Часовщик - Кортес Родриго. Страница 72

— Кто возразит, сразу за частокол! — жестко предупредил Бруно.

Херонимо перевел и это. И через две недели непрерывного введения все новых и новых ограничений, когда целых четырнадцать непосед отправилось в руки мамелюков, а все остальные поняли, что с ними не шутят, Бруно приступил к основному.

— Ваша главная беда — личная привязанность мужчин и женщин друг к другу, — почти процитировал он слова книги брату Херонимо.

Тот растерянно моргнул, и Бруно уточнил:

— Брак по привязанности — это как заклинившие шестеренки, что с ними ни делай, они будут держаться вместе. Так?

Монах растерянно кивнул.

— Но нам-то нужно, чтобы они вращались! Так?

Брат Херонимо криво улыбнулся:

— Ну… в общем, да.

— Смотрите, что он пишет, — раскрыл Бруно одобренную Папой книгу Кампанеллы. — Женщин полных следует сочетать с худыми мужами, а худых — с полными, дабы они хорошо и с пользою уравновешивали друг друга.

Брат Херонимо молчал.

— Хорошо и с пользою! — яростно повторил Бруно. — Вы меня понимаете?!

— Они не согласятся… — выдохнул монах.

— Значит, пойдут за частокол, — отрезал Бруно. На следующее утро всех индейцев выстроили в две шеренги одна напротив другой: мужчины справа, женщины слева.

— Пусть разденутся по обычаю древних спартанцев, — процитировал Бруно одобренную Папой книгу.

И понимающий, что с руководством Ордена, кто бы за «гостем» ни стоял, не поспоришь, Херонимо грозно и протяжно принялся кричать на индейском.

— …а если кто не хочет подчиняться, — за частокол!

Индейцы замерли, и стало так тихо, что было слышно, как шумят гигантские кроны далеких, там, за частоколом, деревьев.

— Ну?! — рявкнул Херонимо. — Кто смеет возразить воле наместника Христа на земле?! Кто хочет к мамелюкам — на корм псам?! Я никого насильно не держу!

И тогда индейцы стали раздеваться — один за другим.

Амир двигался от поселка к поселку и везде встречал понимание. Земледельцы понимали, что если Орден изгнать, то земли редукций с уже готовыми рабами можно будет переделить. Конезаводчики и скотоводы мечтали об устранении самого опасного конкурента. Купцы яро ненавидели Орден за право плавать под чужими флагами и провозить товар безо всяких пошлин. И все они слишком хорошо помнили и кровавую расправу после провала восстания комунерос, и то, что вытворяли над ними люди Церкви в Европе. А потом Амир встретился с голландцами и англичанами и понял, что можно начинать.

— И сколько общин уже готово выступить против Ордена? — осторожно поинтересовались они на первой же встрече.

— Все, — рубанул рукой воздух Амир.

— А сколько людей готовы встать под ружье?

— Было бы это ружье! — рассмеялся Амир.

И вот здесь евангелисты улыбнулись.

— Будет… — закивали они. — Что-что, а уж оружия мы вам привезем, сколько надо. Слава Папе, все его лучшие оружейники давно уже на нас работают.

Иосиф не находил себе места. Алмазы были — вот они, под боком! Он лично отыскал шесть штук не слишком чистых, но на удивление крупных камней. Однако без вложения серьезных средств организовать добычу было нереально. А вкладывать средства без политических гарантий амстердамские евреи не собирались — слишком уж хорошо они помнили, что такое Орден. Так что, когда его свели с голландцами, Иосиф уже прошел и через досаду, и через ярость, и даже через отчаяние.

— Есть дело, — прямо сказали голландцы. — Комунерос хотят оружия, но здесь на побережье слишком уж много агентов Ордена. Не поможешь?

— И сколько вы хотите закинуть?

Голландцы переглянулись.

— Ну, для начала тысяч десять стволов. Оплату обговорим… то, что работа опасная, мы понимаем.

Иосиф прикрыл глаза. Он знал, насколько длинные у Ордена руки, но чувствовал: вся его судьба решается прямо сейчас.

— Идет, — решительно кивнул он. — Я перекину столько, сколько надо.

А тем же вечером, памятуя об агентах Ордена и понимая, что ни одному белому в такой ситуации доверять нельзя, собрал шестерых своих рабов под навесом и сказал все как есть:

— Есть работа. Кто выживет, получит волю. Кто согласен?

И рабы, — что черные, что красные — один за другим делали шаг вперед.

«Сырое железо» населения редукции медленно, но верно разогревалось. Едва индейцы разделись, монахи прошли вдоль шеренг и на глазок определили, кто способен, а кто вял к совокуплению — строго по рекомендациям доминиканца Кампанеллы. Затем обсудили, какие мужчины и женщины по строению своего тела более подходят друг другу, перетасовали в нужном порядке и так же, двумя семенящими шеренгами, погнали к храму.

— Но это не моя подруга! — возмутился кто-то, оказавшись перед аналоем.

— За частокол! — мгновенно отреагировал Бруно.

Он знал, что раскаленное железо нельзя выпускать из поля зрения ни на миг. А ему предстояло еще очень многое: выдержать мужчин и женщин порознь в течение трех суток, проследить, чтобы они тщательно подмылись, покормить, снова выдержать, дабы пища переварилась, а новобрачные успели хорошенько помолиться, и лишь затем загнать каждую пару в свою секцию. К тому времени не участвующие в церемонии подростки уже должны соорудить под навесами перегородки из сухого тростника.

— Может быть, не будем так торопиться? — снова засомневался брат Херонимо. — Дадим им время друг к другу привыкнуть…

Бруно лишь покачал головой и ткнул пальцем в книгу.

— Сейчас Венера и Меркурий находятся на восток от Солнца в благоприятном Доме и в очень хорошем аспекте Юпитера. Когда еще такое удачное сочетание будет?

Брат Херонимо был потрясен. Двойник Томазо Хирона действовал настолько решительно, а главное, со знанием дела, что буквально раздавил всякое сопротивление.

— Главное, выбрать правильный момент, чтобы вынуть железо из горна, — говорил он и давал послабление, когда, казалось, вот-вот полыхнет.

— А теперь — наковальня! — командовал он, и индейцев зажимали так, что никто и пикнуть не смел.

И в конце концов он их подчинил совершенно.

Брат Херонимо не был глуп, а потому мгновенно понял выгоды прямо сейчас нарождающихся новых правил обращения с туземцами. Таких, рассыпанных по планете полудиких земледельческих племен было множество, пожалуй, девять из десяти. И всех предстояло одомашнить.

Нет, многое в Парагвае было наработано и до приезда этого «Хирона». Именно здесь начали использовать общинный уклад дикарей к своей пользе — пусть и ценой отступления от канонов христианства. Дикарей уже не пытались поднять до себя, а сразу методично приручали — такими, как есть.

Но только этот «Хирон» сумел сделать следующий шаг: навязать племени жесткую, почти механическую дисциплину. И как результат мужчины уже не возражали против наказания нелюбимых жен, а не любящие мужей женщины охотно оставались на работе допоздна, и в считанные дни производство пряжи и тканей выросло раза в полтора!

Отсюда до обычного монастырского уклада было рукой подать. Именно этого не хватало Ордену, чтобы освоить Индию и Китай, Месопотамию и Эфиопию — народ за народом.

«Ай да умница, — думал монах, — этот опыт обязательно нужно использовать, причем везде…»

Но как только он подготовил письмо с детальным описанием достигнутых успехов, вышел казус.

— Они не хотят размножаться, — первым принес неприятную весть поставленный следить за соитиями монах.

— Как так? — не понял Херонимо.

Монах пожал плечами.

— Мужчины не залазят на женщин. Вообще. Херонимо оторопел, а затем решил убедиться в этом лично. Полночи ходил вдоль камышовой стены навеса, однако ни прерывистого дыхания, ни сладострастных стонов не услыша!

— Вот упрямцы! — хмыкал он.

Индейцы, словно капризные дети, отказывались любить друг друга по приказу Церкви. А дети Ордену были нужны…

Брат Херонимо побежал к Хирону, разбудил, рассказал, что происходит, но тот лишь рассмеялся.