Кто убил прекрасную Урсулу - Пико Андре. Страница 6
Глава 3
Фишер выключил диктофон, потушил сигарету и встал навстречу своему гостю. Инспектор Штраус... Да, полиция не присылает к нему лишь бы кого. Это хороший знак. С ним соблюдают приличия.
- Входите, инспектор. Прошу прощения, что заставил вас ждать.
Штраус, немного смущенный, пожал протянутую руку Фишера.
- Я также прошу прощения, месье Фишер, что побеспокоил вас, но меня вынуждают обстоятельства. Мы расследуем чрезвычайно серьезное дело.
- Ни одно из дел не бывает серьезным, как это обычно утверждают. Садитесь и расскажите, о чем идет речь.
Фишер сел за письменный стол, а Штраус опустился в очень низкое кресло. Это была психологическая хитрость Фишера по отношению к своим посетителям. Находясь в таком неудобном положении, они сразу начинали чувствовать его превосходство.
- Расскажите мне о своих отношениях с мадам Моос.
Тон был нейтральный, но Фишер не ошибся. Это была прямая атака в стиле Штрауса, маленького человечка с многочисленными дипломами, выходца из народа, гордящегося своим положением главного инспектора полиции, которого он добился благодаря личным качествам, и теперь воображал, что абсолютно не зависит от цюрихского общества.
Чтобы поставить этого функционеришку на место, Фишер произнес учтивым тоном:
- Я и не знал, что закон позволяет вам вмешиваться в мою личную жизнь.
Штраус сделал вид, что не заметил сарказма. - В некоторых случаях позволяет.
- Каких?
- Разрешенных законом.
Фишер снисходительно улыбнулся. Такая борьба на равных не была ему неприятна. Его голос прозвучал иронически, словно у отца, которого позабавило глупое замечание сына.
- Между нами, инспектор, неужели вы настолько педантичны? Раз на меня подана жалоба, раз формальности все законны, то неужели вам нужно вести себя как роботу? Если это необходимо, я подчинюсь форменному допросу, но зачем нам сейчас придерживаться такой скучной процедуры? Дедо будет урегулировано моими адвокатами. Я привык к небольшим размолвкам, месье Штраус. Некоторые люди находят удовольствие в мелочных нападках, заранее обреченных на провал. Это раздражает и ничего больше. Но мы же с вами выше этого.
- Когда дело не касается убийства. Фишер взял сигарету. Портсигар чуть не выскользнул у него из рук.
- Вы сказали?
- Когда речь идет не об убийстве. Мадам Моос была найдена задушенной в своей комнате сегодня утром. Это произошло этой ночью. После вскрытия мы узнаем точное время убийства. В настоящий момент мне официально поручено расследовать это дело. Вы были близки с жертвой, месье Фишер. Поэтому не удивляйтесь, если я обращаюсь к вам, чтобы получить определенные сведения.
- Задушена, - пробормотал Фишер. Это был не вопрос. Он повторил слово, будто хотел убедиться в реальности абсурдного факта.
- Когда вы виделись с мадам Моос в последний раз?
- Два или три дня назад.
- Так два или три?
- Какая разница? Мадам Моос никогда не занимала в моей жизни того места, которое вы ей от, водите. Я с ней встречался время от времени, но очень нерегулярно, и не заботился о том, чтобы специально фиксировать место, время и обстоятельства.
- Три дня назад мадам Моос ушла от своего мужа.
- Я этого не знал.
- Она поставила вас в известность о своем решении?
- Нет. Для меня это так же неожиданно, как и для вас.
- Извините, месье Фишер, но для меня это не неожиданно.
Штраус попытался выпрямиться в своем кресле, но это было затруднительно, и он поморщился. Фишер повысил тон.
- В конце концов, инспектор, что означает эта перепалка, не носящая никакой законной формы? Я что, должен считать себя под подозрением? Если это так, то вы позвольте мне подождать официального приглашения.
Штраус поднялся.
- Да, так будет лучше.
Фишер не ожидал такого ответа. Он поднялся, в свою очередь чувствуя, что начинает нервничать. Ему нужно было походить, немного размяться.
- Все это смешно. Я понимаю ход ваших мыслей и, следуя логике, считаю естественным, что, несмотря на всю абсурдность такой гипотезы, может показаться, будто я замешан в этом деле. Однако осмелюсь предположить, что ваш здравый смысл возьмет верх. Неужели вы действительно думаете, что смерть мадам Моос может каким-то образом меня обеспокоить?
- Я думаю, месье Фишер, что вы несете часть ответственности за эту смерть. Я также думаю, что ее причиной послужил факт, о котором вы умалчиваете.
- Какой факт?
Фишер, разозлился, поняв, что теряет самообладание, тогда как Штраус, словно через силу, монотонным голосом продолжал объяснять:
- Ваш разрыв с Урсулой Моос.
- Я же вам сказал, что мои отношения с мадам Моос никогда не выходили за рамки приличий.
- Сожалею, что обманул вас, месье Фишер, но нам известно, что вы регулярно встречались с мадам Моос на вилле на берегу озера, снятой на имя вашего управляющего месье Шлимана.
Фишер поджал губы, но сдержался.
- Предположим. Но эти встречи были для меня лишь простым приключением.
- Так я не правильно выразился, употребив слово "разрыв"?
- Слово точное, если вам нужны конкретные факты. Мы с мадам Моос решили прекратить наши отношения.
- По обоюдному согласию?
- По обоюдному согласию.
- Прекрасно, - сказал Штраус, - и все-таки я хотел бы задать вам последний вопрос.
- Только побыстрее.
- Где вы были вчера вечером?
***
Хорошо известно, что у невиновных никогда нет алиби. Поэтому инспектор Штраус не слишком настаивал, когда Андреа Моос, с раннего утра подвергнутый допросу, очень расплывчато вспоминал, что он делал приблизительно в то время, когда было совершено убийство.
- Я был дома... Да, один... Свидетель? Какой свидетель, если я был один? Штраус ожидал, что получит идентичный ответ от Фишера или что тот вообще откажется отвечать. Это было бы вполне характерно для такого туза, привыкшего на все смотреть свысока. Но Фишер разволновался и, вместо того" чтобы прибегнуть к презрительному молчанию, во всех подробностях рассказал такую невероятную историю, что она вполне могла оказаться правдой.
Он утверждал, что незадолго до выхода из дома, около десяти часов утра, ему позвонил какой-то Шмидт, который хотел продать набор критских статуэток, привезенных из Кипра. Этот Шмидт, не желая иметь дела с посредником, назначил встречу своему случайному покупателю на вилле в Винтертуре в девять часов вечера. Вилла оказалась нежилой, и Фишер съездил туда впустую.
Правдоподобность этой истории усиливало то, что немногим более года назад аналогичный случай уже имел место. Цюрихская полиция не была в неведении относительно того, как Фишер приобрел две ритуальные вазы античного периода, тайно переправленные греческим моряком, стащившим их у афинского коллекционера, который, в свою очередь, тоже был не в ладах с законом. Фишер уладил дело, передав международному Красному Кресту дар для кипрских беженцев.
Следовательно, он мог стать жертвой обмана, и сам Фишер был убежден в этом до того момента, пока Штраус не сообщил ему о смерти Урсулы. Теперь Фишер видел в этом деле дьявольскую ловушку, которую ему сознательно подстроил настоящий убийца. И Штраус разделял его мнение.
"Если бы Фишер был убийца, то дал бы такой же ответ, как и Моос, рассуждал Штраус. - Впрочем, такие, как Фишер, не убивают, а если и убивают, то через посредников. Какую опасность могла представлять для него Урсула? У человека его масштаба есть много других средств, кроме убийства, чтобы избавиться от мешающего противника".
Но это было рассуждение, основанное на здравом смысле и логике, двух вещах, которые не являются уделом всех людей. Что касается Андреа Мооса, то серьезный анализ его личности говорил не в его пользу.
Моос быстро раскололся, изливая всю злобу, накопившуюся к Урсуле, Фишеру, всему обществу, но не переставал настаивать на своей невиновности. Нет, он не убивал! Он на это совершенно не способен! Он был сражен, опустошен, шокирован...