Закон Кремля - Силлов Дмитрий Олегович "sillov". Страница 17

Я занес свой нож для того, чтоб прикончить тварь, прикинувшуюся моим другом… и вдруг вспомнил, как он помогал мне. И как совсем недавно спас жизнь, пробив дыру в башке разъяренного вожака нео. Да, возможно, он просто берег приглянувшееся ему тело. Но факт остается фактом: если это не просто артефакт, а живое существо со своим разумом и желаниями, то не имею я никакого права убивать его. И не только потому, что у меня перед ним Долг Жизни. Просто не могу я лишить жизни того, кто не раз помогал мне, даже если эта паскудина только что пыталась сделать из меня послушного зомби. Рука не то чтобы не поднимается – поднялась же! Но не опускается, хотя и надо бы…

«Не надо…»

Вот оно, то самое ощущение, что во сне: слов я не слышу, но интуитивно понимаю, что хочет мне сказать этот кровавый шар с пучком слипшихся тонких, поникших щупалец. Кстати, пока арт был во мне, уменьшился он раза в два – по ходу, щупла отращивал и оттого изрядно похудел.

«Я больше не буду…»

Ну, зашибись. Не будет он. И что мне теперь с ним делать? Снова в свое тело пригласить?

«Да…»

– Да щас, ага! – рыкнул я, положив руку с ножом себе на колено. – Разбежался!

«Сюда…»

И я будто увидел, о чем мне пытается сказать «кровь затона». В руку ко мне просится, причем рядом с пиявкой Газира, которая, похоже, после Испытания так и осталась в моей руке, как и раньше проявившись на коже в виде татуировки, обвившейся вокруг предплечья. Не поймешь, то ли померла бедолага в ту жуткую ночь на болоте, то ли просто по-прежнему дрыхнет и просыпаться не собирается…

Артефакт же метил в район запястья. М-да… Если он рискнет пробраться выше по руке, ему придется потревожить пиявку. И если она все-таки жива, это будет для него полный трындец.

Ну что ж, определенная логика в этом была – если только пиявка Газира действительно спит, а не ее окоченевший трупик находится у меня в руке.

– Понятно, – сказал я. – Кремлевские-то, если тебя найдут, живо булавой пристукнут, не любят они неизвестностей из мира за красными стенами. Ладно, уговорил. Но учти: что-то подобное учудишь, как сегодня, – мигом в расход пущу. И да, за то, что я тебя отсюда вытащу, Долг Жизни с меня списывается. Идет?

«Да…»

Я плюнул от досады и ослабил пальцы, державшие «Бритву». Влезай, мол, обратно в руку, видишь – не могу я грохнуть эту тварь. И даже вот готов пустить ее обратно, туда, откуда ты ее только что выгнал.

Нож замер, словно переваривая инфу и пытаясь сообразить, не рехнулся ли часом его хозяин. А потом, наверно, тоже харкнув про себя раздосадованно, влез обратно в руку, да так больно, как никогда раньше. Небось разобиделся – мол, я из него монстра выгнал, а он его обратно решил пустить, сволочь неблагодарная. Впрочем, не страшно: «Бритва» старый боевой товарищ, побузит-побузит – да перестанет.

Ну и этот, со щупальцами, ко мне пополз, еле-еле, того и гляди, кони двинет. И что с ним делать? Пришлось нагнуться и ладонь подставить – влезай, мол, в руку, хрен с тобой.

Влез. Не больно, в отличие от некоторых, а вполне себе деликатно. Неприятное, конечно, ощущение, когда в ладонь проникает нечто величиной с шарик от пинг-понга, но терпимое, особенно когда успел привыкнуть к резким движениям «Бритвы» внутри своей руки…

Я откинулся на груду соломы. Устал. Называется – почувствуй себя чемоданом, когда то в тебя, то из тебя, то снова в тебя туда-сюда шастают артефакты, ножи… пиявку вот таскаю в себе зачем-то уже давно, пластина из неведомого материала в грудь вросла… Офигеть, короче. Что я им, медом намазан?

Сил не было от слова «вообще». Вымотали меня последние происшествия, так что я и сам не заметил, как вырубился.

И тут же сон приснился.

Будто парю я, как некое космическое тело, возле кровавой пульсирующей галактики, которая чувствует себя виноватой передо мной. Как я это узнал – без понятия, но ощущение было стопроцентным, будто нашкодивший кот пришел на колени и смотрит на тебя снизу вверх большими печальными глазами, в которых читается: «Извини, фигня получилась. Просто очень уж свое тело хочется. На твое больше покушаться не буду, так как обещал, и вообще мне очень стыдно. Простишь?»

«Хрен с тобой, – беззвучно ответил я стыдливой галактике. – Простил уже. Только не хулигань больше, сиди тихо, и все будет ништяк».

Галактика явно что-то хотела ответить, но ее прервал грохот, словно где-то рядом две железные кометы столкнулись с металлическим лязгом. И от грохота этого я проснулся…

Ясное дело, кометы оказались ни при чем – это проворачивался ключ в камерном замке двери.

Я протер глаза – и все вспомнил. Ну да, как же, казнь. Причем я не удосужился обдумать, что буду делать, дабы не быть повешенным. Резать «Бритвой» палачей точно не стану, свои же вроде, люди как-никак. А что тогда? Как спасать свою шею, к которой я привык за долгие годы и совершенно против того, чтобы ее душили веревкой.

Дверь отворилась – и я невольно улыбнулся, увидев толстого человека с харей, полностью заросшей волосами, как у йоркширского терьера, только глаза виднеются. Правда, второй, стоявший чуть позади него, был мне незнаком – да и сложно узнать кого-то, если он завернулся в серый плащ чуть не по самую макушку.

– Гы, реально Снар! – сказал волосатый, перешагнув порог – и полез обниматься.

– Полегче, Шерстяной, – с улыбкой возмутился я, когда толстяк сжал мои плечи своими ручищами. – Задушишь, на хрен!

– Это я могу, – всхлипнул расчувствовавшийся Шерстяной и, наконец отпустив меня, отодвинулся. – Блин, сейчас расплачусь. Воспоминания нахлынули…

– Хэллоу, босс, – механическим голосом произнес его спутник, входя в камеру и скидывая плащ. – Сколько летов, сколько зимов!

Передо мной стояла мужская модель кио, похоже, собранная из нескольких боевых биороботов этого класса. А вот голова была дизайнерская – сваренная из нескольких бронепластин с отверстиями для подвижных видеокамер, напоминающих рачьи глаза.

– Колян? Ты?

– Он, чурка нерусская, – шмыгнул носом Шерстяной. – Решил человеческое тело себе вернуть – собрал из того, что нашел во время вылазок наружу, мозг мы совместно из паучьего корпуса в этот пересадили. Получилось хреновенько, перемыкает у него периодически в башке, но главное, что ему нравится.

– Ну, привет, Колян, – несколько растерянно проговорил я, привыкая к новой внешности серва, с которым мы в свое время немало повидали всякого-разного. – Как вы тут?

– Да я вот все при кухне, – похлопал себя по брюху Шерстяной. – Отожрался, хотя зомби вроде худыми должны быть. Но, по ходу, это не мой случай. А Колян при кузнице. Кремлевские сперва косились на импортного механоида, а потом привыкли. Типа, свои мы теперь тут. Но когда писарь прибежал на кухню с глазами по пятаку и сообщил, что стрельцы того самого Снара поймали и поутру его казнить будут, решили мы с Коляном, что это неправильно.

– Короче, бегать тебе отсюда надо, босс, – прервал друга Колян. – Местные не шутить, они считать, что ты шпион и диверсант.

– Долбодятлы! – Шерстяной хлопнул себя ручищей по колену. – Да если б Снар сам не захотел, хрен бы они его поймали. А если б и поймали – хрен бы удержали. Но железяка прав, валить надо однозначно.

– Гоу, босс, мы тебя вывести отсюда, – сказал Колян.

Ну, гоу так гоу. Если старые кореши знают дорогу из этого каменного мешка, то почему бы и нет?

Коридоры Тайного приказа были старыми, темными, сырыми и вонючими. Шерстяной и Колян держали в лапах зажженные факелы, но света от них хватало, лишь чтобы не споткнуться об очередную выбоину в древнем полу. Сейчас мы явно находились ниже уровня земли, то есть в казематах, где, возможно, содержались узники еще при Иване Грозном. Мрачное место, откуда и правда очень хотелось побыстрее выбраться.

– Сейчас, сейчас, где-то тут оно должно быть, – бормотал себе под нос Шерстяной. – Ага, тут поворачиваем налево, и…

– Стоять!!!

Рев дружинника – звук узнаваемый, сравнимый с воплем нео, так как легкие и у тех и у других примерно одинаковые по объему. Плохо дело. Хотя, собственно, чего мы ожидали? Что местная тюрьма не охраняется?