Одиссея генерала Яхонтова - Афанасьев Анатолий Владимирович. Страница 6

— Кабы только это! — воскликнул Неслуховский. — Послушайте, что было дальше. Полковник Робинс заявил: без раздела земли правительству не удержаться, потому что восемьдесят процентов русского народа тяготеет к Ленину.

— Это тоже по-американски, — усмехнулся товарищ министра князь Туманов. — Ишь, с точностью до процента подсчитали. А мы, господа, все повторяем вслед за Тютчевым: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» Измерили. Восемьдесят процентов — за Ленина. С ума сойти! Сделать такое заявление именно сегодня! Это прямо-таки демонстрация со стороны господина Робинса.

И князь Туманов помахал газетой. В тот день, 20 октября, за подписью Керенского и министра юстиции Малянтовича было опубликовано распоряжение об аресте Ленина.

— Господа, господа, позвольте же договорить! — видно было, что Неслуховский не может успокоиться. — А дальше началось уже не смешное, а форменное безобразие. Нокс и Ниссель позволили себе резко отзываться о правительстве, о русском народе. Ниссель распоясался окончательно и назвал русских солдат трусливыми собаками. Я заявил протест и ушел.

— Так, — Верховский подергал усы, — а как вел себя господин Соскис?

— Ушел вслед за мной, хотя, по-моему, весьма неохотно.

— Ну что ж, и на том спасибо. — Никто из присутствующих не жаловал секретаря премьера.

Начавшись в половине десятого вечера двадцатого, заседание Предпарламента окончилось в половине первого ночи 21 октября. Верховский проиграл по всем статьям. Милюков, Кускова, Терещенко, Мартов, Струве (совершивший к этим дням эволюцию от легального марксиста до корниловца) и другие недруги беспокойного генерала торжествовали. Яхонтов уходил с заседания с тревогой. Хорошо еще, что хоть заседание было секретным и отчета об избиения Верховского не будет в газетах.

Но утром двадцать первого Виктор Александрович поразился, увидев отчет о «совершенно секретном заседании» в газете знаменитого «разоблачителя-профессионала» Бурцева «Общее дело». Газета еще и поднаврала, сообщив, что Верховский якобы предложил заключить мир втайне от союзников. Скандал принял международную окраску. Керенский был в бешенстве. 21 октября отставка Верховского была объявлена официально. Более того — Александру Ивановичу предложено было удалиться на остров Валаам в отпуск для поправки здоровья. Обязанности министра возлагались на генерала Маниковского.

Серым воскресным днем 22 октября к пристани близ Троицкого моста подошел военный катер. Свергнутый министр уходил, как казалось его недругам, да и не только недругам, в политическое небытие.

Яхонтов проводил своего друга и руководителя до трапа. На прощание Верховский сказал:

— И все же пойдите завтра, выскажите нашу точку зрения.

— Твердо вам это обещаю, — ответил Яхонтов. (Речь шла о предстоящем завтра очередном заседании Предпарламента.) — А по возвращении, Александр Иванович, сразу дайте о себе знать. Если не будет возможности найти меня на службе (Яхонтов из деликатности не хотел говорить, что теперь вполне могут удалить из министерства и его самого), позвоните домой. Но не в «Асторию», а на квартиру моей тещи. Просила, знаете, перебраться к ней. Время неспокойное…

— Да, генерал в доме не помешает, — улыбнулся Верховский. — Ну, до встречи!

Яхонтов взял под козырек, а потом долго стоял, глядя вслед удаляющемуся катеру.

Он сразу ощутил какую-то пустоту вокруг себя. Месяц назад появился он в Петрограде по вызову Верховского. Все его связи «в верхах» строились через Александра Ивановича. Теперь он лишился опоры. Как будет он ориентироваться в политической путанице Петрограда? Надо продержаться две недели, утешил себя Виктор Александрович, а там вернется «из отпуска» (или из ссылки — как понимать?) Александр Иванович и, конечно, никогда не откажет в добром совете.

Яхонтов не мог, разумеется, и представить себе, что он увидит Александра Ивановича только через 20 лет, когда, ненадолго приехав в Ленинград, он столкнется с комбригом Красной Армии Верховским в фойе Кировского театра.

А пока, воспользовавшись воскресной свободой, Виктор Александрович отправился к теще — пообедать по-домашнему и обсудить детали предстоящего переезда к ней. Назавтра он снова погрузился в министерскую круговерть, а вечером, как обещал Верховскому, отправился в Предпарламент. К началу заседания он опоздал. На трибуне красовался Милюков, который говорил почему-то о солдатских котелках и ремнях — надо или не надо включать их в обязательную экипировку солдата. Хотя тема непосредственно касалась военного ведомства, Виктор Александрович слушал вполуха, мысленно выстраивая аргументацию своего «парламентского дебюта», оказавшегося и финалом. Когда Яхонтов закончил свою речь, Милюков раздраженно и пренебрежительно бросил:

— Это самое мы уже слышали пару дней назад!

«Говорильня» отказалась вслушаться в те истины, которые вслед за Верховским пытался внушить ей Яхонтов. Причина была, конечно, не в недостатке его красноречия, как не без кокетства объяснил Яхонтов в мемуарах свой неудачный «парламентский дебют». Он обращался к глухарям, которые, кроме собственного токования, ничего не слышали. Через три дня их разогнали красногвардейцы, и российский Предпарламент канул в Лету. Таким образом, Временный совет Российской республики оказался совсем уж кратковременным — история отвела ему всего две недели…

А утром Яхонтов отправился на службу. Колеса министерской машины крутились безостановочно, незаметно прошел и вечер. Нехорошо — ведь он обещал теще переехать. По телефону условились, что — на этот раз уж точно! — переедет завтра. Последний раз Виктор Александрович переночевал в «Астории» и в среду вечером, 25-го, поспешил в гостиницу. Его уже дожидался молодой человек, кузен жены. Вдвоем они быстро запаковали неприхотливый багаж генерала и понесли чемоданы на квартиру тещи. По пути им попались несколько раз какие-то вооруженные отряды, но, занятые беседой (родственник расспрашивал Виктора Александровича о Японии), они не обращали на них внимания. А это большевики шли на штурм Зимнего. Началась Великая Октябрьская социалистическая революция.

Бегство

Утром 26 октября (8 ноября) 1917 года Виктор Александрович Яхонтов, как всегда, отправился на работу. Он спокойно прошел по городу в своей генеральской шинели, не заметив ничего особенного. Пожалуй, как ему показалось, на улицах было спокойнее, чем в предыдущие дни. Но в министерстве его ждали новости, попросту не укладывающиеся в голове. Оказывается, ночью большевики захватили Зимний дворец, арестовали Временное правительство, в том числе генерала Маниковского, отвели в Петропавловскую крепость и рассадили по камерам, то есть поступили точно так же, как сами «временные» в феврале по отношению к царскому кабинету. Кроме того, большевики заняли все стратегические точки города. Власть перешла в руки Советов. Временное правительство объявлено низложенным. Керенский скрылся. И еще одна потрясающая новость: только что убит князь Туманов. Как и Яхонтов, он тоже шел на работу — естественно, в своей генеральской форме. На него напали матросы, убили и бросили тело в канал. Таким образом, во главе военного министерства России волею обстоятельств становится генерал Яхонтов. Доложив об этом, адъютант почтительно поклонился, ожидая распоряжений.

Но Яхонтов не успел отдать ни одного распоряжения. Зазвонил телефон, и офицер, дежуривший в вестибюле министерства, предупредил, что к Яхонтову направляется большевистский комиссар. Виктор Александрович не допускал и мысли подчиниться новому режиму. В то же время он со всей остротой осознал, что отказ может повлечь за собой арест и смерть. Судьба князя Туманова его не прельщала. Поэтому Яхонтов, как он сформулировал позднее в мемуарах, покинул свой кабинет, чтобы никогда уже туда не вернуться. Ему удалось добраться до дома, и первое, что он сделал, закрыв за собой дверь, это снял генеральскую форму.

На следующий день, уже, разумеется, в штатском, Яхонтов пришел в Генеральный штаб, где один из отделов был в его юрисдикции. Собрав офицеров, он держал с ними совет. Уже стало известно, что все министерства приняли тактику саботажа. Чиновный Петроград не подчинится узурпаторам власти! Это было прекрасно, но не подходило военному министерству. Ведь шла война, и армия должна была обеспечиваться боеприпасами, снаряжением, продовольствием, Посовещавшись с офицерами и почувствовав их поддержку, Яхонтов отдал приказ: к тактике саботажа не прибегать, работу продолжать, ходить (временно, до падения большевиков) в штатском. Собственно, это был единственный приказ, который отдал Яхонтов. Он не думал тогда, что власть уже не в его руках, что колеса министерской машины крутятся лишь по инерции. Виктора Александровича беспокоило другое — его явная непригодность к министерской роли. В то же время мысль о том, чтобы просто уйти, не могла прийти ему в голову — это было бы дезертирством. А Яхонтов в свои 36 лет вовсе не собирался уходить со службы. Он пытался изыскать возможность, не теряя лица, переждать неспокойное время. Ему казалось, что выход нашелся.