Соловей и кукушка (СИ) - Разумовская Анастасия. Страница 10

Ужас сковал моё тело, не позволяя пошевелиться.

Катарина.

Говорят же, что первого, кто заметит убитого, покойник потащит за собой…

Глава 5

Вот такое фуэте

Я смотрела, замерев, на тёмную фигуру, выступившую из-за дерева. Тень падала на неё, почти полностью скрывая. Мне казалось, что она кутается в тёмный плащ. Мои губы шептали молитвы. Мне не было видно лицо наблюдателя, да я и страшилась увидеть его. Фигура была пугающе высокой, широкоплечей…

Что?

Я моргнула и пригляделась. Ну точно! Даже если под плащом прячется мужеподобная девица, то уж точно это не тонкая, изящная Катарина.

А тогда, простите, что этот мужик делает у нас под окнами⁈

Я спрыгнула с подоконника, накинула на плечи плед и выбежала. Злость рвала сердце на части. Таинственный мужик, кем бы он ни был, напугал меня. Я полчаса, как полоумная, сидела, не в силах пошевелиться. Ну, он мне сейчас за всё ответит!

Разъярённой фурией я слетела с лестницы, выбежала на веранду, затем в сад.

— Ну⁈ Ты, как там тебя!

Но в соснах играл один лишь ветер. Всё было пусто и тихо, и даже отсюда было слышно, как шуршит галькой сонное море. Неужели мне показалось? Это что, нервы? Я превратилась в истеричную барышню? Мне стало стыдно. Я подошла к тому дереву, где видела молчаливую зловещую фигуру, наклонилась, всматриваясь.

Определённо, здесь кто-то был. Трава примята, причём виден отпечаток квадратного мужского каблука. Такие носят военные, полиция, дворцовая охрана, инженеры… Да в целом, много кто. Помнится, у невежливого капитана щёгольские туфли тоже были на квадратном каблуке. Да что там говорить! Псевдо-Алейшо тоже гарцевал на таких.

Да, найти виновного сложновато будет. Но зато я могу себя поздравить с тем, что не лишилась собственного разума. Отличная новость!

Я ещё раз обошла сосны, а затем вернулась в комнату. Сна не было ни в одном глазу. Память рисовала картины одна ярче другой. По опыту зная, что не усну, я взяла карандаш и подошла к мольберту. Перевернула альбом.

Вот помчались рыжие лошади в медно-ржавых горах, а на них изящные, словно танцоры, всадники с чёрными платками, закрывающими нижнюю часть лиц. Глаза одного из разбойников горели весёлой насмешкой. И ветер трепал его коротко стриженные волосы. На этот раз мне удалось поймать динамику: кони буквально летели по бумаге, выбрасывая вперёд копыта, или подгибая их под себя в прыжке.

Когда витраж засветился от первых солнечных лучей, я уже торопливо набрасывала этюд на другом мольберте: зловещие тени от кипарисов тянутся, будто руки, к сломанной человеческой кукле, над которой склонился белокурый франт в тёмной жилетке. И в кипарисной темноте прячется фигура, закутанная в плащ с капюшоном…

— Ирэна, да проснись же! Король…

— К демонам короля, — проворчала я, натягивая подушку.

Кто-нибудь, выключите этот несносный свет!

— Ирэна! — голос мачехи посуровел. — Что ты такое говоришь? За такие слова могут язык отрезать…

— Да-да, — прошептала я, цепко хватаясь за подушку, которая упорно вырывалась из моих объятий, — потушите его со сливками…

Подушка сдалась, зато внезапно одеяло предательски покинуло меня. Прохладный ветерок тотчас защекотал пятки. Я застонала и открыла глаза. Напротив стояла Марселия, держа в руках покрывало, словно андурийская танцовщица.

— Король ждёт нас на обед, — безжалостно громко провозгласила она. — И не надо мне снова говорить, что ты ему разрешаешь пообедать без нас.

— А я так говорила? Марсик, пожалуйста, разбуди меня через полчасика…

Мне показалось, или матушка рычит?

— Ирэна! Часик, потом ещё часик, а затем полчасика уже было. У тебя осталось полчаса времени, понимаешь? Полчаса до момента, когда ты застынешь в глубоком реверансе перед…

Она не успела договорить: я проснулась окончательно, вскочила и лихорадочно заметалась по комнате. Марселия хмыкнула, нажала на электрический звоночек, и тотчас (наверняка ждали вызова) вошли две служанки. С их нехитрой помощью я была готова уже через пятнадцать минут, ещё пять мне понадобилось, чтобы наспех выпить кофе со сливками, а затем я гордо и величественно (ну я так надеюсь) вышагивала по аллее по направлению к золотистому от солнечного света и рыжих осенних листьев дворцу.

Дворец был сложен из песчаника. Люблю этот камень. В нём словно сокрыты древние знания. А ещё мне нравится, что его цвет и фактура зависят от времени года, освещения, окружающей природы, угла наблюдения… Живой камень. По мне, так намного лучше пресловутого мрамора…

Лакеи в ливреях с поклоном распахнули дверцы.

— Донья Марселия Изабелина Констанса с дочерьми, — провозгласил статный мужчина с буклях.

Что? Парик? Серьёзно⁈ Двадцатый век на дворе так-то. Мне сразу стало как-то не по себе. Я искоса глянула в узкие полосы зеркал, украшающие радонитовый зал с изумительной лепкой, напоминающей готику, на потолке. Платье цвета бледного аметиста, три нитки жемчуга на шее, высоко убранные волосы, милая мордашка, веер, прикованный к моей руке в тонком кисейном белом рукаве… Нет, всё прекрасно. Я удивительно как хороша!

Высокий мужчина в кителе кобальтового цвета, застёгнутом до самого подбородка на гербовые пуговицы, обернулся, сверкнув золотыми эполетами, и улыбнулся в роскошные седеющие усы. В обеденном зале было не больше тридцати человек — скромный семейный обед.

— Рад видеть вас снова, донья Марселия. Годы вас совсем не меняют.

Матушка присела в реверансе.

Ну то есть, ты велел казнить её мужа, тебе было плевать, что вдова сгниет где-нибудь на задворках королевства, что там станется с её дочкой, и не пойдёт ли она попрошайничать в поисках куска хлеба, но тебе приятно, что Марсик осталась красоткой? Серьёзно, Ваше величество?

— Позвольте представить вам моих дочерей, — промурлыкала матушка.

Монарх приветливо наклонил голову.

А дальше я не помню.

Потому что мой взгляд натолкнулся на него. Высокий, с лёгким загаром, темноволосый, сероглазый и всё такой же… такой же… Только возмужавший, раздавшийся в плечах. Он стоял, опершись о спинку стула, и равнодушным взглядом скользил по присутствующим. Принц Ролдао не надел форму: белая рубашка, неформально расстегнутая на шее, чёрный жилет. Чёрные брюки. Я застеснялась и снова вернула взгляд к его лицу. Припухлые, но не расплывшиеся, а чётко очерченные губы цвета надкушенной черешни. Густые-густые тёмные ресницы…

Внезапно Ролдао взглянул на меня, и я почувствовала, как часто заколотилось сердце. Я будто вновь превратилась в девятилетнюю девочку, не знающую, куда от смущения девать руки. Щёки запылали, и я поспешно отвела взгляд, пытаясь заставить себя услышать короля.

—… принц всю ночь работал над важными документами…

О чём это он? Вернее, о ком?

— Я уверена, — обворожительно мурлыкнула матушка, — мы ещё увидим Его высочество…

А, это они о моём толстячке? Да-да, догадываюсь, о каких «документах» идёт речь.

— Прошу вас, присаживайтесь.

Мы расселись согласно этикету, и я с любопытством огляделась. Итак, король. Высокий, статный, Ролдао похож на него. Глаза чёрные и смотрят очень неприятно, как будто заглядывают под кожу, выискивая всё отвратительное, что есть в человеке. Пухлые, расплывшиеся губы улыбаются, но это неискренняя улыбка манекена. Говорят, в молодости он до чрезвычайности был хорош собой. Но вот эти носогубные складки…

Королева. Третья по счёту. Мать Ролдао, сколь помню, простудилась на каком-то балу, куда была вынуждена отправиться по регламенту едва ли не с окровавленных родами простыней, и скоропостижно скончалась недели за две. Её первенцу тогда было около года, а новорожденый ненамного пережил мать. Что произошло со второй супругой короля, матерью моего пухлячка, я не помнила. Но, кажется, она умерла лет пять назад, оставив сиротами Криштиана и Алессандру.

Нынешняя королева была, мне кажется, ненамного старше меня. Голубые глаза, золотые локоны, пухлые губки бантиком. Красивая и приятная дурочка, умеющая вести себя в обществе. Такую куколку, должно быть, приятно наряжать в шелка, муслин, заворачивать в страусиное боа, сажать на банкетку и любоваться. Но желательно не слушать, что она говорит. Потому что говорила очаровательная королева… ничего. Поток слов с милой грассирующей картавостью.