Утопленница - Кирнан Кейтлин Р.. Страница 9

– Но со мной всё в порядке, – добавила я.

– Ты не чувствуешь себя одинокой?

– Не особенно, – быстро ответила я; это была ложь, но мне не хотелось показаться жалкой или сентиментальной. – У меня есть мои картины и работа. Я много читаю и иногда пишу рассказы.

– А, значит, ты художник и писатель? – К этому времени она уже распутывала клубок чёрных кабелей, которые вытащила из недр одной из своих коробок.

– Нет, я художник. Просто иногда пишу рассказы.

– И их кто-нибудь где-то публиковал?

– Я продала несколько, но это не делает меня настоящим писателем. То есть не полноценным автором, я это имею в виду.

Она недовольно посмотрела на сплетение чёрных кабелей в своих руках, и на мгновение мне показалось, что она сейчас либо уберёт их обратно в коробку, либо бросит через всю гостиную.

– А картины ты когда-нибудь продавала? – спросила она.

– Нет, – ответила я. – Точнее, не мои настоящие картины. Только те, что с «летними людьми».

Абалин не спросила, что я имею в виду. То есть что такое картины «с летними людьми».

– Но ты считаешь себя художником, а не писателем. Ты же понимаешь, что это звучит совершенно бессмысленно, верно?

– Ну, ещё я работаю в магазине товаров для творчества и получаю там зарплату. Тем не менее я никогда не считала себя клерком или кассиром. Всё дело в том, что я считаю себя художником, поскольку рисование – это то, что мне по-настоящему нравится, чем я увлечена. Поэтому да, я художник.

– Имп, ты ведь не возражаешь, если я это всё подключу? Думаю, я должна была спросить, прежде чем начинать. Просто хочу убедиться, что ничего не сломалось. – В конце концов ей удалось распутать кабели и подключить консоли к телевизору, после чего она достала из картонной коробки сетевой фильтр.

– Нет, не возражаю, – сказала я, отхлебнув чаю. – На самом деле выглядит это довольно интересно.

– Знаю, но надо было спросить, прежде чем тут раскладываться.

– Я не против, – повторила я.

Какое-то мгновение я разглядывала большой телевизор с плоским экраном. Она прислонила его к стене. Мне приходилось раньше видеть их в витринах магазинов и в торговых центрах, но сама я никогда не держала дома телевизора. – У меня нет кабельного ТВ, – предупредила её я.

– О, это я уже поняла.

Пока мы так разговаривали, пошёл дождь, и Абалин слегка расслабилась, выяснив, что ничего не сломалось. Она рассказала мне, что её подружка – которую, кстати, звали Джоди (полагаю, и сейчас так зовут) – довольно грубо выбросила её пожитки в коридор, пока они скандалили. Абалин не пыталась её остановить. Так или иначе, она показала мне, как играть в пару игр. В одной нужно было играть за инопланетного солдата, сражающегося с вторжением пришельцев, и ещё там была синяя голографическая девушка. В другой главным персонажем выступал солдат, который пытался помешать террористам использовать ядерное оружие.

– Они все такие жестокие? – спросила я. – Там всегда главные персонажи мужчины? И всё о войне?

– Нет… нет и нет. Возможно, завтра я покажу тебе «Final Fantasy», а может быть, и «Kingdom Hearts». Эти игрушки, наверное, придутся тебе больше по душе. Хотя кое-какое насилие там всё же имеется. Просто не такое реалистичное, если ты понимаешь, о чём я. Мультяшное насилие.

Я не поняла, что она имеет в виду, но не сказала ей этого. Наконец дождь прекратился. Мы заказали доставку на дом китайской еды, и записка с предсказанием в моём печенье поведала следующее: «Не останавливайся». Да, да, я не выдумываю.

– Это странно – доверять предсказаниям из печенек, – хмыкнула Абалин.

– А мне они нравятся, – ответила я. У меня до сих пор хранится эта записка, прибитая к стене, с цитатами Вирджинии Вулф и Урсулы К. Ле Гуин. Я всегда сохраняю записки из печенья с предсказаниями, хотя обычно складываю их на кухне в старинную коробку из-под конфет. У меня их там уже, наверное, не меньше сотни.

– Ну и к чему всё это? – напечатала Имп, поскольку повествование стало казаться ей несколько бессвязным. И тут же сама набрала ответ: – Потому что это случилось на самом деле. Это одно из тех событий, которые, как я уверена, действительно имели место в реальности.

– Почему ты так в этом уверена?

– Потому что я всё ещё храню записку с предсказанием из того самого печенья, – заколотила по клавишам Имп. Хотя вряд ли это можно назвать удовлетворительным ответом. – Хорошо, – произнесла она вслух. – Не забывай об этом, пока у тебя сохраняется хоть малейшее понимание, зачем ты это делаешь.

Я ничего не забыла.

Не потому ли я всё это записываю, что не забыла, не научилась забывать? Абалин – всего лишь один из призраков, как и моя мама с бабушкой, а также Филипп Джордж Салтоншталль, Альбер Перро и Ева Кэннинг. Ведь никто никогда не утверждал, что обязательно нужно умереть и оказаться в могиле, чтобы превратиться в призрака. А если подобные предположения и были, то эти люди явно ошибались. Те, кто верит в подобные вещи, никогда не страдали от преследований со стороны призраков. Либо обладают крайне скудным опытом общения с ними, поэтому просто не в курсе, что может быть как-то иначе.

В ту ночь Абалин спала на диване, а я в своей постели. Я долго не могла уснуть, думая о ней.

Если я дам прочитать эти страницы доктору Огилви, она, вероятно, скажет, что я демонстрирую классическую реакцию избегания [20], судя по тому, как излагаю эту историю с привидениями.

Но ведь это моя история, не так ли? Поэтому я могу излагать её так, как мне того хочется.

Я в своём праве: медлить и тянуть время, добираясь до очередной точки сюжета тогда, когда мне это по душе. У меня нет преданных читателей, вкусам которых нужно угождать, есть только я и больше никого. Тем не менее я хочу попробовать написать о том случае на дороге. О ночи, когда я повстречала Еву Кэннинг. Сейчас не имеет никакого значения, идёт ли речь о Шоссе 122, что тянется вдоль реки Блэкстоун, сразу за Милвиллем, в штате Массачусетс, или о дороге Вулф-Ден-роуд на северо-востоке Коннектикута. Поэтому также не имеет значения, когда произошёл тот случай на ночной дороге, летом или осенью. Дорога в данном случае представляет собой некий архетип, абстракцию. Это может быть любая дорога и какая угодно ночь. Конкретика не сделает мой рассказ более правдивым, лишь добавит фактологии.

Мне нужно всё записать. Всё, что со мной произошло. Я должна быть правдивой и не отступать от фактов, при этом начать мне нужно с краткого описания событий той ночи (или ночей). Взглянуть на них краешком глаза. Пробежаться буквально по кромке моей памяти, так сказать. Окинуть мысленным взором. Поступить иначе слишком рискованно, можно поддаться приступу паники и сбежать. Попытаться всё забыть и забросить эти страницы, никогда к ним больше не вернувшись. Мне ведь не нужно пялиться на солнце, чтобы видеть свет, который от него исходит. Это было бы ужасно глупо, не так ли? Я имею в виду, смотреть на солнце. Конечно, это глупо.

Итак, вот я еду на своей «Хонде» по трассе, это может быть Массачусетс или Коннектикут, лето или ноябрь. Это случилось через месяц после того, как я встретила Абалин – или почти четыре месяца спустя. В любом случае я еду одна, а ночь вокруг стоит тёмная, хоть глаз выколи. В небе надо мной висит молодая луна, и единственный источник света – это фары моего автомобиля и звёзды, которые в глубинке видны гораздо лучше, чем в городе и пригородах, страдающих от светового загрязнения. Ещё есть свет, исходящий от приборной панели «Хонды», мягкое, но немного болезненное зелёное мерцание, навевающее мне мысли о каком-то фантастическом фильме или абсенте, который, впрочем, я никогда не пробовала.

Я занимаюсь этим, когда не могу уснуть. Когда голова слишком забита голосами и мыслями о прошлом. Тогда я сажусь в «Хонду» и еду куда глаза глядят. Безо всякой цели, лишь бы куда-то ехать. Обычно я отправляюсь на запад или на север, подальше от Провиденса, подальше от мест, где так много людей. Я заезжаю в такие места, где могу остаться наедине со своими мыслями, и хорошенько всё обдумываю, чтобы потом, вернувшись домой, можно было отдохнуть (иногда это случается уже после рассвета, из-за чего на работе я потом весь день сплю на ходу, а в выходные валяюсь до обеда в постели). Мне хочется заблудиться там, посреди ночных просторов, но я никогда не теряюсь настолько, чтобы не найти дорогу назад. «Все пути ведут к свиданью». Раньше я думала, что эти строчки принадлежат Ширли Джексон, потому что Элеонора вновь и вновь вспоминает их в «Призраках дома на холме», но, как выяснилось, это из «Двенадцатой ночи» Шекспира.