Ледовые приключения Плавали-Знаем - Коржиков Виталий Титович. Страница 19

А Моряков, смотревший в бинокль, вдруг заохал:

— Молодец! Ну молодец, Соскин! — И приказал Борщику, у которого на камбузе кипело ведро компота и шипели пухлые, как сам кок, пончики: — Угостить детей! — А экипажу скомандовал: — Солнышкин, Перчиков, Бурун, Челкашкин — за мной!

И едва все собрались в капитанской каюте, капитан положил на стол составленную Солнышкиным карту и ткнул в неё пальцем:

— Что это такое?

— Льдина, — сказал Солнышкин.

— Крым! — крикнул удивлённо Бурун, заметивший то, что Солнышкин разглядел с самого начала.

— Правильно! Крым! — подтвердил Моряков. Он не зря столько времени простоял на морозе в одной тельняшке: льдина по форме сразу ему напомнила жаркий Крым.

— А это что? — и Моряков показал пальцем на узенькую полоску льда возле самого берега.

— Перекоп! — крикнул Солнышкин. — Перекоп! — Любой школьник знал эту полоску земли, которую штурмовали когда-то красные бойцы.

— Совершенно верно, — сказал Моряков. — Перекоп.

Именно на Перекопе ковырял лёд своей маленькой лопаткой детсадовец Соскин.

— Значит, что мы будем делать? — спросил Моряков.

— Штурмовать Перекоп! — крикнул Солнышкин.

— Ход первый, ход первый, ход первый! — пропел Морячок.

— Именно! — сказал Моряков и словно рассек пальцем узкую полоску льда. — Рассечём перешеек и уведём «Светлячок» вместе с льдиной. Просто и гениально!

— И весело! — крикнул Солнышкин. Чубчик его закачался радостным огоньком, а лицо загорелось, и Челкашкин бросил на него насторожённый взгляд.

— Но мы и сами торчим в льдине, — сказал вдруг Челкашкин.

— Обдумаем, — поднимаясь, сказал Моряков. — А пока — идём!

— Идём! — Солнышкин подмигнул заглянувшему в дверь Борщику: — Освободим «Светлячок»! Спасём твоего Супчика!

Он уже видел, как качается льдина, как свистят над «Светлячком» ветры и кричат чайки!

— Идём! — сказал Челкашкин. — Идём все! Кроме Солнышкина.

— Почему? — Солнышкин взвихрился. — Почему, кроме Солнышкина?

— Потому что он весь горит, — сказал Челкашкин. — У него температура.

«Это от волнения!» — хотел сказать Солнышкин, но, посмотрев в иллюминатор, что-то заметил и сказал:

— Ладно, я остаюсь!

«Солнышкин зря не останется», — подумал перехвативший его взгляд Моряков и сказал:

— Он проведёт беседу с детьми.

— Только подальше от них, у него тридцать семь и пять, — вмешался Челкашкин.

Рядом раздалось весёлое потрескивание Морячка:

— Беру детей на себя. Доверьте детей Морячку. Я останусь с Солнышкиным.

— И я! — попросил Бурун, у которого была причина задержаться на судне.

— И я! — сказал Борщик. Моряков кивнул: «Добро!».

И через несколько минут на голубоватый лёд с парохода «Даёшь!» сошли несколько человек.

Команда уже спускалась по трапу, когда вдруг выскочил Васька и, схватив ломик, закричал:

— И я! И я иду с вами!

«Не выдержали, — глядя им вслед, подумал Плавали-Знаем, — пошли менять вещички на „Крепыша“? Уж если пошли с Васькой — точно, добывать „Крепыша“.

Он захохотал и стал обходить собственные ледяные изображения, похлопывая их со всех сторон и думая: «Скоро начнём игру», не зная, что игра, совсем другая игра, уже начата и первый ход сделан.

ХОД ВТОРОЙ

Солнышкину не давала покоя, его торопила одна мысль, одна картина — луч в руках курсанта!

Он необыкновенно отчётливо представил себе его яркий свет и тут же услышал:

— Ход второй, ход второй, ход второй! — Это — тоже совершенно чётко — сказал Морячок и, счастливый оттого, что ребята со всех сторон держали его за руки, запел: — «Вперёд, вперёд, ломая лёд!» — Казалось, он тоже связывал с этим лучом какой-то план.

— Ломая-то ломая, — подумал вслух Солнышкин, — да как? Что я, Землячок? Поддел спиной, и готово?

— Ход второй, ход второй! — крикнул Морячок.

Солнышкин остановился. Какая-то мысль замерцала в слове «поддел». «Поддел… Поддел…» Он вдруг представил себе льдину, провёл по ней взглядом от лунки, которую выдолбил с друзьями, до лунки, которую успел заметить возле

«Светлячка», мысленно опустил канат в одну и, протянув под водой, вытащил в другую… А там только бы надеть трос на кнехт «Светлячка» — полный вперёд!

Лицо его запылало. Бравый матрос даже услышал голос капитана: «Ай да Солнышкин!» Он распахнул иллюминатор и выглянул.

Луч из рук курсанта всё падал на лёд. И там, где Солнышкин только что мысленно намечал линию, пролегала проплавленная чёткая полоса, возле которой важно прохаживался чёрный кот.

Повесив на шею Морячку кинокамеру, Солнышкин выбежал на корму и, сбрасывая одежду, крикнул:

— Боцман! Буксир!

— Куда ты? — запричитал Борщик.

— Буксир! — повторил Солнышкин. Глаза у него горели.

— Смажься маслом! Чтобы не простудиться! — крикнул Борщик и бросился за бутылью.

— Простудиться?… — улыбнулся Солнышкин. — Это после Антарктиды! После ежедневной закалки холодной водой!

Он подмигнул выбежавшему Морячку: «Будь что будет!» — и с верёвкой-выброской, к которой боцман привязал буксир, нырнул в прорубь.

— Солнышкин! — крикнул Борщик, протягивая бутыль масла.

Но Солнышкина уже не было. Над ним колыхалось матовое ледяное поле, кое-где темнели пятна — это лежали нерпы, потом на льдине зачернели два громадных восклицательных знака — в том самом месте, где стоял Плавали-Знаем, и Солнышкин, словно почувствовав себя Землячком, так поддел спиной льдину, что капитана подбросило. А перед Солнышкиным, за стайкой парящих медуз, уже разливалось голубое сияние — это курсант приводил в порядок свою ледяную линзу. Он навёл её на край полыньи и смотрел, не вынырнет ли к его учителю еще одна поклонница таланта.

И вдруг из полыньи, жмурясь и вертясь во все стороны под лучом света, вылетела человечья голова.

Барьерчик сел на кнехт, но голова сердито крикнула: «Держи!» — и на лёд вместо нерпы весь в пупырышках выбрался Солнышкин. Правда, под лучом он мгновенно обсох и согрелся, и только пятки пощипывало от холода.

— Тяни, — шёпотом приказал Солнышкин и сам стал вытаскивать из воды буксир. Сообразив, в чём дело, Барьерчик потянул канат, с которого сбегали быстрые холодные капли.

Плавали-Знаем видел, как Солнышкин прыгал в воду, но подумал: «Тоже за камбалой на компот? Поплавай, поплавай». Теперь он закачал головой: «Однако долго плавает! Наверное, большую камбалу взял на крючок. Борщик ждёт не зря!» — и направился посмотреть, не вынырнул ли Солнышкин с другой стороны. Но тут на всю акваторию в морозном воздухе прозвучали слова, бросившие капитана к шахматной доске. Откуда-то из Антарктиды отчётливо донеслось:

— Слушайте наш ход!

ЗАЧЕМ ТАК СЕРДИТЬСЯ?

В тот самый момент, когда Солнышкин нырнул в прорубь, окружённый детворой Морячок быстро зашагал в радиорубку, открыл дверь, и ворвавшийся за ним Соскин крикнул:

— Вот это да!

На столе, рядом с аппаратурой, стояла шахматная доска, а на ней готовые к бою костяные киты, дельфины, пингвины, морские коньки.

— Сыграем! — крикнул Соскин и посмотрел на малышей. Когда отец возвращался с путины, Соскин все вечера проводил с ним за шахматами.

Малыши промолчали, а Морячок сказал:

«Сыграем!» — открыл иллюминатор, и Соскин увидел перед собой громадную шахматную доску с ледяными фигурами, по которой прохаживался Плавали-Знаем в ожидании первого хода.

— Идёт! — сообразил Соскин и, кивнув на лёд, сказал: — Только фигуры бить! По-настоящему!

Морячок включил микрофон, и в воздухе раздалось:

— Фигуры бить по-настоящему!

— По-настоящему, по-настоящему, — согласился Плавали-Знаем, однако на миг задумался: как хорошо слышно из Антарктиды! Он забыл о Солнышкине, о «Светлячке». Начинался настоящий межконтинентальный матч!

Соскин наклонился над доской, продиктовал первый ход, и облепившая Морячка детвора увидела в иллюминатор, как Плавали-Знаем продвинул по льду вперёд крепенькую сияющую фигурку. За первым ходом последовал второй, а на третьем Соскин сразу же смахнул у себя с доски чёрного пингвина белым и сказал: