Сказки Бернамского леса (СИ) - Ершова Алёна. Страница 45
На площади разные гильдии ставили спектакли. У памятника Пчелиному Волку слепой певец с даром гальдра показывал живые картины. Словно из ниоткуда вылетали всадники в золотых доспехах, чудовищный великан пожирал спящих воинов, а первый король Альбы пронзал огнедышащего дракона. Корвин, не жалея рассталась с медяшками. Если стоял выбор между хлебом и чудом, она всегда тянулась к последнему.
— Плюмажи из перьев феникса! — крик зазывалы разрушил магию, и Корвин, словно мышка за звуками дудочки, потянулась в торговые ряды.
Чего там только не было!
Дорогие ткани, оловянные кубки, со сценами охоты, диковинные зверьки в клетках. Маленькие, мохнатые, юркие, похожие на жутких подменышей, как их описывали сельские кумушки. Корвин так увлеклась, разглядыванием, что позабыла обо всем на свете.
Вдруг в спину прилетел тычок. Девушка обернулась. В трех шагах от нее стоял и скалился желтыми зубами Грэг — сын их деревенского старосты. За его спиной гоготали двое мальчишек. Понятно. Поехали с отцами на ярмарку в поисках развлечений, а нашли ее.
— Эй кривоногая, шатер уродцев в другом ряду! Попляшешь там на потеху, авось деньжат заработаешь своему старику на выпивку.
Корвин знала, как поступать в подобных ситуациях. Главное не злить, не плакать и не смотреть в глаза. Рано или поздно им надоест глумиться над деревенской дурочкой, и они пойдут своим путем. Она привычно втянула голову в плечи и опустила глаза. Внизу, под ногами, в пыли валялось едва надкусанное яблоко, которым в нее запустили. Алый, сочный бок на серой земле полыхал огнем. И этот жар перекинулся на тело, поднялся волной гнева. Корвин чувствовала, как с треском рушиться сооруженная ей самой же ограда никчемности.
«Нет! Нет! Нельзя обращать внимания! — пыталась она успокоить ту, что томилась в клетке ее тела. — Госпожа, прошу вас остыньте. Это всего лишь яблоко».
«Яблоко? Яблоко⁈ Нет, это грязь под копытами свиньи, посмевшая поднять руку на королеву туатов нечестивого двора!»
Корвин почувствовала, как дурнота подступает к горлу. Но Резкий окрик сиды не позволил рухнуть в темноту обморока. Не имея возможности напрямую управлять телом, Кам принялась раздавать команды:
«Подними голову! Смотри ему в лицо, не смей опускать взгляд! А теперь протяни руку, видишь, вон торчит остистая нить его судьбы. Хватай ее, да хватай же. Я дам тебе силы вплести проклятье!»
Перепуганная Корвин старалась выполнить все указания Кам. Ей в какой-то миг даже показалось, что она видит серую, грубую нить судьбы Грэга. Пальцы неуклюже попытались ее схватить, еще и еще раз, но руки не способные даже крепко держать ложку лишь хватали воздух. Ничего не получалось. Молчание затягивалось, и парень кинувший огрызок в спину гоготнул. Этот звук прорвал запруду. Со всех сторон раздался хохот, в Корвин полетели ботва и огрызки. Странное дерганье убогой девчонки раззадорило охочую на зрелища толпу.
Корвин бессильно опустила руки, тьма засасывала на самое дно собственной жизни. Лететь далеко не пришлось, она всегда была там, просто каждый раз поворачиваясь спиной к летящему огрызку. Ведь проще всего обмануть, закрыть глаза, сказать, что ничего не было. Тогда другим лгать не придется. На самом деле так всегда было: её сажали за отдельный стол на праздниках, не звали гулять, чтоб не распугать женихов. Даже отец спровадил от лавки, что б она своим видом не пугала люд.
Что изменилось сейчас? Вся ли злость, что бурлит внутри, принадлежит странной госпоже, что назвалась королевой туатов?
Не размышляя о том, что делает Корвин наклонилась, подняла с земли яблоко и со всей силы кинула в обидчика. Во все стороны брызнул сок и кровь из разбитого носа. Грэг взвыл. Люд, не ожидавший агрессии от криворукой девчонки, отпрянул, как вода в отлив.
В полной тишине сын старосты размазал кровь по лицу. Корвин отстраненно заметила, как второй рукой он снял плеть с пояса. Черная змея свистнула, взметнулась ввысь с намерением рассечь тонкую девичью кожу. Но удара не последовало.
— Остынь! — незнакомец возник, словно из-под земли. — Она лишь вернула долг, — Корвин нет, не увидела, почувствовала, как тот, кто ее загородил, осклабился. — И вернула, как велит закон королевства, с процентами.
— Филид, — человеческий шепот волной пронесся по рядам.
Корвин огляделась по сторонам, но застланные слезами глаза не позволили увидеть почтенного законоговорителя.
— Уходи, красавица, — заступник так и не повернулся к ней лицом.
И только по дороге домой, в мерно поскрипывающей телеге, до дочери охотника дошел смысл обращенных к ней слов.
«Господин, оказывается шутник», — отчего слова неожиданного защитника, задели сильнее любых насмешек.
Она не красавица. Она никчемная дуреха, мерзкий моллюск, вечно прячущийся в свою раковину.
«Какое удачное сравнение, — задумчиво протянула сида, — Есть один моллюск, из которого получается пурпур — королевский краситель. Правда для этого раковину нужно измельчить в порошок».
Корвин молчала. Ей совершенно не хотелось становиться порошком. Правда, уродливым моллюском ей тоже не хотелось оставаться.
IV
Кам утихла. Разговаривать с человечкой не было никакого желания. Впервые туата испытала собственное бессилие. Даже тогда, на Чертополоховом поле, она знала, что справится. Отомстит за свою поруганную честь. А теперь… Судьба явно черпала чашу издевательств до дна. Проигранная война, лишение рук, плен в королевском дворце, рождение ребенка от ненавистного человека. Она думала смерть станет избавлением. Только вот месть лезвие без рукояти, оно всегда ранит бьющего.
Дни на пролет Кам пыталась отгородиться от глупой девчонки. Порой если не можешь сбежать из темницы, лучший способ, просто не замечать ее толстых стен. Сколько живут люди? Конкретно этой много не надо. Любой осенний дождь вгонит в могилу, даруя долгожданную свободу. Ждать Кам умела. А вот терпеть унижения, как оказалось, нет…
Ярмочный день это явственно показал. Боль и обиду Корвин, Кам ощутила как свою собственную. Вторым открытием оказалось наличие у девочки сейда. Только вот насколько сильна дочь охотника — не ясно. Внутри все перетянуто, пережато, связано как кубло перепутанных нитей. Но все равно это магия. А магии без крови туатов не бывает. Значит надо не отгораживаться, а вживаться, завоевывать тело, постепенно выдавливая из него сиротку. Сида вспомнила как сейчас выглядит, и дрожь омерзения немного охладила пыл. Не все сразу…
Корвин остановилась на пороге и оглядела убогую хижину. Дом за время ее отсутствия не изменился. Он все так же пах старым луком, кислой капустой, псиной и торфяной гарью. Засаленные мешки на деревянных настилах кишели насекомыми, а на обглоданной кости, валявшейся в углу, сидела муха и полировала задними лапками зеленое лоснящееся брюхо. Корвин передернуло от отвращения. Казалось, убранство дома полностью соответствует хозяйке.
Раньше внутреннее гармонировало с внешним. А теперь сдвинулось, разладилось и стало раздражать. Всегда проще менять зримое, чем внутреннее, и Корвин принялась за уборку. Она вымела начисто избу и застелила его камышом, убрала грязь и почистила очаг, выскоблила с щелоком столы, вытрусила и перестирала постели.
— Все, — обессиленная девица рухнула на деревянный настил, не потрудившись снять платье.
«Нет! — Грозный окрик сиды вспорол сознание. — Нагрей еще воды и вымойся».
— Обойдусь, — Корвин отвернулась к стенке и прикрыла глаза.
«От тебя воняет! — рявкнула Кам. — Как можно спать в платье, которое не снимала два дня⁈»
— Очень сладко, — Корвин зевнула и начала проваливаться в сон.
Сида бесновалась, перехватить управление телом, как в самый первый день, и заставить деревенскую дуреху выполнять нужные действия, больше не получалось.
«Зараза такая!» — прошипела она, но упрямая девица уже спала.
Кам успокоилась и задумалась. Если нельзя воздействовать на тело, может быть, выйдет потревожить разум. Всего-то надо показать картинку, после которой спать не захочется. Сида расслабилась, пытаясь воссоздать одно из кровавых сражений, былых времен. Но в память железным стилетом вонзился детский плач.