Сотник. Чужие здесь не ходят - Красницкий Евгений. Страница 13
– Тя как звать-то?
– Фекла. Паломница я. Из Стародуба.
Ишь ты – Фекла! А ведь не врет, что паломница. «Фиту» – «Ф» – выговаривает уверенно. Местные бы сказали – «Хвекла».
– А на богомолье-то куда?
– Да возвращаюсь уже. С Волыни, с обители дальней. Вот в Турове помолюсь, в ваших краях обителей много! Да тут и сытно все ж, – со всей откровенностью вдруг призналась девчонка. – Осень скоро. Говорят, где-то рядом торжки будут…
– Кто говорит? – Ермил навострил уши.
– Так на пристани… И вон тут, в корчме, болтают.
И впрямь – болтали. Кто-то вспоминал своих знакомых сукноделов, ткачей, кто-то собирался продать на торжках шерсть… Ну, понятно все – событие! Не часто такие торжки проходят… ну, дай Бог – будут и каждый год.
С другого боку уселся на скамью бугаистый парень, по виду – мастеровой, плотник или каменщик. Одежка посконина – и красного атласа кушак! Одна-ако…
Заказав хмельной квас, парняга сразу же намахнул кружку и довольно передернул плечом:
– Ух, и славно ж!
– На здоровьице! – с улыбкой покивал Ермил.
– И тебе… – парняга ухмыльнулся. – Меня Кондратом зовут. Каменотес я.
– А я – Ермил.
– А что ж ты хмельное-то? – испуганно моргнув, нищенка покачала головой. – Пост ведь!
– Так ведь не строгий пост-то – пятничный.
Парниша широко улыбнулся и заказал пива еще. Две кружки! Угостил Ермила:
– Пей, брате… Тебе, дева, не предлагаю – пост.
– Да я б и не стала бы – мне еще в церковь идти… – перекрестившись, Фекла поправила сбившийся на голове платок.
– Тогда вот – пирожка откушай!
– Благодарствую… Так вы оба из Турова?
– Из округи…
– Ой, как славно-то! Так вы мне пути-дорожки подскажете? К обителям славным, или вот… торжки, говорят, тут у вас…
– Так эт осенью, в хмурень-месяц!
– А я и не тороплюсь. Осень – время сытное… Ладно, пора и в церкву… Благодарствуйте.
– И тебе не хворать, дева.
За распахнутой настежь дверью уже фиолетился вечер, тихий, спокойный, летний. Народу в корчме заметно прибавились, правда, некоторые ушли – отстоять вечерню.
– Заказать лодку? – Кондрат почесал кудлатую бороду. – Эт смотря какую. Ежели простой челнок – так к Никодиму, а поболе что – к торговому гостю Никифору.
– Это к тому, у которого в Ратном в боярах родичи? – Ермил хорошо помнил, что Никифор-купец приходился сотнику родным дядькой. Правда, себе на уме был черт!
– К нему… – подняв кружку, каменотес ухмыльнулся. Он, похоже, знал ситуацию куда лучше, чем ее непосредственные участники. – Да какие там бояре, в селе? Так, одно название… Сам-то подумай – как такое быть может, что в семье один – простой купец, а другой – боярин?
– Так там сестра…
– Вот! Я и говорю. Боярином только родиться можно… – хмыкнув, парняга поставил опустевшую кружку на стол и вопросительно глянул на собеседника… или, уж лучше сказать – собутыльника. – Еще по одной?
– Даже не знаю… – растерянно улыбнулся отрок. – Разве что теперь – за мой счет!
– Славный ты парень, Ермиле! Ну, еще разок – за знакомство…
– За знакомство… ага…
– А мастерская Никифора-гостя – на Луковицком вымоле, там, за городом чуть пройти, да к реке… Ну, спросишь – покажут, народу там всегда – тьма. И рыбаки, и перевозчики, и мужики-смерды – кого только нету.
Кто-то вдруг шевельнулся на соседней скамье, сзади – буквально спина к спине… Ермил резко обернулся… и громко захохотал, увидев все ту же девчонку, Феклу:
– Ты что же, не уходила никуда, что ли?
– Да прям! Просто уже пришла, – улыбнулась паломница. – Вечерня-то кончилась.
– Да и мне, пожалуй, пора, – смущенно признался отрок. – Я ж тут не один, со своими… У боярина нашего, на подворье ночуем.
– А что за боярин-то?
Прощаясь, Ермил ответствовал на ходу – просто прокричал что-то неразборчивое – поди пойми…
Выйдя из корчмы, юноша пересек пристань и зашагал по мощенной дубовыми плашками улице. Торопился – темнело уже, и ночная стража вполне могла перегородить главные улицы рогатками – доказывай потом, что ты не разбойник, договаривайся, плати…. Что же касаемо тех, кто до сих пор гулеванил в корчме – так большая часть их явно была с ладей, кто-то жил рядом, а некоторые так и вообще прямо в корчме и ночевали.
Чистенькая и широкая улица, окруженная высоким липами и вязами, называлась Торговой. Смеркалось уже, но пока что было довольно людно. Всяк спешил по домам. Пройдя мимо большого и красивого каменного храма – собора Петра и Павла, – Ермил снял шапку и перекрестился, попросив удачи в делах. Спрямляя путь – чай, не впервые в Турове, – пересек торговые ряды и остановился напротив узеньких деревянных мостков, ведущих в княжескую крепость – детинец. Мощный подъемный мост ввиду позднего времени был уже поднят. Выглядел детинец очень даже солидно – глубокие рвы, валы земляные, укрепления из толстых дубовых бревен – стены и башни. Крепкие ворота, подъемный мост – попробуй, возьми!
– Эй, паря! Ждешь кого? – свесившись из надвратной башни, угрюмо поинтересовался стражник в кольчуге и шлеме.
– Да нет, – улыбнулся Ермил. – Так, смотрю просто. Из деревни мы…
– То-то я и смотрю, что из деревни, – стражник хохотнул и поправил на голове шлем. – Ну и как тебе город – глянется?
– О-чень! Красивый, могучий!
– То-то! – пригладив бороду, довольно покивал страж. – Только ты, паря, это… долго-то не смотри. Стемнеет – никуда по городу не пройдешь, везде стража…
– Да язм про то ведаю. Посейчас и уйду…
– Ведает он… Ну, добрый путь, деревня!
Ермил не сделал и пару шагов – догнали:
– Добрый путь… Дэрэвня…
Стройный подтянутый горожанин лет чуть за тридцать, с круглым простецким лицом. Светлая борода, волосы подстрижены в кружок… Взгляд не простой – пристальный, цепкий. Одет, как все небедные горожане – длинная (ниже колен) туника по византийской моде, изумрудно-зеленого цвета, с оплечьем и кожаным поясом. На поясе – кожаная сумочка – калита – и кинжал в красных сафьяновых ножнах, на ногах – легкие башмаки – поршни.
Слово «деревня» мужчина произнес через «э», с выражением крайнего презрения на лице. Видать, какая-то личная обида на деревенских…
– Артемий Лукич! – узнав Ставрогина, обрадованно воскликнул отрок.
– Тсс! Не орите на всю улицу, дружище… э-э… Ермил… Вас ведь так зовут, кажется?
– Ну да, так… Я от…
– Я понимаю, от кого вы… – дознаватель оглянулся по сторонам и махнул рукой. – Идемте. Давно за вами наблюдаю… Значит, помнит Миша о месте встречи.
– Помнит, помнит… – поспевая за быстро идущим Ставрогиным, покивал Ермил. – Он еще сказывал как-то – место встречи изменить нельзя! А почему нельзя – про то не сказывал.
– Любит он такие непонятные присказки говорить, – тихо засмеялся Артемий Лукич. – Причем никак их не объясняет… Здесь вот налево сейчас…
Высокие заборы, ограды, тыны… Запертые ворота, лающие истошно псы… На улицах людей все меньше и меньше… Стемнело уже… В высоких башенках-теремах замерцали оранжевые огоньки свечей, улицы же так и оставались темными. Так а зачем их освещать? Кто там ночью и шастает? Одни шпыни ненадобные!
Снова забор – дли-инный. За забором, похоже, сад – яблони, груши… Запах-то! Скоро яблочный Спас, праздник…
Закончив все разговоры, Ставрогин быстро шел впереди… лишь на углу вдруг резко остановился.
– Кто-то идет следом… Схоронись здесь, в кустах… погляди… Ежели что – схватим…
Ермил так и сделал, – а Ставрогин быстро свернул в какой-то проулок… Где-то совсем рядом истошно залаяли псы! Юноша невольно поежился – хорошо хоть, за оградою…
Ага! В свете выкатившейся на небо луны чья-то зыбкая тень показалась вдруг из-за поворота!
– Лови-и! – выглянув, закричал Артемий Лукич…
Ермил выскочил из кустов:
– Стой!
Закутанная в плащ фигура взмахнула рукой… и бросилась прочь! Ставрогин метнулся следом.
Что-то ударило Ермила прямо в лицо… царапая щеки…
– Черт… ушел! – возвратившись, Артемий Лукич с досадою выругался. – Где-то ему калитку открыли… Завтра подумаю на досуге – где бы могли… Ты что молчишь-то?