Двойной запрет для миллиардера (СИ) - Тоцка Тала. Страница 11

Однажды мы с мамой так намучились, пока отдали ему деньги, которые папа одалживал на постройку подземного гаража. Они выросли вместе, жили на одной улице и хорошо ладили, хоть Андроник и старше. Потому папа и попросил занять в долг, тогда банк обанкротился, в котором родители держали деньги. Их выплатили, только позже, и мы с мамой привезли долг с процентами.

Андроник был уверен, что папа приходил за виноградом, и упорно отказывался брать деньги обратно. А папа прежде чем в долг взять, сначала помог соседу виноград собрать, и тот ему два ведра с собой отсыпал. Вот и помнил про два ведра винограда, а про деньги не запомнил. Пришлось домой ехать за договором, который папа его подписать заставил. Так бы не взял.

Сейчас если кому-то вздумается спросить старого Андроника, когда и зачем приезжала дочка Николаоса Ангелиса, он скажет, что она приезжала с утра лечить сбитую собаку. А какой это был день, и не вспомнит.

Мысленно прошу у доброго соседа прощения сто тысяч раз, а он примеряется, чтобы было удобнее, и взваливает Марка на плечо. Я только ойкнуть успеваю. Громов тот вообще в полнейшем шоке.

Андроник несет его в дом легко, как будто тот невесомое перышко, я семеню следом. Вносит Марка в просторную комнату со столом по центру и сваливает его прямо на столешницу. Стаскивает штанину и несколько секунд разглядывает ногу.

Затаив дыхание, смотрю как на моих глазах происходит настоящая трансформация. Плечи немолодого мужчины распрямляются, взгляд становится более осмысленным, только руки чуть подрагивают.

Из-за этого Андроника лишили практики. Он хирург, а хирург не имеет права на дрожащие пальцы, так он папе говорил. Он вышел в операционную с трясущимися руками, и это стоило жизни молодому мальчишке, влетевшему в дерево на мотоцикле.

Теперь Андроник помогает людям как костоправ и травник. Причем тайно, на легальную деятельность у него нет лицензии. И лечит он травами, мазями и руками.

Вот и сейчас он водит рукой над Марком, причем не по ноге, а в области живота. Затем одним движением перебрасывает его на живот и кладет на поясницу обе ладони, переплетенные пальцами. Громов громко шипит сквозь зубы.

— Травмы были? — спрашивает Андроник нормальным, не скрипучим как обычно голосом.

— Были, — цедит Марк, сморщившись от боли. Я подхожу ближе и несмело глажу его по руке, а он неожиданно крепко хватает меня за ладонь.

— Так плохо, дядь Андроник? — спрашиваю чуть слышно.

— Что с моей ногой? — Громов шумно дышит, на лбу выступают капельки пота.

— Беда, у тебя, парень, только не с ногой, а с твоим позвоночником, — качает головой Андроник, двигая сплетенные ладони по спине вверх. — И если не справитесь, ты не сможешь ходить.

— Кто справится? Я? — поворачивает голову Марк.

— Доктора, светила разные, хирурги. Я тебе тут не помощник, я только ногу в рабочее состояние вернуть могу. А вот тут у тебя трещина. И здесь смещение. Тебе операция нужна, или сядешь в инвалидное кресло.

— С ногой что? Перелома нет?

— Нет. Защемило твою ногу, вот ее и разнесло. Авария?

Мы с Марком синхронно киваем. Андроник достает из шкафа баночки и начинает колдовать над ногой Громова. Колдовать в прямом смысле — водить руками, мазать мазями, накладывать повязку.

— Вот, держи, — протягивает мне баночку, — наноси два раза в день, утром и вечером, как я делал. Запомнила? А вот эту настойку давай три раза в день по столовой ложке.

— Хорошо, кирие, спасибо, — я едва сдерживаю слезы. Слишком внимательно смотрят сейчас на меня мутные глаза.

Андроник так же без малейших усилий взваливает Марка на плечо и несет в машину. С предосторожностями садит на сиденье и поворачивается ко мне.

— Не переживай, малышка Каро, выздоровеет твоя собака. Если будет правильно раны зализывать.

— Спасибо, дядя Андроник, — чтобы его обнять, приходится встать на носочки. И шепчу в ухо: — Простите…

— Все правильно, деточка, ты все правильно делаешь, — он гладит меня по голове как маленькую, резко разворачивается и скрывается в доме, громко хлопнув дверью.

— Что за странный дед? — удивленно смотрит на меня Марк. — Я не понял, он пьяный или нет?

Я только пожимаю плечами и трогаюсь с места.

Домой едем молча. Громову если не лучше, то как минимум, не хуже. Не знаю, на чем Андроник настаивает свои зелья, но лицо Марка больше не напоминает гипсовую маску, и дышит он относительно ровно. Хоть глаза держит по прежнему закрытыми.

Мы уже подъезжаем к воротам дома, как вдруг меня осеняет. Что если мои непрошеные гости вернулись и поджидают, когда я вернусь? Если не босс, то Лысая Башка на это точно способен.

— Марк, спускайся на пол, живо, — тормошу его за плечо.

С удовольствием отмечаю, что температура больше не поднимается, его кожа не обжигает ладони. Разве что внутренним жаром, но кого интересуют мои глубины?

— Зачем, Каро? — непонимающе моргает он, но я уже толкаю его вниз, и он послушно опускается на пол.

Въезжаю во двор и загоняю машину под навес. С колотящимся сердцем выхожу и иду к дому, цепко высматривая, не мелькнет ли внезапно чужой силуэт.

Но в доме пусто, и я возвращаюсь за Громовым. Он явно измотан, передвигается с трудом, хоть я и подгоняю машину к крыльцу почти впритык. Я тоже на пределе, мне уже кажется, будто я всю жизнь таскаю на себе этого тяжеленного мужчину.

Он в изнеможении заваливается на стул возле моей кровати, и я стаскиваю с него штаны. Футболку Марк снимает сам, и я вижу, что она влажная. Парень основательно пропотел, ему бы снова не помешал душ. Но сил на это нет ни у него, ни у меня.

— Подожди, я сейчас, — ухожу в ванную, набираю воду в ковшик.

Беру чистое полотенце и обтираю спину, грудь, руки. Громов молчит, но его взгляд слишком красноречиво благодарный. Повторяю несколько раз и обтираю насухо.

— Все, теперь ложись спать, я заварю тебе чай, — встаю с корточек. Ноги я обтирала в последнюю очередь.

Внезапно мои руки попадают в плен широких крепких ладоней, и я удивленно поднимаю глаза.

— Спасибо тебе, малыш, — Марк осторожно вынимает из рук полотенце, целует внутри сначала одну, потом вторую. — Теперь я твой должник до конца своих дней.

— Что ты, — смущенно мямлю, отбирая руки, — ничего ты мне не должен.

— Ты спасла мне жизнь, Каро, — он не отпускает, смотрит прямо в глаза твердым взглядом.

— Да я просто… — продолжаю мямлить, но Громов решительно обрывает.

— Тебе надо научиться принимать благодарность, Каро. В этом ничего плохого нет.

Не могу вынести его взгляда и отвожу глаза.

— Марк, ну правда…

— Пообещай, что ты примешь от меня любую благодарность, Карина. Примешь и не будешь отказываться, — Громов сжимает руки, и я удивленно вглядываюсь в его напряженное лицо. Его глаза сейчас такие темные, что зрачок сливается с радужкой.

— Хорошо, обещаю, — сдаюсь я, — только отпусти, мне надо заварить чай. И я тоже хотела бы принять душ.

— Иди, — Марк выпускает меня с видимым сожалением и перебирается на кровать, а я спасаюсь бегством на кухню.

Пока закипает вода в чайнике, быстро принимаю душ в гостевой комнате. Спать буду в родительской, оттуда окна выходят во двор. Не прохлопаю, когда с утра придут работники.

Завариваю чай и пока он настаивается, делаю бутерброды с маслом и козьим сыром. Что-то посложнее Марку пока не стоит есть, чтобы не перегружать желудок. Да и честно, у меня нет уже никаких сил.

Ставлю чашку с чаем на поднос, выкладываю бутерброды и несу в свою комнату. Временно бывшую. Но когда толкаю ногой дверь, натыкаюсь на заледеневший взгляд.

Марк полусидит в кровати, опираясь на подушки, и исподлобья смотрит на экран телевизора. Там диктор сухим будничным тоном комментирует кадры с разбитым спорткаром. Уже пустым.

— В результате аварии от удара о дерево Марк Громов скончался на месте. Тело его брата Мартина пока не нашли.

Следом идут кадры с аквалангистами, которые ныряют в том месте, над которым разбился автомобиль.