Работа легкой не бывает - Цумура Кикуко. Страница 68

Между тем ведущий вывел вперед миниатюрную женщину в мешковатом белом комбинезоне и объяснил, что это точная копия камуфляжа, которым пользовались финские снайперы времен Зимней войны, оставаясь незаметными на снегу. «При желании, – добавил он, – посетители могут сфотографироваться в этом снайперском камуфляже». Люди вокруг зашевелились, охали, ахали, издавали другие возгласы, и было неясно, понимают ли они суть объявления, а я услышала, как кто-то подбежал и остановился прямо позади меня. Обернувшись, я увидела господина Сугаи. Он приехал из дома, поэтому неудивительно, что выглядел чище, чем при нашей первой встрече в парке, но все еще не сбрил бороду и не подстригся. Здесь он не работал, но надел куртку с вышитыми буквами «ОДП», и она ему шла.

– А теперь, дамы и господа, пора представить наших особых гостей! – Ведущий обернулся, обращаясь к тому, кто стоял за ним. – Что скажете, Исагирре? Хотите примерить этот костюм?

Переводчик зашептал что-то на ухо Исагирре, и тот искренне рассмеялся, высоким голосом подтвердив: «Sì, sì!» Я впервые увидела Исагирре вживую: он оказался ниже ростом, чем я ожидала, а его брови выглядели не такими густыми, как на снимках.

– Да, сегодня нам составили компанию Кольдобика Исагирре и Дзюн Юриока из команды «Кангрехо», – объявил ведущий. Одетые в одинаковые оранжевые спортивные костюмы, Исагирре и Юриока вышли вперед, у каждого одна рука была поднята. Госпожа Кудо рядом со мной опустила плечи, вытаращила глаза и завопила изо всей мочи: «ДЗЮ-Ю-ЮН!» Этот вопль был в нынешней обстановке определенно неуместным, но когда за ним последовал второй, из-за моей спины, – на этот раз «ИСАГИ-И-ИР-Р-Е-Е!», остальные, видимо, пришли к выводу, что такое поведение приемлемо, и теперь крики раздавались со всех сторон. В отличие от Исагирре, Юриока был выше, чем я ожидала, – должно быть, под метр девяносто.

– Я собирался побывать в этом парке месяц назад, но подхватил простуду, поэтому Исагирре отправился собирать урожай вместе с моими родными. Они прекрасно провели время. – Голос у Юриока был очень низким, говорил он с нерешительностью явно замкнутого человека, но на его лице сохранялось уверенное выражение, и я решила, что все было так, как он и говорит. – После выставки приходите смотреть нас на стадион! С нетерпением ждем встречи с вами.

Его речь была встречена громом аплодисментов. Переводчик что-то сказал Исагирре, тот кивнул и взял у Юриока микрофон. Потом произнес в него что-то по-испански и указал на лося. Переводчик перевел:

– Мои поздравления с открытием выставки «Скандинавия»! Хочу надеть этот белый костюм и прокатиться вон на том северном олене, можно?

По толпе слушателей прокатился смех.

– Что скажете? – спросил переводчик у ведущего, тот рассмеялся и покачал головой.

Исагирре что-то быстро произнес, потом добавил: «Мучас грасиас», поднял руку и помахал, а микрофон отдал ведущему. Переводчик передал его слова:

– Я так счастлив, что вернулся! Пожалуйста, поддержите команду «Кангрехо Обаяси». Гоминин такой же замечательный, каким запомнился мне, огромное спасибо!

При упоминании гоминина я бросила взгляд на господина Сугаи. Он стоял, прямой как палка, время от времени кивал и во все глаза смотрел вслед уходящим Исагирре и Юриока. Грянули аплодисменты, я наконец смогла прочихаться, уже не боясь помешать выступлению футболистов, и пока чихала, приняла решение.

Я отрезала примерно пятую часть моего рулета по мотивам баскских десертов и переложила ее в тарелку госпожи Эригути.

– Ладно, тогда возьмите вот это, – предложила она, отрезав ломтик своего чизкейка с голубикой, но я решительно покачала головой.

– Нет-нет, спасибо.

– Вы уверены? Вы же так много мне отдали!

– Да, так будет лучше. У меня аллергия на пыльцу, и от ягод во рту может возникнуть отек.

– Вот как?

Госпожа Эригути бросила на меня странный взгляд. Я объяснила, что это один из симптомов аллергии на ольховую пыльцу, которая развилась у меня во время работы в ОДП.

– Даже не знала, что аллергия на пыльцу проявляется и во рту! – заметила она почти потрясенно и что-то записала в своем блокноте.

По-видимому, госпожа Эригути уже совсем освоилась со своей ролью в выпуске «Журнала ОДП».

– Так вы тоже на церемонии открытия побывали? – спросила она.

Очевидно, она находилась там как представитель прессы. Поначалу выставка «Скандинавия» не пользовалась успехом у посетителей, но как только пиар-отдел опубликовал материалы о том, что из Финляндии приглашен настоящий Санта-Клаус и посетителям можно фотографироваться и с ним, и с чучелом северного оленя, вдобавок в музее было организовано временное кафе, где можно приобщиться к традиции «фика» – перерыву на кофе с выпечкой, – дела пошли на лад. Поскольку билеты на выставку перфорировала я, эта новость меня обрадовала.

– Значит, вы решили отдохнуть до конца года? – спросила госпожа Эригути, и я кивнула.

С работы в парке я ушла на прошлой неделе. Господин Хакота и остальные не слишком настойчиво пытались убедить меня остаться, но когда я рассказала про аллергию и предложила нанять вместо меня господина Сугаи, они согласились. На прощание мне дали дружеский совет с приближением весны следить за направлением ветра, а также целую коробку чипсов из плодов хлебного дерева. Несмотря на некоторое расхождение во взглядах с господином Хакота, я по-прежнему считала его и всю его команду хорошими людьми.

Господин Сугаи стал моим преемником в хижине, как я и предлагала. Благодаря более чем полугодовому опыту дикой жизни в парке он был незаменим как проводник и по всем меркам водил багги лучше, чем я. От госпожи Кудо я слышала, как господин Хакота рассуждал: если господину Сугаи будет трудно выжить на низкую почасовую ставку до заключения постоянного контракта, он, наверное, вернется на прежнее место. Господину Хакота и господину Сугаи ехать домой было по пути, несколько раз после работы они ходили выпить вместе.

– Думаю, ему было бы неплохо вернуться, – якобы твердил господин Хакота. – Сотрудница, которая занимала его место до него, тоже пришла к нам потому, что у нее на прежнем рабочем месте что-то стряслось. Если работа у нас дает людям возможность осознать, что они могут вновь заняться прежним делом, мало того, готовы на это, это нас устраивает.

Я сходила к госпоже Масакадо, известила ее, что уволилась, и объяснила, в чем заключалась «легкая работа за письменным столом в хижине в большом лесу».

– Как интересно! – воскликнула она. – Сколько же на свете существует работ, о которых я еще ничего не знаю.

Она предложила мне другое место, но я отказалась, объяснив, что намерена отдохнуть до конца года.

– Значит, вот как? – Она кивнула. – В таком случае, если мне покажется, что в последней партии вакансий за этот год что-нибудь подойдет вам, я выберу их и пришлю вам.

И вот теперь, обсуждая работу в парке с госпожой Эригути, я упомянула, что немного сочувствую своему бывшему начальнику, потому что больная спина мешает ему передвигаться так свободно, как прежде, а госпожа Эригути ответила, что и ее мать мучается болями в спине.

– Она родила меня, когда ей было сорок лет, так что ей нелегко пришлось, хотя, по-моему, дело было не столько в работе, сколько в езде до нее и обратно.

– А, вот оно что.

Прибавив сорок к предполагаемому возрасту госпожи Эригути, я получила цифру, примерно соответствующую возрасту моей мамы. Возможно, потому, что до работы она добиралась на машине, мама обычно не жаловалась на спину – ее больше донимали колени.

– По всем меркам путь от станции неблизкий, да еще вверх по длинному склону холма, хотя и не крутому. Вот она и решила уволиться к концу января. Возраст у нее уже давно пенсионный, так что вряд ли это кого-нибудь удивит.

– Значит, в январе… Непросто оставить работу в самом начале календарного года, верно? Впрочем, мне как-то удалось…