Если туфелька впору - Харбисон Элизабет. Страница 8

Не успела Лили совершить это маленькое чудо, как из номера принцессы пришел следующий запрос — прислать немедленно вторую горничную, чтобы стерла единственное пятнышко грязи, «безалаберно» оставленное первой горничной под дверной ручкой.

Не стоило выяснять, каким образом Друсил удалось обнаружить это пятно, но Лили сильно подозревала, что она специально его выискивала.

Так и пошло. Казалось, всякий раз, когда в номере принцессы появлялась очередная проблема, вызов принимала Лили. К вечеру она начала подумывать, что неплохо было бы спрятаться куда-нибудь от следующего требования принцессы.

Но на линии оказалась не принцесса. Принц Конрад.

— Зайдите, пожалуйста, в мой номер.

— Что такое? — спросила она.

— Тут возникла одна деликатная проблема. Мне надо поговорить с вами наедине.

Лили помедлила, испуганная его тоном, потом ответила:

— Хорошо, сейчас буду.

Проходя холл, она заметила регистрирующуюся у стойки женщину с лошадиным лицом, которая могла быть только леди Пенелопой. Услышав же ее характерный акцент, отличающий лиц высшего общества, она уже не сомневалась, что такой выговор может быть только у дочери герцога.

Так вот кого принцесса Друсил приберегла для принца Конрада! — промелькнуло у Лили в голове.

Довольно странная пара получится. Конечно, леди Пенелопа может обладать нежной душой, но внутренний инстинкт подсказывал Лили, что она не из тех женщин, которые могут привлечь внимание принца Конрада. Там понадобятся внешность, обаяние и еще много чего. Правда, Лили сама не знала, на чем основаны ее выводы.

Но была уверена, что права.

Лили вошла в лифт, продолжая размышлять о подробностях подслушанного ею разговора между принцессой Друсил и журналисткой. Чего добивается мачеха Конрада? И от кого следует все скрывать, если разговор предполагается опубликовать в газете?

Количество тайн, которые Лили следовало хранить относительно всего двух постояльцев гостиницы, повергало ее в ужас. Конечно, это часть ее работы. Ей уже приходилось, например, обслуживать мужей и жен, одновременно проживавших в гостинице, не ставя каждого в известность о присутствии другого в комнате на соседнем этаже.

И все-таки тут нечто иное. Нечто… более сложное.

Она стукнула в дверь принца Конрада, он открыл почти немедленно. Вместо приветствия вытащил из кармана какой-то предмет и сказал:

— Это было в люстре.

— А что это?

Принц швырнул вещичку на стол, она покатилась и упала на пол.

— Микрофон, — пояснил он. — То, что вы называете «жучок».

— Жучок? — недоверчиво переспросила она. — Подслушивающее устройство? — Немыслимо.

— Именно. Какая-то фантастика.

— Кто-то прослушивает комнату?

Он резко обернулся к ней.

— Разве вы ничего об этом не знаете?

— Конечно, не знаю. Зачем кому-то прослушивать вашу комнату?

— Я надеялся, вы мне объясните.

— Понятия не имею.

Принц кивнул.

— К сожалению, именно такого ответа я и ждал.

Удивление Лили переросло в подозрение. Конрад не спрашивает ее, знает ли она что-нибудь, он спрашивает, что она знает.

Оборот самый неблагоприятный.

— Что вы предполагаете? — осторожно спросила она.

— Что некто поставил микрофон в моем номере этой предположительно безопасной гостиницы, из чего я делаю очевидное предположение, что гостиница отнюдь не безопасна.

— Это безопасная гостиница.

— Очевидно, что за произошедшее ответственен кто-то из персонала. — Он пристально взглянул ей в глаза.

Лили мгновенно поняла намек.

— Вы имеете в виду кого-то конкретно?

Принц поднял брови.

— Две ночи назад, почти сразу после того, как вы зашли в номер и увидели мисс Оливер, фотографы были поставлены в известность, что она здесь.

— Это верно, но мы уже…

— А сегодня этот дилетантский образец шпионского оборудования выпал из люстры прямо мне в завтрак. — Конрад говорил жестко, но пока сдерживался. — Я могу поверить, что репортеры являлись попыткой саморекламы мисс Оливер, но это… В мою комнату нет доступа никому, кроме меня самого и персонала гостиницы.

И мисс Оливер, мысленно добавила Лили, но оставила свои соображения при себе. Она не может обвинять мисс Оливер, только чтобы снять подозрение с себя, и уж определенно не имеет доказательств причастности Бритни Оливер к происшествию. Да и какая у той выгода?

— Итак? — спросил Конрад.

— Что — итак? О чем вы меня спрашиваете?

Он нетерпеливо поморщился.

— Я спрашиваю, есть у вас приемлемое объяснение случившемуся?

— Я… — Лили заморгала. Можно весь день изобретать объяснения, но они так и останутся предположениями. Доказательств нет. И хотя любой дурак легко разобрался бы с глупейшим спектаклем Бритни Оливер, Лили не смела утверждать, что та может зайти настолько далеко, чтобы ставить жучки.

Зачем ей?

И вообще, зачем кому-то другому? Кто может быть заинтересованным лицом? Возможно, журналист. Каролина Хортон? Но опять же, нельзя уверенно утверждать, что разговор, подслушанный в номере у принцессы Друсил, как-то связан с прослушиванием номера принца.

Кстати, Лили в принципе не может повторять ничего из услышанного разговора, потому что ее работа требует тактичности, запрещая предавать огласке разговоры, которые люди ведут у себя в комнатах.

Что бы они ни говорили.

Так что придется держать свои подозрения при себе, даже с риском самой превратиться в обвиняемую.

— Вы — что? — потребовал принц, испепеляя ее своими голубыми глазами.

— Я сожалею, но нет, у меня нет объяснения случившемуся, — сказала Лили, пытаясь подавить обиду. Обижаться тебе не положено, напомнила она себе.

Тем более теперь, когда Герард направил все силы на спасение бизнеса, ей нельзя препираться с его самыми видными гостями;

— Я не понимаю, как он мог тут оказаться, — закончила она кротко.

Конрад покачал головой.

— Тогда в лучшем случае у вас имеются проблемы с охраной.

Лили выпрямилась.

— А в худшем?

— В худшем — кто-то тут ведет нечестную игру.

Улыбаясь пришедшей мысли, принц поднялся и подошел к окну, взглянув на шумную улицу внизу.

Нью-Йорк — нескучное место, полное жизни и истории. Вначале город его очаровал, но позднее он обнаружил, что скучает по тихим городкам Белории. Особенно сейчас, с приближением рождественских праздников. Ему недоставало запаха елей, окружавших дворец, крыш, с ноября по апрель покрытых снегом.

Будучи моложе, он не ценил красоты родной земли. Куда больше ему нравились местные лыжные курорты, кишащие миленькими девочками, слетающимися со всего света, чтобы насладиться великолепными лыжными трассами Белории. Страстные заявления отца относительно чудес Белории проносились мимо его ушей, хотя еще сейчас он мог слышать эхо тех восторгов. Теперь он понимал, насколько был прав отец.

Конрад никогда ничем страстно не увлекался, но уважал отца и желал почтить его память. Оптимальный путь для этого — стать хорошим главой государства и постараться по возможности привлечь внимание к отцовским благотворительным начинаниям.

И внимание должно быть нужного толка. Никаких больше историй о «принце-ловеласе». Следует привлекать внимание с умом, отрицательного персонажа он тоже играть больше не должен.

При таком раскладе места для людей типа Бритни Оливер рядом с ним не остается. Одно время он находил ее достаточно привлекательной, хотя и недалекой. Но теперь сознавал, — следует быть куда внимательнее к тому, с кем его видят и к каким выводам приходят. Бритни несомненно желала привлечь внимание к себе, причем любой ценой, а значит — не остановилась бы перед скандалом, связавшим бы ее и принца Конрада.

Такого допустить нельзя, вот почему он попросил Лили Тилден удерживать Бритни на расстоянии.

Тем не менее нельзя отрицать — основная идея Бритни великолепна. Ничто так не интересует прессу, как романтические истории. Так было всегда. Бритни желала бы использовать подобную историю, чтобы подправить ситуацию со своей карьерой, а Конрад может воспользоваться вниманием того же рода, возбуждая интерес к работам отца.