"Фантастика 2023-140". Компиялция. Книги 1-18 (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 37

Пробежав босиком через спальню, я раздернула полог. Меча там не было, постель вообще пустовала. Странно. Я взяла ночник, чтоб рассмотреть смятые простыни. Чикко зевнула и плотнее обняла фитилек. На кровати явно спали, то есть лежали, вмятина на моей подушке, соседняя чуть сдвинута. Я наклонилась пониже. На белом шелке обнаружился женский волос, не рыжий, а насыщенно-синий. Кракен меня раздери!

Рука задрожала, и крошка-мадженте, не удержавшись, скатилась с ночника.

– Чезаре похитили, – негромко сообщила я. – Судя по тому, что по дворцу не топочут сапоги ночных стражей, похищение прошло удачно.

Чикко подпрыгнула, извиваясь в странном танце.

– Поднять тревогу? – размышляла я вслух. – Нет, преступник может запаниковать и причинить дожу вред. Что делать? Я даже не знаю, куда именно его повели. Будь у меня вампирский нос сиятельного Мадичи, можно было бы взять след. Призвать князя? Боюсь, его визит вызовет еще больший переполох. Ладно, у кого еще, кроме вампиров, хороший нюх? У акул? Они преследуют жертву многие мили на запах капельки крови.

Саламандра запрыгнула мне на руку и стала бить хвостом, как приветливая собачонка.

– Что, милая?

Хвостик указал на дверь.

– Ты хочешь, чтоб я вышла?

Хвостик хлестнул мою ладонь и вернулся в прежнее положение. В одну руку я взяла ночник, другую, с мадженте, вытянула перед собой и вышла из спальни. Направо, коридор, еще один, еще. Мы уткнулись в глухую стену. Тайный ход. Чикко юркнула вниз, взбежала по резной колонне и замерла у золоченого завитка. Нажать? Да. Часть стены отъехала в сторону, открывая спускающиеся ступени.

Ночник, не рассчитанный на дворцовые сквозняки, потух. Я оставила его на полу в коридоре. Мадженте мягко светилась, дорогу я разбирала. Босые ноги шлепали по камню, саламандра пыхтела, хвостик ее указывал вперед и вниз. О том, что буду делать, когда найду дожа, я не думала. По обстоятельствам. Синие волосы – явная улика. Чезаре в плену кукол. Носатых деревянных болванчиков я сожгу, фарфоровую красотку пусть нейтрализует Чезаре. Ну, разумеется, если нимфа его еще не убила. Если убила, я надену траур месяца на два. Черный мне к лицу и все такое.

Наверное, меня трясло от холода, а вовсе не от ужаса. То есть мне хотелось, чтоб это было именно так. Почему я не позвала на помощь? Почему?!

Мы проходили мимо одинаковых дубовых дверей с запертыми окошками на них, мимо пустых камер, отделенных от коридора густыми решетками, мимо полукруглых углублений, в которых стояли жаровни и лежали всяческие пыточные приспособления. Это явно была тюрьма.

Хвостик Чикко изогнулся, указывая на приоткрытую дверь, и саламандра, исполнив миссию, вернулась к моей мочке. Входить я не торопилась, потянула за кованую ручку окошка, приоткрыв его.

– Какая чушь, – донеслось до меня. – Во-первых, тишайший, я бездетен, а во-вторых, не ем насекомых.

Голос принадлежал кукольнику, а слова звучали несколько невнятно, словно маэстро говорил с набитым ртом.

– Папенька Джузеппе!

В женском контральто сквозил ужас.

– Видите, девушка настаивает.

В камере трое: кукольник, его синеволосый гомункул и тишайший Муэрто. Не факт, деревянные куклы говорить не могли и их присутствие я смогла бы определить лишь по топоту. Кстати, он немедленно раздался. Этот гадкий козлиный перестук дерева о камень. Две группы болванчиков двигались ко мне по коридору с обеих сторон, отсекая возможность побега.

Быстро толкнув дверь, я втиснулась в камеру. Разумеется, внутренних запоров в тюрьме не полагалось, поэтому пробормотав что-то невнятное, я бросилась к супругу, сидящему на нарах и удивленно на меня воззрившемуся, схватила его за руку и присела рядом, будто на троне.

– Нынче у меня день визитов, – хихикнул кукольник, сидящий на противоположных нарах, и, резко хлопнув ладонью по доске, потащил в рот что-то насекомоподобное.

«Таракана!» – присмотревшись, решила я, больше решив не присматриваться.

Панцирь хрустел, маэстро продолжал:

– Представьте меня своей даме, тишайший.

Кукла, небрежно одетая в мою простыню (белье я узнала по вензелю), сидела у ног кукольника, скрестив фарфоровые ноги, и на меня не смотрела.

– Разве вы не знакомы с догарессой, маэстро Дуриарти? – переспросил Чезаре, рассеянно крутя кольцо на моем пальце. – Ведь, насколько мне известно, именно вас мы должны благодарить за ее чудесное появление.

– Догарессу? – Папенька Джузеппе поклонился и вытер губы ладонью. – Приветствую вас, сенсериссима. Я битый час пытаюсь объяснить вашему супругу, что ничего не помню.

– Он не помнит. – Я повернулась к Чезаре.

– Я не глухой!

– Его серенити не глухой. – Я отвернулась. – Значит, вы, милейший синьор Дуриарти, забыли не только о нашем с вами недолгом, но насыщенном событиями знакомстве, но и об этой синеволосой красавице, которую сотворили своим мастерством?

– Папенька, – кивнула нимфа. – Джузеппе.

– Это не в силах человеческих. – Кукольник опасливо отодвинулся от гомункула.

В камеру один за другим входили деревянные болваны.

– Это еще кто?

– Тоже ваши дети, синьор Дуриарти, – пояснила я, сжимая ладонь Чезаре.

Деревяшки все прибывали. Первые из вошедших уже почти сидели у папаши на коленях, кукольник охал, махал руками.

– Зачем ты здесь? – раздраженно шепнул супруг мне на ухо.

– Увидела на подушке синий волос и бросилась вас спасать.

– Гвардейцы?

– Я никому ничего не сказала.

– Молодец. Блю, кажется, безопасна.

– Блю?

Чезаре повел глазами в сторону:

– Синьорина Дуриарти предпочитает отзываться на это имя.

– Ты его придумал?

– Конечно, она же может говорить лишь «папенька Джузеппе». Дражайшая супруга изволит ревновать?

Не переставая бормотать, дож встал и потянул меня за руку:

– Пошли, воин в ночнушке, сделаем вид, что нас здесь и не было.

– А как же гомункулы и маэстро?

– Пусть второй разбирается с первыми. – Чезаре обнял меня за плечи, увлекая по коридору. – Это дела семейные, к нам касательства не имеют.

– И что, по-твоему, произойдет дальше?

– Утром узнаем. Если произойдет побег, накажем охрану. Каково! Меня, дожа Аквадораты, протащили без помех через всю тюрьму, и ни один из служителей даже ухом не повел.

– А если будет драка?

– Найму в охрану победителей. Филомена, опомнись! Не дело приличной синьоры бродить в одной сорочке в темноте казематов.

Эти слова прозвучали ровно в момент, когда я поднималась по ступеням, и супруг придал мне скорости, шлепнув пониже спины.

– Но, – я лягнула тишайшего в ответ, – ты же что-то с этим Дуриарти планировал.

– Планы имеют свойство рушиться от всяких мелочей, – увернулся супруг. – Играем с тем, что роздано. Память кукольника девственно чиста, он уверен, что несколько дней провалялся пьяным в какой-то подворотне, уверен, что создать столь совершенных кукол не мог. Значит, его мастерство увеличилось под влиянием вампирского морока экселленсе.

Выбравшись из тайного хода, Чезаре потянул завиток лепнины, возвращая стену на место.

– Представь мое удивление, когда в постели обнаружилась фарфоровая красотка, повторяющая, как заведенная, «Папенька Джузеппе!».

– Голая?

– Ты узнала простыню? – подмигнул супруг. – Ну да, и сообщу без уверток: фарфоровое тело Блю исполнено столь искусно, что при свете ночника ее вполне можно было принять за настоящую женщину.

– Избавьте меня от подробностей. Я думала, вам угрожает опасность. Думала, что гомункул пробралась во дворец, чтоб завершить задание.

– Убийство? Подозреваю, что последовательность задания – брачная ночь и убийство. Я устоял, значит, убивать меня рано.

– А если бы не угроза, не устоял бы?

– Ревнивая женушка… – Дож растянулся на постели, так как за разговором мы довольно быстро оказались в своих покоях. – Отважная Филомена. Когда ты вбежала в камеру, путаясь в подоле сорочки, я почти обрадовался.

Он называл меня «ревнивой» уже не в первый и даже не во второй раз, но только сейчас меня это обидело.