Я сделаю это для тебя (СИ) - Кальк Салма. Страница 15

В финале спектакля не было никакого вам «аллилуйя любви» и прочего духоочистительного, но — извечное «кто был охотник, кто добыча». Юную охотницу мы пронаблюдали в антракте воочию, да таких множество, что уж. Наверное, меня тоже кто-то назовёт охотницей, если вдруг узнает все мои обстоятельства, и маркизу Женевьев звали, да не раз. Так что… живём дальше.

А дальше мы неспешно переобулись и оделись, и отправились вниз, к выходу. К счастью, никого из знакомых больше не встретили. И пошли себе ужинать, хоть уже было и поздновато. Но суббота, завтра воскресенье, так что — всё в порядке.

Тепло, снег падает, а у меня — последний вечер в родном городе.

14. Ужин со спецэффектами

Ресторан, куда мы отправились, предлагал итальянскую кухню. Я это дело в целом люблю, даже сама умею кое-что приготовить, для чего у нас можно достать правильные продукты, конечно. Пиццу в исполнении ресторанов и доставок нашего города мы с Женей не очень уважали — после настоящей итальянской, а вот пасту любили. И сейчас я вела Анри в одно из таких насиженных мест за пастой.

Анри не сталкивался с такого рода едой, я помню, что ему когда-то и моя домашняя лапша в курином бульоне показалась чем-то дивным. И сейчас он с любопытством смотрел в меню, на красивые фотографии еды, и сказал, что полностью полагается на меня в вопросе выбора блюд.

В итоге нам принесли карбонару, и овощной салат, и кьянти. А я поняла, что у меня почему-то не выходит болтать. О нет, ещё оставалось множество всего такого, о чём можно было рассказывать, и просто мы на этой неделе то и дело встречались с чем-то таким, но… В общем, но.

— Всё ли хорошо, Эжени? — спросил Анри в конце концов.

— Всё хорошо, — подтвердила я. — Настолько, насколько вообще может быть хорошо. Если бы не наш старичок-бурундучок — я не оказалась бы в Поворотнице. И не пережила бы все удивительные приключения прошлой осени и нынешней зимы. И они бы здесь тоже справлялись, как могли, и это бы привело, к чему привело, да и всё. Говорят, нужно быть благодарным вселенной за то, что она нам посылает. Так вот, я благодарна. Было непросто, но — в другом варианте ничего этого не было бы.

Вариант, что меня могли спасти тем летом в Хакусах, я просто не рассматривала. Наверное, если бы могли — спасли бы, и тоже ничего бы не было. Откачали, привезли домой, да и всё. И мы все бы как-то жили дальше. А живём в итоге так, как живём.

— Это что же, и за несчастья быть благодарным?

— А это уже как можешь. Моё личное несчастье привело меня к счастью. И к новым возможностям. Мы не знаем, что дальше, мы не видим всей картины. Поэтому — просто живём, и делаем, что можем, да и всё.

— Да ты философ, Эжени.

— Куда там философ, — усмехнулась я.

Столы в зале стояли не слишком близко друг к другу, но всё равно было видно и слышно, кто, где и что делает. Мне помнилось, что в выходные днём, да и в будни после работы сюда приходили семьи с детьми, сейчас же время было позднее, и за столиками сидели сплошь взрослые. Через проход от нас две пары отмечали серебряную свадьбу одной из них — весело и шумно. Поздравляли, смеялись. Много пили. Оттуда и раздался недовольный мужской возглас:

— А чё ты тут вообще?

Та самая стадия, когда язык ещё не отказал, громкости голоса достаточно, а в мыслях уже черт знает, что. То есть, что обычно ни за что не скажут, а в пьяном виде всё равно что само просится на язык. И кстати, мужик был из той самой пары, у которой праздник. С виду — обычный мужик, одет прилично, не из тех, кто сам по себе привлекает внимание. И видимо, ощущает недостаток, и таким вот образом требует. Встал из-за стола, покачивается, но требует.

— Сядь, Паша, — дёргала его за рукав джемпера жена.

— Да заткнись ты, — сообщил ей муж. — Чего это мне мясо холодное принесли? Это ж горячее блюдо, го-ря-че-е, — произнёс он по слогам. — Я это есть не буду.

Он показал на тарелку, в которой от поданного блюда оставался маленький кусочек мяса.

— Да ты уже почти всё съел, — отмахнулась жена. — И всё тебе нормально было.

— Где тут нормально, скажи? Ты тут где нормально увидела? — продолжал нагнетать обстановку мужик.

Подбежал парень-официант, который обсуживал их стол. Попытался выяснить, что происходит. Мужик вещал на весь зал про холодное мясо, его жена говорила, что всё в порядке и они уже уходят, и их можно рассчитать.

— Ты чего раскомандовалась? Куда рассчитать? Пусть заново подают, и чтоб как надо, — орал мужик. — Не твои деньги, ни копейки твоих денег тут нет, вот и заткнись! И глаза этому парню нечего строить, да? Или ты ему уже дала? Ах ты, сука, — он повернулся к жене и замахнулся на её.

Анри вздохнул, и следующая нецензурщина замерла у мужика на губах. Он запнулся на середине слова и плюхнулся обратно на диван с удивлённым выражением лица.

От входа уже быстро шёл охранник — парень лет восемнадцати.

— Что происходит? Вы чего тут? — но по нему было видно, что он вовсе не чувствует себя безусловно уверенным в том, что говорит и делает.

Отец Вольдемар уже бы в рожу дал, отметила я. И высказался о скудоумии, сквернословии и ещё о чём-нибудь подходящем.

— А ты кто вообще? Ты тоже с ними тут, да? — скандалист повернулся к супруге и выдал: — Он тоже твой хахаль, да? Ты тут с ними всеми?

Подошёл официант, принёс счёт.

Жена скандалиста взялась было за кожаную папочку, но мужик выхватил её.

— Не твои деньги, нечего тут! — открыл, посмотрел, прочитал раза три, наверное, и всё это стоя и пошатываясь, а потом выдал:

— А за холодное мясо я платить не буду, убирайте его отсюда!

И как возьмёт ту несчастную тарелку с последним кусочком, да как шваркнет её об пол! Во все стороны полетели куски фарфора и брызги соуса.

— Паша, да успокойся ты уже, хватит, поехали домой, вызываем такси, — увещевали его друзья.

Жена сидела с каменным лицом — видимо, понимала, что сейчас именно ей придётся всё это разруливать, и здесь, и потом ещё дома.

— Да пора наряд вызывать, тут ехать недалеко, быстро прибудут, — слышалось из-за соседних столиков. — Разорался тут, пьянь!

— Сам ты пьянь! — сообщил герой дня, и полез к пожилому мужчине, который пытался что-то там сказать.

Анри поднялся, подошёл к пьяному и легко взял его за плечо.

— А ты ещё кто тут? — возопил пьяный, обернувшись.

— Вы сейчас закрываете рот, молча платите за еду и за всё, что вы тут натворили, и отправляетесь восвояси, — сказал Анри. — Ваша супруга вызывает экипаж, вы садитесь с него и уезжаете. И наутро не забываете принести извинения жене и друзьям.

Тот порывался что-то сказать, разевал рот, но у него не выходило. А от входа к нам бодро шли двое в форме, один постарше, второй — молоденький совсем. По лицам было видно, что им вовсе не улыбается в субботний вечер приводить в чувство какого-то пьяницу. Пьяница, кстати, замолк, пронаблюдал, как его жена оплачивает счёт и всё то, что там вышло сверх счёта за разбитую посуду. И как приговаривает что-то вроде «раз в жизни выйдешь с ним в люди, и греха потом не оберёшься». Когда та оставила официанту в папочку крупную купюру, дёрнулся, но я её поняла — нужны были сто раз здешним сотрудникам их скандалы.

Анри увидел подошедших, и передал им мужика.

— Видимо, это вам, — сказал он с лёгким поклоном.

— Чего нам-то? Вы тут вообще кто? — нахмурился старший.

— Для вас — случайный свидетель, — покачал головой Анри.

Тем временем я тоже успела подозвать девушку, которая нас обслуживала, и рассчитаться. Та только вздохнула — мол, нечасто, но случается. Жаль, что сегодня так вышло.

А мне-то как жаль! Скотина пьяная, весь ужин испортил. Ладно бы только себе, а то вообще всем в зале.

Анри что-то объяснял полицейскому, а я добыла из гардероба нашу одежду — чтобы можно было в любой момент пойти, потому что если сейчас начнут хотеть наши паспорта для протокола — то ну их вообще.

— Этот господин помолчит и не будет вам мешать исполнять свои обязанности, — сказал Анри.