Штурмовик из будущего 3 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич. Страница 2

— Как знаешь, — боец равнодушно махнул рукой и исчез за поворотом.

Григорий сел на землю, прижался спиной к стене траншеи и посмотрел в небо. Там уже завязался воздушный бой. «Яшки» смело схлестнулись с четверкой «худых», несмотря на не слишком удачную расстановку. Из вышины донесся сухой и резкий треск авиационных пушек и пулеметов. Будто ткань рвут.

Дивин закусил губу. Сейчас он даже не почувствовал, что прокусил ее и у него выступила кровь. Он просто не замечал этого, полностью поглощенный воздушным боем. Глаза противно резало, но экспат хотел рассмотреть все, до последней детали.

— Тяни, тяни, браток! — шептал летчик, пытаясь подсказать неведомому товарищу наиболее выигрышный маневр. — Вот так, молодец. А теперь на вираж!.. Да куда ты⁈ Эх!..

Краснозвездный «ястребок» допустил ошибку и ею тотчас воспользовались немцы. Сразу два «мессера» дружно ударили в неосторожно подставленное голубое брюхо «яка», вспарывая его разноцветными трассами.

— Твою мать! — выругался Григорий, видя, как взрывается советский истребитель, превращаясь в огненный шар. — Куда ж ты на горку-то полез⁈

Волнение сослужило экспату плохую службу. Сладкая тошнота подкатила к горлу, и он опять провалился в беспамятство.

В следующий раз Дивин очнулся уже ночью. Он лежал в кузове полуторки, укрытый чьей-то шинелью. Под головой скатка. Рядом лежали другие раненые. Кто-то протяжно и страшно стонал. В углу кузова примостился санинструктор с брезентовой сумкой на коленях. Он крепко держался за борт, но его все равно бросало из стороны в сторону на ухабах. Совсем, как нас, когда мы на «передок» ехали, мелькнуло в голове экспата. Всего-то день прошел, а полное ощущение, что несколько недель.

— Слышь, боец, мы в госпиталь едем?

Санинструктор встрепенулся.

— Товарищ капитан? Очнулись? Да, в полевой госпиталь. Потерпите, уже недолго осталось.

— Аэродром мой далеко от него? Мне к своим надо. Дома и стены помогают, врач полковой мигом на ноги поставит. Он у нас знатный.

— Так я понятия не имею, где ваш аэродром, — искренне удивился красноармеец. — Вроде бы минут пять назад проезжали мимо какого-то лесочка, а над ним тень промелькнула. Наверное, «ночники». Звук, как у швейной машинки. Но точно не скажу.

— «Ночники»? — задумался Григорий. Хм, у них в полку тоже имелся связной самолетик. Но обычно в любой авиационной части можно было их встретить. Так что, поди знай, кто тут пролетал. Может и вовсе случайный летчик торопился по служебной надобности. — О, друг, а документы мои у тебя? — Дивин отбросил шинель и полез в нагрудный карман гимнастерки, но там было пусто. Звезда геройская привинчена, а удостоверение офицера отсутствует.

— Да, все здесь, — санинструктор похлопал по сумке. — И личные, и сопроводительные документы. Как доедем, передам в госпиталь.

— Опять ты за свое! — рассердился Дивин. — Говорю же, нельзя мне в госпиталь, мне в свою часть надо. Пойми ты, чудак-человек, оттуда меня хрен знает куда могут направить, а я со своими хочу воевать. Так что, давай, не жмись, верни удостоверение и высади где-нибудь.

— Не могу, товарищ капитан, — отчаянно замотал головой красноармеец. — Вы после контузии, вам обязательно к врачу на осмотр надо. Сами посудите, вот высажу, а потом выяснится, что вам плохо стало и померли — меня что же, в штрафбат? Не, даже не просите. Довезу, сдам по команде, а дальше пущай с вами врачи разбираются.

— Зараза ты! — ругнулся экспат. — Формалист!

— А будете оскорблять, — обиделся санинструктор, — я еще скажу, что вы не в себе. Тогда точно на месяц загремите, не меньше. Пока проверят все, пока комиссию соберут. А там, как еще порешают.

Ну вот что с ним делать, не убивать же — свой, как ни как. Зверь тихо рыкнул, соглашаясь. Надо же, раньше все время крови жаждал, а сейчас, видать, поумнел. Взрослеет.

— Черт с тобой, — закашлялся Григорий. — Пусть будет по-твоему. Скажи-ка лучше мне вот что, браток, чем там дело в итоге кончилось, отбили фрица? А то я посреди боя вырубился и не видел ничего.

— Отбили, — тоскливо протянул боец. — Правда, когда «тридцатьчетверки» подошли, от батальона нашего дай бог сотня осталась. И то, почти все ранены или контужены. Я с ног сбился, пока тем, кто выжил, перевязки делал.

— А майор ваш? — вспомнил принимавшего их группу офицера Дивин. — Фамилию не скажу, запамятовал. С нашивками за ранения.

— Комбат? Майор Казьмин? Какое там, наповал, в голову. Во время второй атаки фрицевской.

— Иди ты! А капитан Бердников?

— В первой машине отправил. Осколок снаряда в легкое попал. Не знаю, довезут ли? Да что говорить, знатно нас измесили. Наверное, все бы там остались, кабы не окопы. Майор наш все время гонял, чтобы рыли на совесть, в полный профиль. Его за это бойцы страсть как не любили. Ворчали порой, мол, в других батальонах так командиры не зверствуют, а наш словно крот: все время в землю зарыться норовит. А вот, поди ж ты, не подвели в этот раз окопы. Точно вам говорю, всех бы нас там гансы в землю положили.

— А село? Село-то взяли?

— Село взяли. И дальше пошли. Танки ведь к нам не пустые подошли, а с десантом. На броне подмогу привезли. Ох и отчаянные, доложу я вам, ребята, эти десантники. Я бы ни за что не полез. Снаряд ведь из противотанковой пушки попадет и все, хана. Сгоришь вместе с танком. А прыгать с этой дуры страшно — шею свернешь.

— Пробовал что ли? — усмехнулся Дивин.

— Не, — опять замотал головой санинструктор. — Знакомый рассказывал.

— Пугал он тебя. Нет там ничего страшного. С парашютом когда прыгаешь, вот там действительно запросто можно в штаны наложить.

— А вы прыгали, товарищ капитан? — с жадным любопытством спросил красноармеец.

— Прыгал, — вздохнул Григорий. — Когда самолет горит, только на парашют вся надежда. Из кабины вывалишься, руки-ноги раскинешь пошире и падаешь, падаешь, падаешь.

— Зачем? — опешил боец. — Разобьешься ведь.

— Если рано парашют раскроешь, то для «мессеров» мишенью станешь, — мрачно сказал экспат. — Эти гады страсть как любят беспомощного летчика расстрелять в воздухе. Или крылом по куполу рубануть.

— Вот, суки! — выругался санинструктор. — Звери! Форменные звери!

— Нам раньше комиссар запрещал сбитых фрицев убивать, — Дивин ненавидяще уставился в темноту. — А потом несколько раз наших ребят на аэродром привезли — пулями изорванных, так он и примолк. Вроде как не поощряет, но и не препятствует. Нет, ты не подумай, мы обычно такими вещами не занимаемся, некогда. Но, если случай подворачивается, то не жалеем этих сволочей.

— И правильно! — скрипнул зубами красноармеец. — Правильно. Я в газете стихотворение одно читал, так там написано здорово было: «Сколько раз увидишь его, Столько раз его и убей!» Мы этих гадов к себе не звали, так что всех их надо в гроб уложить!

— А, верно, я тоже читал, — Григорий кивнул и тут же поморщился. Боль неприятно прострелила виски. — Константин Симонов написал.

Они помолчали. Кто-то из раненых коротко застонал. Санинструктор дернулся было к нему, но боец затих.

— Товарищ капитан, вы не дорассказали, каково это с парашютом прыгать?

— Что? Ах да, парашют. Ну так вот, руки-ноги раскинешь, летишь. Потом, когда тело скорость наберет, то ты вдруг почувствуешь, что небо, оно тебя держать начинает, подхватывает. Нежно так, будто руки матери. Вот тогда смело лезь в кармашек подвесной системы, берись за кольцо и начинай считать до трех. Досчитал — дергай! Удар динамический — он обычно громко очень звучит, хлопком — это купол воздухом наполняется, взглядом все окинул, чтобы проблем каких не обнаружилось и все, опускаешься уже потихоньку.

— А какие проблемы могут быть? — поинтересовался санинструктор. Он слушал летчика заворожено, словно тот открывал ему нечто секретное, потаенное.

— Да всякие, — потер лоб Григорий. — Перехлест строп, купол не наполнился как надо. Да мало ли?

— И что делать, если такое случилось? — красноармеец даже подался вперед и нетерпеливо заерзал на своем месте. — Тогда разобьешься, да?