Дом Хильди Гуд - Лири Энн. Страница 28

— Позови только Скотта. Я поужинаю у тети Джейн. — Моя кузина Джейн жила в Вендовере, и мне уже доводилось проводить праздник с ее семьей, пока Скотт был с моими.

— Ну почему, мама? — настаивала Тесс. — Папа такой одинокий, и ты одинокая. Я знаю, вы замечательно ладите. Папа сказал, что говорил с тобой неделю назад.

Да, Скотт звонил мне из Ленокса, чтобы спросить совета: выставлять дом на продажу сейчас или подождать до весны. Они с Ричардом разошлись, и Скотт решил перебраться поближе к Марблхеду, чтобы чаще видеть Грейди. Я посоветовала ему подождать. Беркширы прекрасны весной, но осенью и зимой там, на мой взгляд, довольно одиноко.

Скотт знает, что мое мнение о Беркширских горах строится на одном-единственном визите в Ленокс в разгар лета двадцать лет назад и постоянном чтении «Итана Фрома». Однако мой совет он принял. Решил подождать до весны, а пока заезжать в Бруклин к Эмили и в Марблхед к Тесс. Он всегда был заботливым отцом.

Неделя Дня благодарения для меня означает время спада в делах. Обычно я с нетерпением жду этого времени, но сейчас все иначе, потому что предыдущие месяцы принесли очень мало. И еще: именно перед праздниками, два года назад, меня отправили в Хэзел-ден. В этом году уже начали приходить приглашения, но мне не хотелось посещать какие-то вечеринки. На праздник все напиваются. Раньше мне это нравилось; я чувствовала, что пью, как все. А теперь, строгая и трезвая, я часто вижу перед собой пьяную рожу чьего-нибудь мужа и выслушиваю бессвязную речь про Барака Обаму или про бесконечную любовь к морю. И конечно, обязательно кто-то начнет спрашивать, сколько стоит их недвижимость. Меня постоянно об этом спрашивают, порой это утомляет. Все равно что спрашивать у доктора при любом удобном случае про свой дурацкий кашель. Некоторым я сама продавала дома. Когда я пила, то обычно называла цену процентов на десять больше, чем они заплатили, — чтобы порадовались. А теперь подмывает выпалить: «И близко не лежит к тому, что вы выложили», — просто чтобы посмотреть на их лица. В общем, я отказываюсь от приглашений на праздничные вечеринки, но в конце концов согласилась поехать к Тесс и встретиться со всей семьей.

Накануне Дня благодарения я занималась в офисе бумагами, и тут явилась Ребекка. На ней были бриджи для верховой езды, сапоги и штормовка. Лицо обветрилось и будто светилось. В этот не по сезону мягкий день они с Линдой Барлоу вывезли двух коней — Серпико и Хет-Трика — на пляж Харта, размяться. Кони, непривычные к шуму прибоя, долго шли галопом. Скакали по Ветреной улице, небрежно упомянула Ребекка. Вдоль Ветреной и обратно.

— Очень повезло с погодой, — заметила я. — Прекрасный день для скачки по берегу.

Ребекка уселась в кресло перед моим столом, положила лодыжку на колено другой ноги и подалась вперед. Потом внимательно оглядела мой кабинет, словно видела его впервые.

— Отличный кабинет, — сказала она. — Ваш бывший занимался отделкой?

— Разумеется. Я сама в этом ничего не понимаю. Ребекка улыбнулась.

— А он ходил с вами по магазинам? За одеждой. Я имею в виду… за вашей одеждой?

— Да, — простонала я, и мы обе захохотали. Ребекка считала ужасно забавным, что я, имея все подсказки перед глазами, долгие годы не догадывалась, что Скотт — гей.

— Он постоянно привозил мне что-нибудь из Бостона и Нью-Йорка — я сама в жизни таких великолепных вещей не купила бы…

Я заметила, что Ребекка меня не слушает. Кто-то отпирал боковую дверь — вход к кабинетам наверху, — потом послышались шаги по лестнице. Ребекка вспыхнула — на сей раз не от ветра.

— Это, наверное, Питер, — сказала она, взяв со стола пресс-папье и внимательно его изучая.

— Вряд ли, — ответила я. — Питер редко появляется по средам. Ньюболды обычно празднуют День благодарения у сестры Элизы. Кажется, в Конкорде. А это, наверное, Патч Дуайт. Там кран протекает.

— А, — кивнула Ребекка. Ее вдруг необычайно заинтересовал хрустальный купол пресс-папье с цифровыми часами в центре. Она подняла пресс-папье к свету и глядела сквозь изогнутый хрусталь на потолок.

— Кстати, вы звонили Патчу насчет водопровода в вашей студии?

— Ага, — ответила Ребекка. — Я попросила Брайана. Вы были правы. Он взялся с удовольствием. Теперь можно мыть кисти в студии.

— Много пишете?

Ребекка просияла:

— Горы! Я сейчас работаю над целой серией больших картин маслом — луна над водой. В основном с фотографий Питера. Впрочем, одну я писала прямо с натуры. Была полная луна, и камера не передает весь размер. Когда Питер увидел ее, он позвонил мне и сказал, чтобы я привезла краски.

Мы услышали, как Патч сбежал по лестнице; Ребекка повернула голову, чтобы увидеть, как он проходит мимо окна. Потом улыбнулась мне.

— Вы правы, это Патч… Хильди, Питер недоволен мной. Вернее, нами двумя.

— Да ну? Что такое?

Ребекка принялась ковырять ноготь.

— Погодите, дайте угадаю. Он знает, что вы рассказали мне о том, что происходит между вами.

— Да, я рассказала, как вы… узнали про это… и он действительно рассердился. Он сказал, что вы использовали меня.

— Использовала? — Я с трудом сдержала смех. Я использовала Ребекку! Забавно слышать это из уст Питера Ньюболда.

— Не переживайте, Хильди. Все в порядке. Просто он думает, что вы заставили меня рассказать вам то, о чем я обычно не рассказываю. Он думает, что все ваши психологические штучки — обычная игра.

— Ребекка, это и есть игра. Я вам говорила. Я не читаю мысли — по крайней мере так, как вы представляете, но я не заставляла вас ничего рассказывать. Неужели Питер считает вас такой податливой… Впрочем, теперь я уже не удивляюсь; похоже, у него хорошо получается манипулировать вами.

— Хильди! Как вы можете? Никогда не слышала такого ужаса. Мы очень серьезно относимся друг к другу. Хильди, вы же знаете. Вы знаете о нас все.

— Ладно, скажите Питеру, что я никому не расскажу. Да и кому рассказывать? Здесь никто даже жены его не знает. И наверняка считают, что он заигрывает со всеми пациентками…

Это был удар ниже пояса.

— Простите, — сказала я. — Я не то имела в виду.

— Ничего, — ответила Ребекка. — Питер предупреждал, что вы очень рассердитесь, если я расскажу вам, но я должна была. Вы здесь мой самый близкий друг. Дело в том, что Питер боится не только того, что узнает Элиза. Он может потерять лицензию врача, если это выплывет. Психиатр не имеет права вступать в интимные отношения с клиентом. В некоторых штатах его могут отправить в тюрьму. Хоть он и был моим врачом лишь короткое время.

— Незаконно двум взрослым людям заводить отношения? Двум совершеннолетним? Может, так было в пуританские времена, но теперь можно заниматься сексом с кем хочешь, если вы оба взрослые. Не хочу говорить, но, по-моему, Питер вам вешает лапшу…

— Да с чего? Это не…

— Я плачу алименты мужчине, который два года изменял мне с другим мужчиной. Закон не видит в этом ничего неправильного. Я должна поддерживать его материально — и какое-то время его партнера, — потому что зарабатываю больше. Как может быть противозаконно то, что вы с Питером завели роман? Может, Питеру хочется, чтобы вы так думали… Ох, простите, не слушайте.

— Хильди, все нормально, но вы ошибаетесь. Я проверяла. Это действительно незаконно. Из-за того, что в прошлом какой-то нечистый на руку врач использовал пациентов. Иногда у пациентов происходит перенос, и возникает иллюзия любви к психоаналитику, но настоящей любви нет. У нас с Питером все иначе. И я никогда не была пациентом Питера. Мы любим друг друга.

Ребекка выглядела ужасно хрупкой и беззащитной. Я пожалела о своих словах.

— Знаю.

Ребекка села прямо в кресле и взглянула мне в глаза. Она ждала чтения.

Знаете? Вы знаете, что он чувствует? Скажите мне, Хильди. Не щадите меня. Мне очень нужно знать. И я знаю, что вы знаете.

— Не знаю, — вздохнула я.

Вот почему я бросила заниматься этим много лет назад. Человек хочет услышать, что он особенный; что существует космический смысл его жизненного пути и предсказуемая судьба только для него. Яркая, счастливая судьба — только для него, родного.