Грешная женщина - Афанасьев Анатолий Владимирович. Страница 84

В доме у Селиверстова за столом собрались пятеро: сам хозяин с супругой, Дема Токарев с невестой Кларой и немного осунувшийся Евгений Петрович Вдовкин.

Отмечали помолвку Демы Токарева. Месяц назад он выписался из больницы, еще еле ноги волочил, пришепетывал, задыхался и кашлял, но к женитьбе был вполне готов. Он объяснил друзьям, что откладывать дальше нельзя, потому что это будет безнравственно. В любую минуту Клара могла забеременеть.

— Правда, пока мы еще не близки, — со странным блеском глаз признался Токарев, — но вы же знаете, как это бывает.

Аристократка Клара во время болезни Токарева проявила себя заботливой, преданной, искусной сиделкой. Каждое утро привозила ему вкусную домашнюю еду, проводила в больнице все дни напролет, стоически терпела Демины капризы и своим самоотверженным поведением добилась того, что Токарев позволил ей выносить за собой утку. Мозги его от долгого лежания размягчились, и как-то он совершенно всерьез поведал Наде Селиверстовой, что вся его жизнь до встречи с Кларой была досадным недоразумением, и только в больнице он понял справедливость завета классика о том, что человек рождается для счастья, как птица для полета. По мнению Селиверстова, единственный, кто мог теперь соперничать с Демой в идиотизме, был Вдовкин.

На столе было богато: жареная курица с рисом, салаты, копченая колбаса, заливная рыба треска и как венец пиршества — румяный мясной пирог-разборник, испеченный Надиной матушкой. Пили по желанию хозяйки не водку, а крепкое грузинское вино «Арагви», но и бутылка «Абсолюта» терпеливо дожидалась своего часа в холодильнике. Впервые с Нового года сидели в такой уютной, мирной обстановке, а раньше, бывало, встречались почаще. Да чего теперь ворошить, что было, то прошло.

Предлагаю тост, — Надя Селиверстова сияла. — За Демино благополучное выздоровление и за тебя, Клара. Вы встретили друг друга, и это прекрасно. Может быть, ничего нет прекраснее встречи двух необходимых друг другу людей. С Демой тебе будет нелегко, у него строптивый характер, но человек он добрый, справишься. За вас, сладкая парочка! За тебя, Клара!

— Спасибо, — сказала Клара. — Мы еще, естественно, окончательно ничего не решили, но все равно — спасибо!

Все выпили вина, но Вдовкина пришлось подтолкнуть. Он часто теперь как бы выпадал из общего потока, задремывал с открытыми глазами.

— Женечка, все уже выпили, что же ты? — ласково поторопила Надя.

— За что пьем? — спохватился Вдовкин. — Если не секрет, конечно?

— За молодых, — терпеливо улыбнулась Надя, — за Дему и за его прелестную невесту.

Вдовкин радостно закивал и, давясь, будто от лекарства, втянул в себя алую ароматную жидкость. Надя заботливо пододвинула ему под локоть тарелку с курицей.

— Давайте теперь покушаем, пока не остыла.

— Есть-то я не хочу, — сказал Вдовкин. — Вроде сегодня обедал недавно.

Напыщенный, с недовольной миной, словно его привели за стол принудительно, Саша Селиверстов все же сорвался:

— Хватит кривляться, Вдовкин. в самом-то деле. Мало ли у кого какая беда. Если я расскажу свою жизнь, у тебя последние волосики от ужаса повыпадают. Но я же не кисну, ем и пью, и сплю по ночам нормально, уверяю тебя.

— Какая у меня беда? — удивился Вдовкин. — Если ты имеешь в виду, что батя умер, так это когда было. Или что-нибудь новое со мной приключилось?

Никто ему не ответил, и Надя Селиверстова тактично перевела разговор на другую тему. Поинтересовалась, где собираются жить молодожены.

— У ее стариков, — сказал Дема, — пятикомнатная хата на Щукинской. И две дачки, как два стадиона. Не бедно, да? Они, конечно, предлагали кое-какие варианты — единственная дочурка! Но я их поставил на место. Поместимся у меня. Диванчик прикупим — и заживем о-е-ей!

— Ты что же, девушка, спросил Селиверстов, — до свадьбы показала его родителям?

— Ну да, — сокрушенно кивнула Клара.

— Это роковая ошибка, она выйдет тебе боком. Надо было сначала расписаться. На неподготовленных людей Дема производит еще более тягостное впечатление, чем Вдовкин.

— Разумеется, — чинно подтвердила Клара, — папа с мамой были в шоке. Но я их успокоила. Во-первых, у нас еще ничего не решено, а потом…

Тут Дему Токарева скрутил диковинный приступ кашля, от которого он перегнулся пополам и мгновенно приобрел вид переспелого баклажана. Его било и крутило минут пять.

— Где-то ты немного простудился, — обеспокоился Вдовкин. — Тебе бы на ночь горячего молока с содой.

— Принесите водки, — прохрипел Токарев.

Пришлось Наде сходить на кухню. К водке потянулись все, кроме хозяина. Он и вино только пригубливал. Объяснил так: вы все надеретесь, разойдетесь, а мне еще работать. Не очень был, как всегда, приветлив, но его любили. Дема Токарев, перестав после водки кашлять, предложил за него тост.

— Наш Селиверстыч только внешне суров. Это про него сказал поэт: простим угрюмство, ведь не это сокрытый двигатель его, он весь дитя добра и света, любви и правды торжество. Вот так-то. За тебя, Саня! За твою также жену. Она лучше нас всех. Надюша, за тебя, родная!

Селиверстов растрогался:

— Не совсем тебя, видно, Вдовкин споил. Поздравляю!

Застолье шло чередом до часу ночи, и когда уже все побратались и Клару приняли в свою семью, отдав должное ее ненавязчивой, благородной манере уклоняться от соития с безумным женихом, когда почти взялись за песню и доели пирог, наступила некая тихая минута, и взоры пирующих вновь обратились на Вдовкина, который так и не очнулся до конца, хотя тоже был весел, шутлив и пил наравне со всеми. Но все-таки чувствовалась в нем некая отстраненность, словно плыл он со всеми вместе, но упрямо один выгребал поперек волны.

— Женек, ну что же ты все-таки не поешь как следует?! Так же нельзя. Погляди, как Дема лопает. Вот он собирается выздороветь, а ты нет.

— Целый пирог сожрал, — заметил хмуро Селиверстов.

— Как не ем? — оправдывался Вдовкин. — Да я же две тарелки салата умял. Замечательный салат. Спасибо, Надюша!

— Надюша! Это теща ее постаралась.

— Вы такой грустный, Евгений Петрович, — подхватила Клара, — как будто не радуетесь за нас.

— Почему не радуюсь? Еще как радуюсь. Вы умница, Клара. Давно надо было его заставить.

— О чем вы, Евгений Петрович?

— Ну как же! Вы решили «торпеду» Деме зашить? Давно пора. Все же, Дмитрий, ты последнее время немного злоупотреблял. «Торпеда» тебя дисциплинирует. Конечно, пить она никому еще не мешала, но все же будет какая-то опаска.

Селиверстов сдавленно хмыкнул, а Дема сказал:

— Пойдем-ка, Петрович, на кухоньке подымим тет-а-тет.

— Можно здесь курить, Надюша не против.

— Пойдем, пойдем, у меня секретик!

На кухне Дема усадил друга поудобнее, поставил перед ним стакан вина, дал сигарету. Попытался поймать его взгляд, но Вдовкин завороженно улыбался, глядя куда-то вдаль.

— Нельзя так, брат, — твердо сказал Дема. — Поверь, я тебя понимаю, как никто, но ты же мужик в конце концов.

— Это твой секретик?

— Нет беды, которую нельзя перемочь. Почему я должен внушать тебе прописные истины? Мне стыдно за тебя, больно. Возьми себя в руки. Или подохни. Не позорься, Женька! Время тугое, но и мы не из резины. Я много передумал на больничной койке. Им того и надо, чтобы мы сломались. Или приняли их правила. У тебя любимая женщина умерла, тяжело, да. Но не конец света. Хочешь, с подругой Клары познакомлю? Клин клином вышибают. Рано нам помирать, Женюля!

— Даже не пойму, про что ты? Какая любимая? С женой мы давно развелись, она теперь с милиционером живет. Но я не осуждаю. Он ее хоть подкормит. Она что-то похудела сильно, как щепка. А у меня-то как раз вообще все в порядке, чего вы всполошились? Деньги есть, здоровье крепкое… Может, я на тот год в Германию уеду. Приглашение заманчивое поступило из Берлинского университета. Вот послушай…

Вдовкин не успел дорассказать, потому что Дему согнул очередной приступ кашля и, точно взрывной волной, бросил его на пол. Там он крутился на плетеном коврике, как волчок на тарелке, пуская ртом розовые пузыри. Вдовкин помог ему подняться, заставил выпить вина. Постепенно Дема утих, лишь глаза пучил по-рачьи.