Работа легкой не бывает - Цумура Кикуко. Страница 22

– А этот район мне в самом деле нравится, и думать о том, что нечто подобное происходит здесь, невыносимо.

К моему изумлению, я поняла, что госпожа Эригути открыто выказывает гнев. В ответ я сообщила ей, что родилась и выросла здесь, но никогда прежде не слышала, чтобы здесь случалось что-то подобное. Правда, я сталкивалась с разными преступлениями, жертвами которых становились люди независимо от их возраста – у моей мамы какой-то мотоциклист выхватил на переходе сумку, у отца вытащили на станции бумажник, меня чуть не сбил старшеклассник на велосипеде и так далее, – но о том, чтобы выбирали в жертвы именно детей, я услышала впервые.

Предупреждение следовало адресовать родителям и другим неравнодушным пассажирам. Господин Сёда сообщил нам, что злоумышленник заманивал детей, идущих домой из школы, обещая им сладости и видеоигры, и мы с госпожой Эригути, все обсудив, составили текст, в котором сразу перешли к самой сути:

Участились сообщения о неизвестных, предлагающих сладости детям в попытке увести их с собой. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не принимайте подарки от тех, кого не знаете, и никуда с этими людьми не ходите.

Мы отправились показывать наш текст начальнику рекламного отдела, который – видимо, потому, что ему хватало хлопот с другими вопросами и направлениями, – немедленно одобрил его, добавив только:

– Да, и чтобы он выделялся среди прочих объявлений, пожалуй, следовало бы записать его другим голосом. Может быть, мужским?

– Мужским? – повторила госпожа Эригути.

– Мужской голос будет особенно выделяться, ведь все остальные объявления читает женщина.

– В таком случае не хотите ли вы сами записать его? – спросила госпожа Эригути.

Начальник рекламного отдела замахал рукой перед лицом, натужно закашлялся и заверил:

– О нет, голос вроде моего вам не подойдет.

– А может, господин Сёда?

– Ну вот, совсем другое дело. Правда, в офис он не вернется до вечера.

Тон начальника подразумевал, что ему, в сущности, безразлично, кто именно прочитает объявление. Он принялся без разбору запихивать какие-то бумаги в свой портфель, потом заявил, что у него встреча с важным клиентом насчет рейсовых автобусов, и сбежал из офиса. В итоге вопрос о том, кто запишет объявление, остался открытым.

Далеко не самый полезный совет, да? Так я и собиралась сказать госпоже Эригути, когда к нам с напряженным выражением лица направился господин Кадзетани, стол которого находился неподалеку от стола начальника отдела рекламы.

– Эм-м, госпожа Эригути…

Он же ее начальник, думала я, ему совершенно незачем нервничать в ее присутствии, – впрочем, я полагала, что в некотором смысле он преклоняется перед ней.

– А я подойду? В смысле… м-м… для записи объявления.

– Да, конечно. – Госпожа Эригути деловито кивнула.

Будучи по возрасту значительно младше господина Кадзетани, она тем не менее пользовалась большим авторитетом на рабочем месте, и с точки зрения такого стороннего наблюдателя, как я, их общение выглядело весьма неоднозначным действом.

– Если вы сейчас свободны, можем сделать запись сразу же.

– Ах да, – спохватился господин Кадзетани, бросил взгляд на свой стол и добавил: – Постараюсь закончить то, над чем работаю, к трем.

Я украдкой взглянула на экран его компьютера. Фоном для рабочего стола ему служил снимок его ровесницы, видимо, жены, обнимающей девочку лет десяти. Снятые на лугу, заросшем космеями, обе выглядели совершенно счастливыми. У жены господина Кадзетани лицо было милым и добрым, а сияющая в камеру дочь выглядела прелестно. Я знала, что наш начальник живет как раз в том районе, где курсирует «Альбатрос», и добирается на работу автобусом.

Обедая в тот день вместе с госпожой Эригути, я несколько раз чуть было не высказала предположение, что господин Кадзетани беспокоится за дочь, потому и вызвался записать предупреждение для «Альбатроса», но в итоге так и не решилась.

Ровно в три господин Кадзетани появился в дверях нашего с госпожой Эригути помещения. В отличие от госпожи Катори, опыта у него не было, и из-за оговорок и запинок первые три записанные попытки оказались никуда не годными, но потом он втянулся и произнес текст с чувством, словно искренне беспокоился о благополучии соседей по району.

Потом, пока я редактировала аудиозаписи, а госпожа Эригути вчитывалась в информацию о магазине солений с историей, восходящей к эпохе Эдо, рекламу для которого ей предстояло составить на следующий день, как-то так получилось, что мы единодушно решили: нам удалось записать вполне качественное объявление. Записи госпожи Катори отличала стабильность качества, но и в стараниях господина Кадзетани чувствовалась непритязательность, которая действовала на слушателей.

Я обернулась, намереваясь сказать госпоже Эригути, что с этой работой, по-моему, мы справились отлично, но, увидев, что она звонит в магазин солений, уже не в первый раз заметила, что не могу выдавить из себя слова, которые собиралась произнести.

Через неделю после того, как записанное господином Кадзетани объявление начали давать в эфир, один из учителей начальной школы Умэноки связался с нами, чтобы поблагодарить. На звонок ответил кто-то из отдела продаж и, спросив, заметила ли школа какой-нибудь эффект, услышал, что количество случаев, когда к детям подходили незнакомцы, сократилось с девяти в неделю до всего двух с тех пор, как в автобусах стали пускать в эфир это объявление. Явившийся сообщить нам об этом господин Сёда определенно ликовал и спросил, не могли бы мы вставить объявление господина Кадзетани на всех остановках, где есть свободное время, но госпожа Эригути деловым тоном ответила, что с этим вопросом ему следует обратиться к начальнику отдела рекламы.

Шокирующее признание из уст госпожи Эригути прозвучало на следующий день, в обеденное время. Уминая свой салат с киноа и закусывая бургером «Доктор Сасэбо» в три четверти стандартной величины, она сообщила мне, что после составления всех заказанных реклам планирует уйти из компании. Мое изумление было так велико, что я прикусила язык, пережевывая кляр со своей жареной курятины, и причинила себе острую боль, но сочла момент неподходящим для жалоб на напасти такого рода. Госпожа Катори же не выказала никакого удивления, отозвавшись:

– О, да вы об этом с прошлого года говорили, верно?

По-видимому, вопрос был решен еще некоторое время назад.

– Эм-м… надеюсь, вы не обидитесь за эти слова, но для меня это полная неожиданность! – взволнованно воскликнула я.

– Мне так жаль! – сказала госпожа Эригути. – Но для компании это капля в море, к тому же дата окончания этой работы еще не установлена. – Однако вид у нее был слегка виноватый, и она извинилась несколько раз.

Она сказала также, что если я решу остаться в компании, в ней наверняка подыщут мне наставника, который введет меня в курс дела, какую бы должность я ни заняла. Со мной все будет в порядке. Госпожа Катори похлопала меня по руке и жизнерадостно добавила:

– Если попадете в бухгалтерию, я лично прослежу, чтобы о вас позаботились!

– А вообще здесь все замечательные, какой отдел ни возьми, – продолжала госпожа Эригути. Но, несмотря на эти попытки утешить меня, я была ошарашена известием. Меня затрясло в ознобе, в глазах слегка затуманилось.

По-видимому, госпожа Эригути была убеждена, что заявки на рекламу будут понемногу поступать и дальше, и она уйдет из компании не сразу, но мне было ясно, что наша работа постепенно закругляется. Плакаты «Требуются рекламодатели!» уже убирали из автобусов, с сайта удалили объявление.

– Без вас я пропаду, – сказала я ей.

Имея за плечами четырнадцатилетний опыт работы, я понимала, что это, строго говоря, неправда. Но в то же время и не подхалимаж в чистом виде. Если уходит моя сослуживица, временное замешательство для меня неизбежно, несмотря на равную степень неизбежности того, что я рано или поздно приспособлюсь. За время работы рядом с госпожой Эригути я прониклась к ней глубоким уважением. Мало того, подумывала, что хотела бы как можно дольше работать вместе с ней. А теперь все эти надежды были бесцеремонно подавлены в зародыше.