Темный рыцарь (ЛП) - Лоррейн Трейси. Страница 8
— Я не могу заполучить тебя, Калли, — говорит он, печали и поражения в его тоне достаточно, чтобы немного утихомирить мой гнев.
— Итак, почему я здесь? Что, черт возьми, все это значит, если я тебе не нужна?
— Нет, — рявкает он. — Я сказал, что не могу обладать тобой, не то чтобы я тебя не хотел.
Я смотрю на него, пытаясь переварить все это, в то время как то, чем он меня накачал, все еще туманит края моего сознания.
В конце концов, я поворачиваюсь ко всему этому спиной, как в переносном, так и в буквальном смысле, и мчусь в ванную, захлопывая за собой дверь и щелкая замком, прежде чем у него появится шанс присоединиться ко мне.
Мне удается держать себя в руках, пока я писаю, но в ту секунду, когда я стою перед раковиной и смотрю в зеркало, видя следы одурманивающих поцелуев Анта на моей шее и абсолютную, блядь, усталость в моих глазах от всего, что произошло с тех пор, я разбиваюсь вдребезги.
Громкие, безобразные рыдания сотрясают мое тело, ноги подкашиваются, и я оседаю на пол.
4
КАЛЛИ
В следующий раз, когда я просыпаюсь, я снова в его постели, только на этот раз я знаю, что я одна. Я не чувствую его присутствия, его взгляда, его жара.
Приоткрывая глаза, первое, что я замечаю, это дверь ванной, которая свисает с нижних петель под забавным углом. Во-вторых, я больше не привязана к кровати.
Откидывая с лица растрепанные волосы, я сажусь и оглядываюсь.
Каждая частичка моего тела болит, но это и близко не сравнится с болью в моем сердце. Мысли об заразительной улыбке Анта, его добром характере и способах поддержать меня разрывают мою грудь на части.
Я знала, что в конечном итоге он заплатит цену за то, что мы скрывались. Но я никогда не могла себе этого представить.
Я все еще не знаю, где я, но в равной степени мне тяжело представить, что это дом Деймона.
Это так… нормально.
Я сижу там в течение долгих секунд, просто слушая, пытаясь понять, где он.
Часть меня задается вопросом, бросил ли он меня, но после того, как я проснулась привязанной к кровати в прошлый раз, я сомневаюсь, что он отпустил бы меня так легко.
Что-то подсказывает мне, что мне придется потрудиться усерднее, чем просто выйти за дверь, чтобы узнать о последствиях всего этого.
Сколько я вообще здесь нахожусь?
Каждый раз, когда я спала, это было так глубоко, что могло пройти несколько дней, или, может быть, это действие какого-то наркотика, который он мне дал, заставляло меня терять контроль над реальностью.
Выбираясь из кровати, я испытываю облегчение, когда мои ноги становятся более устойчивыми, чем в прошлый раз, когда я стояла, и я направляюсь к окну.
Раздвигая плотные шторы, я обнаруживаю, что солнце стоит высоко в небе. Но вид этого мало поднимает мое мрачное настроение, поскольку горе продолжает впиваться в меня своими когтями.
То, что мы находимся далеко от земли, только подтверждает мое первое предположение, что мы в его квартире.
— Господи, — выдыхаю я, оборачиваясь, чтобы посмотреть на часы.
На другой стороне кровати есть одни, которые показывают одиннадцать сорок пять.
Но какого дня?
Должно быть, все еще выходные. Кто-нибудь заметил бы, если бы я просто не появилась в школе. Может быть, и нет, мои родители, Джослин, наша экономка, определенно бы. Стелла и Эмми также. Возможно, даже мой брат.
Грохот откуда-то из-за спальни заставляет мое сердце подпрыгнуть к горлу.
После очередного похода в ванную, где я с трудом могу закрыть сломанную дверь, я чищу зубы зубной пастой, оставленной на краю раковины, и отправляюсь на поиски загадки, которой является Николас Деймон Деймос.
Мои глаза расширяются с каждым шагом, который я делаю через то, что может быть только его домом.
Потому что это выглядит именно так. Дом.
Ребята всегда шутят о том, что он живет в темном подвале, где поклоняется дьяволу и прочей херне в этом роде, и я не могу отрицать, что я вроде как предполагала нечто подобное.
Но он живет в квартире, в которой любая семья, вероятно, чувствовала бы себя как дома.
На диване даже есть декоративные подушки.
Кто, черт возьми, этот парень?
Очередной стук заставляет меня оторвать взгляд от мягкой мебели, и я нахожу мужчину, о котором идет речь, стоящим посреди своей кухни с кухонным полотенцем через плечо и лопаточкой в руке.
Что за хуйня на самом деле?
Его глаза задерживаются на мне на мгновение, прежде чем опуститься на мое тело.
Я нервничаю, несмотря на то, что он уже видел меня одетой в его рубашку — и только в его рубашку, — но по какой-то причине мне кажется, что он действительно видит это впервые.
Нервно теребя открытый вырез, который низко сполз на плечо, я складываю руки на груди.
— Иди сюда, красавица, — мягко говорит он, его злобный, холодный тон, который был не так давно, исчез, когда он протягивает мне свободную руку.
Я колеблюсь, не зная, что делать, но также понимая, что если я сделаю то, что мне говорят, то есть шанс, что он снова завладеет мной своими чарами.
— Пойдем, ты, должно быть, голодна. — На его губах появляется искренняя улыбка, отчего появляются ямочки, и мое сердце замирает, зная, что она адресована мне.
Я знаю, что это неправильно, но мое тело, кажется, не в ладах с моей головой, потому что, когда я двигаюсь, это делается для того, чтобы сократить расстояние между нами.
— Хорошая девочка, — хвалит он, и, несмотря на то, что я знаю лучше, я улыбаюсь ему, глупо любя эти слова, слетающие с его губ.
В ту секунду, когда я оказываюсь на расстоянии вытянутой руки, его пальцы впиваются в ворот рубашки, которая на мне надета, и он притягивает меня прямо к себе.
Его голова опускается, когда он смотрит на меня сверху вниз, его глаза удерживают мои, пока я не прикусываю нижнюю губу.
— Ты никогда не должна носить ничего, кроме моей одежды, — выдыхает он, заставляя мой желудок сжаться.
Протягивая руку, он проводит пальцами по моей ключице, заставляя сильную дрожь пробежать по моему позвоночнику. Его глаза вспыхивают пониманием, говоря мне, что он более чем осознает, как его прикосновения влияют на меня, прежде чем он снова стягивает ворот рубашки с моего плеча.
— Лучше, — бормочет он, опускаясь губами к моей шее и даря мне самый сладкий поцелуй.
Он не отступает сразу. Вместо этого его губы задерживаются на моей коже, когда он вдыхает мой аромат.
— Деймон, — стону я, когда он начинает покрывать поцелуями изгиб моего плеча и шею.
— Я мечтал о том, что ты будешь здесь с того дня, как я переехал.
Тогда, возможно, тебе следовало поговорить со мной, думаю я, но это не те слова, которые слетают с моих губ.
— О Боже.
Мои пальцы сжимаются на его футболке, когда его руки находят изгиб моей талии. Мои ноги отрываются от пола, когда он поднимает меня на стойку, раздвигая мои колени и вставая между моими бедрами.
— Тебе не следовало этого делать, — говорю я ему, хотя, в отличие от моих слов, моя голова откидывается назад, предоставляя ему лучший доступ, когда он перемещается к другой стороне моей шеи.
— Я делаю много того, чего не должен, красавица. Это едва касается поверхности. Ты та, кто не должен позволять мне это делать.
— Я более чем в курсе, — выдыхаю я, когда его зубы царапают мою кожу. Но я бессильна заставить его остановиться. В ту секунду, когда он смотрит на меня своими мягкими, уязвимыми глазами, в тот момент, когда он прикасается ко мне, все, что нас окружает, исчезает, превращаясь в ничто. Это опьяняет. Это затягивает.
— Мне нужно оторвать его от тебя поцелуем, красавица. Единственное прикосновение, которое ты должна запомнить, — это мое.
Его слова — напоминание, в котором я нуждаюсь.
— Остановись, — говорю я, хотя в моем голосе нет той убежденности, на которую я надеялась.
Он хихикает, на самом деле, блядь, хихикает мне в шею.
— Ты не это имеешь в виду, Ангел. Ты знаешь, что хочешь этого так же сильно, как и я. Ты знаешь, что тебе всегда было предназначено быть здесь, со мной.