Левиафан (СИ) - Ли Кристина. Страница 67

    - Очень смешно! - Куколка сощурилась, но следом повела рукой вверх, вдоль моего живота и груди, пока не обняла, - Мне страшно...

    - И мне... - ответил честно, обнимая её, и понимая что вот сейчас действительно боялся смерти.

    Потому наверное и зарылся лицом между её плеча и шеи, прижав теснее и перетянув на свои колени. Такую теплую, такую хрупкую и настолько свою. Сейчас она действительно стала моей. Наверное такой и должна быть женщина, которая может спуститься со мной и в ад. Она должна быть, как холодная статуя снаружи, но горячая как раскалённый металл. Обжигающая, как сейчас, когда совершенно беззащитна.

    Впервые Моника стала собой, хотя и была такой всегда. От смены имени человек не поменяется, а лишь станет называть себя иначе. От этого он не перестанет быть собой.

    - Я не знала, что значит то, что со мной делали, Тангир, - Куколка обвила меня ногами, а я продолжал слушать, - Не понимала, потому что выросла как зверёк, которого держали всегда взаперти. Эта девочка росла и начала забывать, какой должна быть нормальная жизнь. Она стала думать, что кусок хлеба и мяса - самое ценное, что может получить от жизни. Её никто не научил любить, понимать это чувство. Как никто и не объяснил, что это не нормально, когда над твоим телом издеваются день за днём...

    Я с такой силой закрыл глаза, что кажется решил их этим всадить в глазницы. Она дрожала всё крупнее, когда это говорила.  Каждое слово давалось Невене настолько трудно, что я чувствовал боль Куколки словно физически.

    - Потом, когда начали умирать такие же девочки, как я, пришло понимание... - она продолжила, а я мягко переместил массу тела Невены на себя и сел удобнее, начав гладить рукой по спине и смотреть на то, как волны с шумом пробегают по песку, почти касаясь моих ног.

    - Я осознала, что так неправильно. Что меня украли и мне нужно бороться. Возможно это случилось слишком поздно. Моя психика заменила всю боль и страх, на покорное принятие, чтобы защититься. Но не от того, что случилось потом...

    - Он сказал жена... - я провел рукой по её затылку, а Куколка выпрямилась и упираясь руками в мою грудь, погладила ладонью моё лицо, отвечая сквозь слезы:

    - Мой собственный брат... Он продал меня. Вернее отдал Шавкату, чтобы тот позволил ему стать палачом арабской Клетки. А потом он... Мой брат пришел за мной. Начал убивать, чтобы вынудить меня показать кто я. Это звучит, как дикий сон, Тангир. Но Ранко все эти годы... - она всхлипнула, однако сжала челюсть и продолжила смотря в мои глаза, - Все те годы в Марокко он жил через три квартала от меня! Он служил в доме отца Шавката! Он дрался в этой чертовой Клетке, и просто упивался тем, кем стал. Пока я!!! Пока я оплакивала его и родителей, Тангир! Мне снились кошмары, я боялась собственной тени, постоянно рыдала и просила его прийти за мной! Пока меня насиловали, изби... избивали... - она прикрыла рот рукой, сдерживая рвущиеся слёзы, а я молча смотрел на эту силу, и сам еле держась, чтобы не помочь ей, не сорваться...

    "Нельзя... Она должна сохранить это в себе, когда опять останется одна..."

    - В то утро, когда я попросила своего приёмного отца о помощи. Схватила его прямо на улице... На следующий день... Я даже не знала, что происходит! Понимаешь! Я думала меня опять продают в какой-то публичный дом. Но как видишь, всё оказалось намного хуже... Ранко... Он решил не спасти нас! Он решил ещё и меня втянуть в этот ужас! Это была свадьба, а я даже не понимала, почему меня одели как одну из старших женщин, прикрыв тело лишь тряпкой?! Как?! Как я могла понять, если была забитой и побитой?! - она сжала мои плечи в пальцах, всадив в кожу ногти, а я лишь сдавленно прошипел и смолчал, смотря в горящий злостью и яростью взгляд, - Как такая никчемная тупица, которую даже писать к тому моменту толком не научили! Как она могла понимать хоть что-то?!

    Теперь я сложил всю картину в голове до конца, и понял, почему Нам Джун так рьяно отговаривал меня от этой затеи. Скорее всего он тоже не сидел на месте, и осознав, что уничтожив одну из Клеток, подверг и себя и Лию опасности, Хён начал копать. И нашел то, чего не мог сказать мне, потому что понимал, что не знает, как это повлияет на мои безумства.

    "Он уже тогда видел что она стала значить для меня..." - подумал, а сам мягко поцеловал Куколку, наклонив к себе, а следом прошептав:

    - В Пусане есть очень красивое место, Невена... - я погладил её по затылку, перебирая шелковистые волосы между пальцев, и прислонившись к её лбу своим, - Оно как лазурный берег, на который вышла та самая девушка к своему демону. Только у нас это токкэби - человек унесший тысячи жизней, за что был проклят навечно. На том берегу гуляет древний ветер, и там... Там я сделал предложение своей жене, Невена.

    Она вздрогнула, а глаза тут же посмотрели с опаской, но не увидев в моих ничего, что могло бы причинить мне больше уже существующей боли, промолчала, а я продолжил:

    - Это был очень красивый день. Солнечный, весенний и теплый день у моря, - я смотрел в её глаза и непроизвольно улыбнулся вспоминая лицо своей Ми Ран.

    - Я видела... - Куколка прошептала, а я осмотрел её черты застыв, - Я видела её на снимках, Тангир. Она очень красивая.

    Только пара её слов о Ми Ран, сказанных с теплотой, и я ощутил, как сердце словно что-то отпустило. Будто рука, которая до этого его сжимала в кулак, разомкнула пальцы и освободила меня.

    - Очень... - прошептал, закрыв глаза и почувствовав как по моей щеке побежала слеза, но ее стёрли прикосновением губ.

    - Так нечестно... - я гортанно и хрипло произнёс, открыв глаза и прихватив Невену удобнее, чтобы опять вжаться в податливые и теплые губы, которые отдавали вкусом моих слёз.

    - Я тебе не мешал, Куколка, - опять прошептал, слизывая влагу с мягкой и горячей кожи, а следом ощутив, как меня снова обняли и прижались на этот раз сами.

    - Расскажи что-то приятное из вашей жизни, Тэнгри.

     Я замер, обнимая Невену, а видел перед собой лицо Ми Ран.

    -  Одины... - ответил и прищурился смотря на песок в одну точку, - Это рыбные котлеты, которые продают на рынках с морепродуктами. Помню она съела штук пятнадцать, пока не наелась. Я ещё смеялся, что у неё аппетит хуже чем мой, и нам до старости придется работать только на холодильник.

    В этой темноте, держа на руках совершенно другую женщину, я впервые прощался с той, которую любил настолько, словно был одержим ею. Смотрел на песок, который освещала ночь Калифорнии, а видел совершенно другой, который искрился в солнечном свете Пусана.

    - Она никогда не носила джинс или штанов. А зимой из-за этой привычки постоянно мёрзла. Я пытался уговорить её начать носить хотя бы брюки, но она напрочь отказывалась, приговаривая, что её ножки - главная причина почему я взял её замуж. И она была права... Я любил смотреть на них... Пока не увидел то, как грязная тварь прикасается к ним, сжимает бедра скрюченными пальцами и насилует мою жену на моих же глазах. Вколачивается в неё, а она плачет, отбивается и просит спасти её. Но я не мог... Не мог потому что меня связали и держали пятеро, заставляя смотреть на то, что творила та тварь. Наблюдать за тем, как он насилует мою женщину, а я как последний жалкий кусок дерьма, давший обещание перед небом, что не позволю обидеть её и буду защищать, просто плакал как ребенок. Как сосунок рыдал вместе с ней. Только вот она просила моей помощи, а я кричал и просил его у неба. Но... Никто не помог...