выхода из этого нет. И да поможет мне бог, если бы она стояла сейчас здесь, передо мной, я бы убил ее еще до того, как она открыла рот. Как ты сказала, я не почувствую ни капли сочувствия или раскаяния, и ничто из того, что ты скажешь, не сможет меня остановить.

— И правда освободит тебя, — шепчу я сквозь слезы, вытаскивая его пистолет из-за спины своих леггинсов и стреляя.

Секунду я только и делаю, что наблюдаю, как он спотыкается, прежде чем поспешно обойти стол. Когда он падает на пол, я опускаюсь на колени прямо рядом с ним.

Я смотрю, как кровь расползается по его рубашке, и у меня такое чувство, будто мои внутренности истекают кровью вместе с его.

— Раньше мне снились сны. Ужасные темные сны, наполненные кровью и запахом стрельбы. Когда я просыпалась, я ничего не помнила, но моя кожа все еще покрывалась мурашками, и я ощущала вкус страха на языке. Детский разум — хрупкая вещь. Подобная травма — она может проявляться сотней способов. Но иногда эти воспоминания остаются запертыми, пока кто-нибудь не откроет эту дверь.

Я дотрагиваюсь до линии роста волос, где остался слабый след от ожога после того, как пуля задела мою голову.

— Офицер полиции забрал меня и спрятал, сменил мое имя, подстриг волосы, прежде чем перевезти в Штаты. Люди, которые стали моими родителями, удочерили меня, когда мне было семь лет. Они никогда не знали моей истории, только то, что она была плохой. Они снова сменили мое имя, назвав меня в честь моей новой бабушки. Я не произнесла ни единого слова в течение трех лет, и к тому времени воспоминания поблекли. Все было надежно спрятано за закрытой дверью, и эта когда-то сломленная маленькая девочка создала свой собственный маленький пузырек счастья.

Его глаза невероятно расширяются, когда до него доходят мои слова.

— Я не помнила. Я и до сих пор не помню, по большей части. Но эта фотография что-то спровоцировала. Помню ее. Она безжизненно смотрела на меня из зеркала, словно сама была не более чем призраком.

Теперь я рыдаю, обнаружив, что мне так трудно дышать.

— Я люблю тебя. Ты разрушил весь мой мир, и я все еще чертовски люблю тебя. Наверное, я действительно сумасшедшая. Но сейчас это не имеет значения. Ничто не имеет значения, потому что я люблю нашего ребенка больше, — его лицо бледнеет, когда он тянется к моему животу, но его рука опускается прежде, чем он успевает коснуться меня.

— Твое желание убить меня, убить последнего представителя запятнанного рода Уолшей, включает в себя и твоего ребенка, и я никогда не позволю этому случиться. Ты и так уже достаточно отнял у меня.

Прижимаюсь своим лбом к его, наши слезы смешиваются.

— Ты просто не мог позволить призракам покоиться с миром, не так ли? Я люблю тебя даже сейчас, но у действий есть последствия, Атлас. Ты научил меня этому.

Я запечатлеваю поцелуй на его губах, оставляю свой телефон и пистолет на полу и поднимаюсь на ноги, прежде чем сделать единственное, что могу.

Я убегаю.

ГЛАВА 39

Со стоном я прихожу в себя, удивляясь, какого хрена я лежу на полу в кабинете, пока все не наваливается на меня.

С ревом я перекатываюсь на колени и, пошатываясь, поднимаюсь на ноги. Я вытаскиваю свой мобильный из кармана.

— Босс? — Марк отвечает после первого гудка. — Вы в порядке?

— Где Айви? — я шиплю сквозь стиснутые зубы.

— В вашей комнате с Кензо. Сэр, откройте дверь, чтобы мы могли вас осмотреть. Айви сказала, что в вас стреляли, но она не смогла до вас добраться. Мы уже двадцать гребаных минут пытаемся попасть внутрь.

Я, пошатываясь, подхожу к двери и открываю ее, запоздало вспоминая, что комната звукоизолирована.

Когда Марк и трое других охранников врываются внутрь, я протискиваюсь мимо них в свою комнату, и распахиваю дверь.

— Где она, черт возьми? — я рычу, когда нахожу комнату пустой.

— Она сказала, что Кензо запер ее, пока не прибудет дополнительная помощь. Она умоляла нас вытащить вас, пока вы не умерли. — Марк растерянно оглядывает комнату, прежде чем сосредоточиться на моей рубашке.

— Нам нужно отвезти вас в больницу, сэр, — он пытается дотронуться до меня, но я отталкиваю его.

— Все в порядке. Это всего лишь мое плечо.

Достав свой телефон, я звоню Кензо.

Он отвечает: — С Айви все в порядке? — он говорит снова, прежде чем я успеваю что-либо сказать. — В доме никого нет. Мобильный телефон твоего отца все еще был внутри, явные следы борьбы, и все четверо охранников мертвы. Она, должно быть, уже на пути к тебе, но я буду только через пятнадцать минут, — кричит он, перекрикивая шум вертолета, в котором находится.

— Это не она. У кого бы ни были Эбигейл и мой отец, это не Эмма Уолш. Мы проверили семью Селин? Она сказала, что у нее никого не было, но мы знаем, какой она была чертовой лгуньей. Или как насчет Льюиса, ебаного чистильщика бассейна? — я чертыхаюсь, когда Марк рычит рядом со мной и разрывает мою рубашку, чтобы обработать рану.

— О чем, черт возьми, ты говоришь, Атлас? Конечно, это Эмма, — рявкает Кензо.

— Айви — это Эмма. Это не она, поверь мне. Она и близко не подходила ни к моей сестре, ни к моему отцу, и у меня есть пуля в плече, чтобы доказать это.

— Какого хрена? Черт. Я уже в пути. Просто не делай ничего безумного, пока я не приеду. — он вешает трубку.

Я опускаю руку, и Марк пользуется этим, выливая на мою рану что-то, по ощущениям напоминающее долбаную кислоту, прежде чем залатать ее марлей.

— Пуля прошла навылет. Тебе повезло.

— Удача тут ни при чем. Если бы она хотела моей смерти, она бы целилась мне в сердце или в голову.