Пациентка - Кортес Родриго. Страница 2
Нэнси вжалась в сиденье. Горячий комок переместился вверх, в самый центр груди, а сердце колотилось, как маленький отбойный молоточек.
— Ни одна в претензии не осталась!
Нэнси сжала сумочку еще крепче, так, что побелели пальцы, как вдруг машина подпрыгнула и нырнула в кювет, Нэнси прижало к грязной, залапанной дверце, а линия горизонта накренилась и поползла влево и вверх.
— Тебе понравится! — пересиливая грохот мчащегося по бездорожью старого металла, возбужденно хохотнул водитель. — Обещаю!
По спине у Нэнси промчалась мощная ледяная волна, и нервный озноб заполонил ее всю — от взмокшего под линией прически лба до кончиков пальцев на ногах. А потом съехавший с дороги автофургон резко встал, и наступила такая тишина, что Нэнси отчетливо услышала ворчание перегретой воды в старом радиаторе — там, впереди — и биение крови в своих висках.
Парень издал мерзкий чмокающий звук, щелкнул ключом зажигания, и в кабине воцарилась тьма.
— Ну что, позабавимся? — властно положил он руку на ее колено.
Во рту у Нэнси моментально пересохло, а держащие сумочку руки мелко затряслись.
— Иди ко мне… — пододвинулся парень. — Тебе понравится.
Нэнси покрылась испариной, а по всему телу — снизу вверх — промчался горячий пульсирующий вал. Она с усилием глотнула и, уже чувствуя шарящие под юбкой большие влажные ладони, вдруг вспомнила свою давнюю подругу Бетси.
В голове сразу прояснилось. Нэнси сунула руку в сумочку, нащупала металлический футляр губной помады, судорожно выдернула его и сунула парню под ребра.
— Не стоит, Салли… пристрелю.
Парень приостановился и недоуменно хмыкнул.
— Не понял. Ты чего?.. Чего это?
«Неужели поверит?»
Нэнси облизнула пересохшие губы и медленно, почти по слогам произнесла:
— Это «беретта», Салли… И я скажу… что это… была самооборона. Ты все понял?
Кромешная тьма не позволяла ей увидеть его лицо, но запущенные под юбку большие сильные руки мгновенно отдернулись назад.
— Ты чего, совсем, что ли, спятила? — осипшим от испуга голосом спросил парень. — Уж и пошутить нельзя? — Нэнси дождалась, когда он отодвинется, быстро сунула руку в сумочку и развернулась к нему вполоборота — так, чтобы донышко спрятанной внутрь сумочки губной помады смотрело прямо ему в бок.
— Заводи машину, Салли.
Водитель щелкнул ключом зажигания, в кабине вспыхнул неяркий свет, и Нэнси увидела, как по его одутловатым, а теперь еще и белым как снег щекам градом катится пот.
— Вот ненормальная… шуток не понимает…
— Выезжай на дорогу и вперед, — хрипло распорядилась Нэнси.
Парень бросил в сторону сумочки панический взгляд, по-детски обиженно шмыгнул носом, клацнул рукояткой передач, и машина вздрогнула и поползла обратно к дорожному полотну. А Нэнси прислушалась к себе и отметила, что охватившее все ее существо торнадо эмоций стремительно сворачивается до размеров уходящей из умывальника водяной воронки.
«И что теперь? Сдать в участок? — пронеслось в голове. Она исподтишка глянула на водителя; тот все еще был напуган и вращал баранкой с отчаянием обреченного на казнь. — Нет, пожалуй, не стоит…»
Автофургон с ворчанием выбрался на дорогу и, дребезжа старым разболтанным железом, помчался вперед. Нэнси тихонько вздохнула и украдкой смахнула нежданно-негаданно выступившую слезу.
Впервые она попала в подобную ситуацию как раз вместе с Бетси — еще когда училась в старших классах, в 1953 году. Ей тогда было семнадцать, ее подруге — на полгода больше, но сообразить, что садиться в машину к двум празднующим свое возвращение с далекой корейской войны сержантам не стоит, ни той, ни другой ума не хватило. Они казались такими… надежными.
Ребята и впрямь выглядели старше и серьезнее своих сверстников, а поблескивающие на мундирах одинаковые медали и вовсе ставили их в один ряд с героями Гражданской войны и прочими отцами нации. Но когда вино было выпито, бутерброды съедены, а увезенные к реке девочки, тем не менее, к большему, чем флирт, оказались не готовы, все переменилось — в один миг.
— Сука! — озверел тот, что выбрал себе Бетси, и сердце у Нэнси сжалось. — Шлюха! А ну-ка иди сюда, дрянь!
Бетси сопротивлялась, и он с размаху ударил ее растопыренной ладонью в лицо, схватил за треснувшую на спине блузку и волоком потащил прочь, к зарослям терна. Нэнси удивленно моргнула, проводила их недоумевающим взглядом и резко развернулась к «своему»:
— Майк! Ты чего сидишь?! Смотри, что он делает!
— Сами разберутся, — недобро усмехнулся Майк, и до Нэнси вдруг дошло, что и ее ждет то же самое.
Кожа на ее голых по весеннему времени руках покрылась мурашками, мелкие светлые волоски поднялись дыбом, и едва она осознала, что абсолютно не понимает, что следует делать, как заросли терновника дрогнули, и оттуда появилась Бетси… и ее «ухажер».
Крепкий, как дерево, коричневый от корейского солнца ветеран двигался к ним… на коленях — шаг за шагом… шаг за шагом. А залитая текущей из разбитого носа кровью Бетси одной рукой держала его за выгоревший чуб, а второй плотно прижимала к веку чайную ложечку — ту самую, которой только что ела десерт.
— Ключи! — срывающимся на плач истерическим голосом потребовала Бетси. — Быстро! Отдай моей подруге ключи!
— Ты чего, сдурела? — привстал Майк. — А ну, отпусти его!
Бетси стиснула зубы и легонько нажала ложкой на веко.
— А-а-а! С-стерва! — заорал заложник. — Отдай ей ключи, идиот! Ты чего, не видишь?!
Майк судорожно полез в карман. Вытащил ключи от машины и швырнул их на расстеленное на траве покрывало.
— Нэнси! Хватай ключи и быстро в машину! — визгливо приказала Бетси и зло пихнула заложника в спину коленом. — А ты только дернись, гад!
— Отпусти-и, стерва! — застонал тот. Нэнси схватила ключи, метнулась к машине, дважды упала и все-таки забралась внутрь. Трясущимися руками завела, настежь распахнула вторую дверцу для Бетси и, едва та отпихнула от себя парня и запрыгнула на сиденье, отпустила тормоз.
— Сте-ервы! — заорал им вслед сержант. — Я вас из-под земли достану, шлюхи-и…
Нэнси показалось, что ее сердце колотится где-то в горле.
Лишь когда они отъехали мили на полторы, она поверила, что все закончилось. Остановила машину возле моста, и вот тогда начался «акт второй». Лихорадочно дрожащая Бетси пошарила в бардачке, отыскала огромную тяжелую отвертку, мстительно вырвала из панели роскошный радиоприемник, а затем начала терзать и крушить все вокруг — от кожаных сидений до лобового стекла.
— Будут знать, с кем связались, недоноски! — сквозь зубы процедила она. — Они меня еще попомнят!
А потом крушить стало нечего, и Бетси выронила отвертку и заплакала, а Нэнси поймала себя на странном, двойственном ощущении — глубокой благодарности этой сумасшедшей девчонке и необъяснимого сожаления, какое бывает, когда тебя вытаскивают из зала посреди сеанса невероятно захватывающего кинофильма.
На подъезде к маленькому городку со странным названием Сегин водитель начал помаленьку сбрасывать скорость и — Нэнси видела это — стал понемногу отходить. Толстые волосатые пальцы уже не сжимали руль до побеления костяшек, а на лбу даже появились напряженные, выражающие сосредоточенность морщины. Но главное, он уже два или три раза порывался нарушить молчание… и каждый раз не решался.
«Да, я тогда здорово сожалела… — снова вспомнила свои чувства пятнадцатилетней давности Нэнси и едва удержала мечтательную улыбку. — Все, Нэнси! Хватит! Не заводись! Как бы о чем другом пожалеть не пришлось…»
Она отметила взглядом первые уличные фонари, затем — первую городскую заправку, а когда впереди показались первые дома, подрагивающей от напряжения рукой развернула зеркальце заднего вида к себе и все-таки достала из сумочки зажатую в пальцах губную помаду.
Боковым зрением Нэнси видела, как он дернулся, когда она стала вытягивать спрятанную в сумочке руку… и это было необыкновенно приятно. Едва коснувшись губ и сделав вид, что на этом ее макияж закончен, Нэнси с удовольствием отметила, что впереди показался полицейский пост, повернулась к водителю и, едва сдерживая чувственную дрожь в голосе, через силу улыбнулась.