Закон оружия - Силлов Дмитрий Олегович "sillov". Страница 166
Воевода нашел взглядом Ли и коротко кивнул. Последний из чжурчженей поклонился в ответ, как-то умудрившись сделать это с достоинством, сидя на корточках.
– Может, мы все ж их твоим порошком… того? – предложил воевода.
– Не надо, – покачал головой Ли. – Мы их хорошо потрепали, и сейчас они что-то задумали. Им нужно время. Теперь они будут обстреливать крепость днем и ночью. Конечно, мы можем с помощью чжонь-тхай-лой разнести тын, но на него мы израсходуем много порошка, который нам еще пригодится. Ночью же они возведут новый.
– А вылазку сделаем – большой крови будут стоить ихние пороки [135], – задумчиво проговорил воевода.
И высунул голову из-за тына.
Рычаги ордынских камнеметов медленно отъезжали назад.
Воевода повернулся к воинам.
– Лишние со стены долой! – прокричал он. – Остальным нести дозор посменно. По порокам не стрелять, стрел не тратить. Ждать ордынского штурма…
– Надоело!
Скоморох Васька хватил о землю шапкой.
– Они вторую седьмицу, как бараны, на наши ворота смотрят. А мы на них с тех ворот лупимся и от безделья дуреем.
В стену снаружи ударило. Что-то темное просвистело по воздуху, в крышу кузни долбануло тяжелым. Каменная крошка дробью застучала по холстине, растянутой над большим железным котлом, в котором кипело варево.
– Вот ведь нехристи проклятущие, – сплюнул кузнец Иван, стряхивая с холстины осколки камней. – Хорошо, что мы котел прикрыть догадались.
– Надо было вообще в доме снедь готовить, – проворчал Васька.
– На всю сторо́жу? – усмехнулся Иван. – Ну-ну. А печь для такого-то котла ты своим скоморошьим языком построишь?
Мужики, сидящие вокруг костра, одобрительно засмеялись.
– У меня язык не для того, – хмыкнул скоморох. – Я своим языком от любого кузнеца отбрехаться смогу. А вот ежели вы об свой кулеш с ордынскими камнями зубы обломаете, то скалиться вам боле точно нечем будет – холстина-то, глянь, местами дырявая. Рассказывайте потом своим бабам, как в геройской битве с котлом и ложкой щербатыми стали.
– Где? Где дырявая?
Кряжистый мужик, чуть не до глаз заросший густой рыжей бородой, расчесанной бережно и аккуратно, вскочил на ноги, чуть не обнюхал холстину, а заодно и котел под ней, и, не найдя ни в том, ни в другом изъяна, под смех присутствующих вернулся на свое место.
– Вот ведь змей, – проговорил он, покачивая головой. – И откель у человека такой язык?
– А из такого ж пруда, что и твоя борода, – немедленно отозвался скоморох. – Только не лопатой, как у тебя, бородатый.
Видимо, борода была больным местом рыжего.
– А ну сказывай, чем тебе моя борода не понравилась? – загудел мужик, поднимаясь из-за костра и засучивая рукава.
– Будя вам! – поморщился кузнец, приподняв холстину и ворочая в котле поварешкой на длинной ручке. – Ишшо не хватало, чтоб мы перед битвой друг дружку колошматить начали. Для ордынцев дурь свою приберегите.
– И то правда, – одумался рыжий, садясь обратно на свое место. – Но бороду мою боле не замай!
– Да сдалась мне твоя борода, – отмахнулся Васька, поворачиваясь к кузнецу. – Слышь, дядь Вань, расскажи каку-нить бывальщину про славные дела русских богатырей.
– А что ж ты, скоморох, сам бывальщину не расскажешь? – удивился кузнец.
– Так мое дело людей веселить, – серьезно ответил Василий. – Но чую – скоро нам всем не до веселья будет. Я все больше по сказкам да погудкам – а ныне людям иные сказы требуются.
– Вот ты и сложи, – сказал кузнец, внимательно посмотрев на парня.
Скоморох задумался, но почти тут же посветлел лицом.
– А и сложу! Но не бывальщину, а былину. Чтоб, когда гусляры ее пели, за душу брала, до сердца доставала! Вот только…
– Что только?
Скоморох вздохнул.
– Дойдет ли до людей та былина? Ежели суждено нам будет всем костьми здесь полечь.
Иван отрицательно покачал головой:
– Не, не поляжем. Всяко кто-то да останется. Так что складывай свою былину, не сумлевайся. Про нас… и про наших воев погибших.
Люди у костра притихли. Два ордынских штурма не прошли даром, несмотря на надежные укрепления. Полтора десятка свежевыструганных деревянных крестов выстроились прямо за церковью – городской погост лежал в тихой березовой роще за городской стеной, и пути к нему нынче не было.
– Про них точно надо, – стукнул кулаком по колену рыжебородый. – Ты это, слышь, Василий, не подкачай.
– А пока, может, нам гость иноземный чего расскажет.
Мимо костра неторопливо проходил Ли, погруженный в свои думы.
– Эй, Ли́ня! – окликнул его Иванов подмастерье. – Не побрезгуй, посиди с нами.
Ли остановился и непонимающе посмотрел на парня.
– Иди, иди к нам, – замахали руками остальные. – Кулешу с салом отведай, скоро готов будет.
Последний из чжурчженей колебался. Несмотря ни на что, ему было все еще как-то неуютно в осажденном русском городе. Так мог бы, наверное, чувствовать себя некогда виденный им в императорском зверинце Кайфэна [136] белый волк, случайно угодивший в стаю серых лесных собратьев.
Иван молча поднялся и, подойдя к Ли, положил руку ему на плечо.
– Пошли, друже, – сказал он. – Не побрезгуй нашей пищей.
И тут неожиданно для самого себя глаза последнего из чжурчженей стали влажными. Странное это чувство для того, кто привык быть последним оставшимся в живых, – ощутить, что другой сильный и гордый народ считает его своим. Непривычно щемит в груди от этого чувства, и почему-то предательски слезятся глаза.
Рукавом халата Ли смахнул что-то с лица – может, слишком рано проснувшегося комара. Потом кивнул и пошел рядом с кузнецом.
– Садись, Линя, – подвинулся рыжебородый. И обвел присутствующих звероватым взглядом – не оспорит ли кто, что гость непременно должен сидеть между ним и Иваном?
Не оспорили.
Кулеш оказался на редкость вкусным. Рыжий сбегал куда-то к возам и приволок объемистую баклагу зеленого вина.
– Давай, Линь, за знакомство!
Последний из чжурчженей пригубил терпкий напиток и, поклонившись, отставил чарку. Густые брови рыжего поползли кверху.
– Не по вкусу?
Ли покачал головой.
– Лучшего вина я не пил у самого императора. Но сегодня нельзя. Вдруг завтра Орда снова пойдет на штурм?
Поднесенные было к губам чарки сами собой опустились.
– Прав Линя, – вздохнул скоморох. – Да и нам скоро сторожу сменять. Хороши бы мы были с пьяными рылами.
– Так, может, нам гость расскажет бывальщину? – подмигнул Иван. – Судя по тому, как он ловко всяких придумок на стены понастроил, у него в запасе тех бывальщин как звезд на небе.
– Бываль-щину? – переспросил Ли, запнувшись на незнакомом слове.
– Ну, быль про то, как твои предки воевали. Как подвиги совершали.
По лицу последнего из чжурчженей скользнула тень, будто проносящаяся мимо ночная летучая мышь коснулась его крылом.
– Хорошо, – медленно проговорил он, немигающим взглядом уставившись на огонь. – Я расскажу вам бываль-щину о великом полководце Сун Цзы, жившем в древнем царстве У восемнадцать столетий назад.
– В каком царстве? У? Так царство и звалось? – громким шепотом переспросил Васька, но на него зашикали, и он замолчал.
Ли продолжал говорить ровным, спокойным голосом, словно читая старинный текст, начертанный на огненных языках пламени костра.
– Однажды правитель У призвал к себе великого полководца и спросил его:
– Я слышал, что ты учишь своих командиров сражаться на местности смерти. Расскажи мне, что это такое.
Сун Цзы с достоинством поклонился правителю и попросил, чтобы тот повелел принести клетку с бамбуковой крысой. Правитель удивился, но приказал доставить во дворец требуемое…
Неслышным шагом подошел к костру и стал рядом воевода, но увлеченные рассказом слушатели его даже не заметили…