Реквием по братве - Афанасьев Анатолий Владимирович. Страница 17
Он побывал в больнице на другой день после того, как едва не укокошили Клима, поглядел на кореша через стеклянную дверь в реанимации, потом в расстроенных чувствах позвонил Тайне. Коротко изложил суть дела, пробурчал: «Помоги, если можешь, Тая. Отработаю…» Она спросила: «В какой больнице?» — и Санек мгновенно успокоился, почувствовав, что жизнь друга в надежных девичьих руках.
Утром отправился в деревню, чтобы сделать контрольный звонок. Его фирменная мобильная трубка почему-то не доставала до Москвы, накануне он в раздражении расколотил ее о пенек, что удалось ему только с третьей попытки. Из бывшего сельсовета, где теперь находился коммерческий магазин деревенского предпринимателя Жоржа Сундукова, приходилось звонить по телефонной карточке — пятьдесят деревянных за звонок. Это было не столько накладно, сколько обидно. Жорж Сундуков, здоровенный малый с простецкой рожей наемного убийцы, завидя Санька в дверях, кинулся к нему с распростертыми объятиями. Жорж Сундуков, пока сколачивал первоначальный каптал, повидал большой свет и деловых узнавал по походке. Саньку благоволил с первого дня, хотя тот не давал никакого повода для сближения. На постоянные приглашения «раздавить по банке», мотивированные тем, что их на всю округу лишь двое культурных парней, отвечал неизменным отказом. Его злило, что Жорж Сундуков, набиваясь в друганы, ни разу не предложил хотя бы позвонить на халяву.
— Откуда дровишки? — завопил купец, бешено тряся его руку. — Из лесу вестимо… Ну что, Санек, сегодня, надеюсь, дернем?
Санек вырвал наконец руку.
— Спешу, брат, извини.
Сундуков, нахмурясь, отступил к прилавку, задумчиво произнес:
— А ведь ты меня чураешься, Саня, я же вижу. Надо ли тебе это?
— Ты о чем? — Санек уже подошел к висящему на стене аппарату. Магазин пустой, только продавщица Зина за прилавком. Не сезон, дачники рассосались, а местные жители в шикарном магазине покупали преимущественно хлеб, крупу и дешевый закусон вроде чайной колбасы. Да и то все реже.
— Я к тому, Сань, что ты ведь неспроста в лесу осел.
Не первый раз Сундуков позволял себе намеки, и Саня решил, что пора его одернуть.
— Мимо товара ходишь, Жоржик. Тут тебе не обломится.
— Ты не понял, Сань. Я с доброй душой. Если какая подмога понадобится, есть надежные ребятишки. Токо свистни.
Санек презрительно усмехнулся.
— Лучше скажи, откуда такая дикая цена на твой телефон?
— Западный стандарт, ни цента сверху, — с достоинством ответил Сундуков и, потеряв интерес к разговору, удалился в конторку.
Таина ответила сонным голосом — и это понятно. Раньше одиннадцати она не вставала.
— Тай, это я.
— Привет, селянин. Не замерз в глуши?
— С тобой было бы теплее.
— Это — приглашение?
Чумовая девица была в добром расположении духа, что случалось с ней редко. Саня сказал:
— Бери тачку, приезжай. Тут хорошо. Баньку истопим, водочки попьем.
— Нет, Сашенька, лучше в другой раз. Сегодня у нас другие планы.
Сашенька! Давным-давно его так не называли, разве что матушка обмолвится. А так — Санек и Санек, как пенек, или, на худой конец, Маньяк. Галочка, правда, Царство ей Небесное, иногда величала Шуриком.
— Какие планы, Таечка?
— Адрес запомнишь?
— Чей?
Хмыкнула приглушенно, будто рукой по щеке провела, продиктовала: Щербаковская улица, дом номер такой-то, квартира такая-то.
— К шести часам доберешься?
— Во сколько надо, во столько доберусь.
— Тогда до встречи, — и повесила трубку. Она всегда так делала, обрывала разговор, не дожидаясь его прощальных слов. Это Санька чрезвычайно озадачивало.
Веселый оттого, что жизнь сдвинулась с мертвой точки, зашел за фанерную перегородку, где сидел надутый Жорик Сундуков, деревенский новый русский.
— Извини, Жорж, за грубость. Чего-то нервы последнее время шалят. Кстати, ты каких ребят поминал для подмоги? Деда Савелия?
— Нет, не Савелия, — Сундуков глядел недобро, и только сейчас Санек заметил, что хозяин деревни не так уж и молод, пожалуй, лет сорока — в Москве пацаны до такого возраста редко добираются. Их выбивают заранее.
— А кого еще? Тут вроде молодняка не осталось?
— У вас там в городе, Саня, превратное представление. Будто в деревне одни ваньки, а весь свет идет из банка «Менатеп». Это, Саня, не так. Наоборот, смычку надо налаживать, чтобы кучей стоять против общего врага.
— Кто же у нас общий враг?
— А то не знаешь.
Саня понял, что по уму ему с деревенским воротилой не тягаться, еще раз извинился — и попер через поле в дачную хибару. День выдался отменный: солнце, легкий морозец, но не студено, а как-то бодро. Кажется, птахи над полем поют, хотя откуда им взяться на эту пору.
С того момента, как повесил трубку, Санек думал только об одном: сегодня ее увижу, увижу… Он загадал, что при первом удобном случае трахнет рыжую атаманшу, но счастливая минута все куда-то отдалялась, зато желание становилось навязчивым.
Около шести без всяких приключений докатил на «жигуленке» на Щербаковскую, легко отыскал и дом, и подъезд, но минут двадцать походил кругами, подстраховываясь, изучая обстановку. Он всегда так делал в незнакомом месте, чем выгодно отличался от других пацанов.
Поднялся на третий этаж, нажал кнопку звонка у нужной квартиры. Никаких сюрпризов не ожидал, но все же стоял к двери боком.
Отворила сама Таина, не спрашивая, кто? — разглядела в глазок.
— Здравствуй, заходи.
Протянул три белые розы в целлофановом пакете. Вот умора, до чего докатился. Улыбнулась, легко прикоснулась губами к его щеке. Санек тут же ее обнял, стиснул, и девушка строго сказала:
— Это лишнее, приятель.
Сюрприз его все-таки ждал. В комнате на диване — барин барином — сидел Клим Осадчий, Стрелок. Все как в старые добрые времена. На низеньком столике бутылка коньяка, ваза с фруктами, пепельница, сигареты. И сияющая, как семафор, прожженная морда закадычного друга.
— Не верю, — сказал Санек. — Это мираж.
— Не надейся, — ответил Клим. — Это я, в натуре. И коньяк настоящий.
Санек подошел ближе.
— А я слышал, Толян тебя замочил. Вроде только костыли остались. Вот брешут люди, да?
Обнялись, потрясли друт друга. Похудевший Клим был по-прежнему крепок, как молодой дубок.
Таина разлила коньяк по бокалам.
— За встречу, ребятки, — кажется, радовалась больше, чем они. Чему, интересно?
Плотно уселись. Таина прикатила на передвижном столике целую гору жратвы — и сама никуда не спешила. Да чего там не спешила: первый раз вела себя как гостеприимная хозяйка и добрый товарищ. Клим пустился в рассказы. По его словам, он в одиночку отмахнулся от целой кодлы. Причем на чужой территории. Санек поверил, Таина нет. Девушка пила с ними наравне, хотя пощла уже вторая бутылка. Героические деяния, совершенные Климом, вызвали у нее иронический смешок. Саня укорил:
— Напрасно, рыжая. Стрелок заговоренный, я же тебе говорил. Его одна знаменитая бабка заговорила за сотню баксов.
— Тебя тоже?
— Меня нет, — Саня глядел в ее безумные глаза, испытывая странное глубокое удовлетворение. — Я в чудеса не верю. Хотя случаи всякие бывают. Мы как-то шли — помнишь, Клим, прошлой весной? — и вдруг он говорит: «Стой!» Помнишь, Клим? Ни с того ни с сего. А сверху глыба льда, с крыши — хлоп! Прямо перед мордой. Еще бы шаг — и нам каюк. Заговоренный, точно.
Клим загрустил.
— Что толку. С бабами, Саня, никакой заговор не действует. Запомни на будущее.
— К чему ты это?
Клим рассказал, что с врачихой Дорой Викторовной, которая ему ногу выправляла, у него получился облом. То есть он ее обхаживал целый месяц, и уже вроде склеилась, обговорили свиданку, но в ту же ночь его пришли мочить. Он, правда, из реанимации к ней ночью рванулся, но дальше дверей не дошел, вместе со всеми шлангами рухнул на пол. Утром врачиха его навестила, он пытался оправдаться, дескать, обстоятельства временно сложились против них, на что она заявила, что он, то есть Клим, форменный псих и ему место не у них, а в Кащенко. С тем и расстались. На другое утро Тайка из больницы перевезла его в какую-то другую больницу, потом сюда — короче, облом. Конечно, надежды он не теряет, как только очутится на свободе…