Закон Кремля - Силлов Дмитрий Олегович "sillov". Страница 29

Но настоящая любовь побеждает все, ломает любые преграды. Рут вернулась, превратившись в девушку, перед красотой которой я не смог устоять. Но сердце мое все же было занято…

В итоге я сломал жизнь этой девчушке. Пользовался ею, когда мне хотелось этого, короче, вел себя как последняя сволочь – а она все равно любила меня, несмотря ни на что. И в итоге погибла, прикрыв меня от пули своим телом…

– Почему Снар молчит?

Она имела право на этот вопрос. И на честный ответ – тоже.

– Мне стыдно, – сказал я. – Очень стыдно. Прости.

Ее большие глаза стали огромными от удивления.

– За что Рут должна простить Снара?

– За то, чего я пока не совершил. Но совершу, если позволю тебе пойти со мной.

Наверху что-то громко хлопнуло, будто выстрелил кто из крупнокалиберной винтовки.

Я поднял голову – и замер.

Зрелище и вправду было жуткое, так как наверху, под черными тучами, словно стервятники, высматривающие добычу, парили в воздухе Поля Смерти. Вот одно из них сжалось – и с таким же хлопком выстрелило из себя полупрозрачную молнию. Миг – и Поле уже тянет ее обратно, а на конце этой молнии-щупальца корчится нео, который, несмотря на его силу, ничего не может поделать…

Но маленькая нео не смотрела вверх. Когда я опустил взгляд, то увидел ее огромные глаза, полные слез. Ей было все равно, что творится наверху, ей было все равно, что будет с ней и со всем миром. Яд привязанности уже поразил ее сердце, и сейчас она хотела лишь одного – пойти со мной куда угодно. И умереть – лишь бы рядом со мной…

Это странно, это неправильно, но одного ли меня раздражает такая самоотверженная, стопроцентная любовь? Все мы хотим, чтобы нас любили – но не так, не стелясь перед нами ковриком, о который можно вытирать ноги. И если даже соглашаемся на взаимность – рано или поздно все равно начинаем вытирать грязные подошвы об эту любовь, оправдывая себя тем, что если позволено, если коврик все устраивает, то почему нет? Конечно, думаем мы в это время совсем по-другому, иными категориями, порой даже возвышенными, но сути это не меняет. И самое лучшее, что можно сделать, чтобы не поддаться искушению грязно и некрасиво использовать такую любовь, – это уйти. Просто чтобы потом не было так же стыдно, как мне в эту минуту.

Я не стал ничего говорить. Просто снял с себя рюкзак и разгрузку, бросил их на землю, потом сверху положил ВСК-94, повернулся и пошел прочь. Я оставил позади целое богатство по меркам этой вселенной. Однако как по мне – такой себе выкуп перед своей совестью. Но лучше так, чем ничего. Надеюсь, оставленное поможет Рут выжить в этом мире. Очень на это надеюсь…

– Стой, Снар!

Я остановился, краем уха поймав щелчок флажка смены режимов огня, одновременно являющегося предохранителем. В чем нео не откажешь, так это в первобытной сообразительности и в умении подмечать мельчайшие детали. Не было необходимости долго учить маленькую нео обращению с оружием – ей достаточно было один раз увидеть, как я стреляю, а после ставлю оружие на предохранитель, чтобы понять, как оно работает.

ВСК-74 она держала довольно неуклюже, но в целом вполне правильно для того, чтобы нажать на спусковой крючок. И можно не сомневаться: на таком расстоянии я не успею уклониться от пули, которая прилетит мне прямо в сердце, ибо ствол был направлен именно туда.

Брови сдвинуты, челюсти решительно сжаты, глаза злые и сосредоточенные. Ну да, именно так выглядят представители что нашего вида, что человекообразных, если их сильно разозлить: в мимике мы с ними очень похожи. Похоже, Рут не блефовала. Разбивая сердце девушки, нужно быть готовым, что она разобьет и твое в ответ. Возможно даже, пулей…

Я вздохнул.

Что ж, так даже будет правильно. Справедливая расплата за все, что я пока не совершил… но все-таки совершил и прекрасно знаю об этом. За свое паскудство в этой жизни приходится платить, и в данном случае оплата будет честной – пулей за пулю, которая предназначалась мне и которую Рут приняла в себя.

Сверху хлопнуло, и я увидел, как на маленькую нео падает сверху молния-щупальце.

– Нееет!!! – заорал я, бросаясь вперед… но кадр сменился.

Теперь под моими ногами была не земля, поросшая хилой травой, а стальное дно катера, несущегося по реке.

А еще я говорил. По инерции. Видимо, договаривал слова, сказанные ранее:

– Мы считаем, что убивать пленных неправильно. Это для тебя он еда – и я это понимаю. Но для меня он пленный – и ты уж меня тоже пойми. Ну так как, хватит твоим соплеменникам автомата?

«Меня» проговаривалось с трудом, будто я только недавно выучил сложное иностранное слово и еще не освоил его произношение. А может, просто на этом месте в тексте было другое слово. «Нам», например.

Я говорил – и одновременно осматривался по сторонам.

Ну да, все как и ожидалось.

Данилы рядом не было, зато левая рука у меня перевязана выше локтя и болит изрядно. Бинт набряк кровью, но сама рука двигалась. Стало быть, кость не задета, да и мышца – если и повреждена, то не фатально. Значит, без Данилы и его «Корда» не вышло у меня чисто пройти подземелье собакоголовых, зацепило все-таки… Но я прошел и вытащил оттуда мутанта, который сейчас вел катер. Жутковатого с виду мутанта, говоря начистоту.

Абсолютно лысая голова, очертаниями смахивающая на обтянутый тонкой кожей череп мертвеца. Большой миндалевидный глаз точно посредине лба. Сразу под нижним веком глаза начинался тонкий, аккуратный нос. И прямо под носом – такой же миндалевидный разрез безгубого рта, отличающийся от глаза лишь отсутствием глазного яблока. А еще из пустых глазниц по обеим сторонам носа росли небольшие гибкие щупальца с утолщениями на концах, которые беспокойно шевелились, словно хвосты маленьких змеенышей.

Мут принадлежал к племени шамов, и звали его мудрено – Кандоронгарофыф. Однако, помнится, к этому моменту я уже успел сократить его имя до Фыфа, так что язык ломать не придется.

А еще у меня под ногами валялся пленный собакоголовый со связанными лапами – получается, это я за него сейчас впрягался. Интересно, на кой мне это тогда было надо? Типа, высокоморальным был, считал, что отдавать пленных на съедение родственникам шама – это неблагородно?

М-да, люди со временем меняются, и я не исключение. Сейчас мне было глубоко по барабану, скушают шамы пленного мутанта или отпустят обратно, дабы он, вернувшись в родные подземелья, снова растворял заживо своих пленников в биомассу, чтобы налепить из нее новых собакоголовых. Удивительно! Вроде относительно немного времени прошло, а как круто в моей голове поменялись взгляды на «что такое хорошо и что такое плохо»…

Но слова были сказаны. Фыф молча повернул руль и сбросил скорость…

Однако причалить к берегу не получилось.

Внезапно практически возле самого носа катера в воде разверзлась пропасть, будто в реке невидимым громадным мечом дыру пробили…

Но Фыф среагировал моментально. Резко вывернул руль вправо и выжал педаль газа до пола.

Движок взревел, словно раненый ктулху. Катер подпрыгнул, накренился… Я еле удержался, схватившись за поручень, а вот пленному собакоголовому не повезло. Его выбросило за борт, и он улетел прямо в бездонную черную пропасть, по левому краю которой наш катер пролетел, тоже едва туда не свалившись.

Через минуту жуткая аномалия осталась позади. Фыф вновь сбросил скорость и повернул к берегу. Его заметно трясло – вряд ли от страха, скорее от адреналина. А может, еще от чего, уж больно странный взгляд он на меня кинул…

Катер мягко ткнулся в берег, который, в отличие от противоположного, засаженного сплошной неприступной стеной лысых деревьев, густо зарос вездесущим вьюном и гигантской полынью. Фыф откинулся на сиденье и, запрокинув голову, уставился в небо, где высоко возле туч парили Поля Смерти. Кстати, их стало заметно больше. И с земли к ним медленно и величаво летели новые…

– А ведь это все из-за тебя, – сказал шам. Не спросил, сказал утвердительно. Понятно. Поковырялся в моей голове – и все понял.