Лонтано - Гранже Жан-Кристоф. Страница 25

– Чушь! Висса умер в тобруке.

– Вы могли погрузить труп на лодку и отвезти его на остров, пока остальные вас покрывали.

Горс снова вскочил и заорал:

– ЧУШЬ!

Эрван вновь рефлекторно отпрянул. Лис источал безграничную и нездоровую жестокость. Полицейский постарался, чтобы голос его звучал ровно, и пошел в лобовую атаку:

– Как стало известно, Висса был уже мертв, когда в него попал снаряд. Известно, что его пытали и изувечили. Ему обрили голову – безусловно, чтобы еще больше унизить. Его голгофа длилась добрую часть ночи. Он, безусловно, умер от мучений.

Лейтенант больше не шевелился, по-прежнему нависая над Эрваном. На лбу у него проступили капельки пота. Под кожей ходили желваки. Полицейский ощущал его обжигающее дыхание с легким мятным запахом. Если этот тип разыгрывал удивление, то очень убедительно.

– Ничего не хочешь сказать? – продолжил он, рискуя нарваться.

– Да пошел ты!

Горс вышел, изо всей силы хлопнув дверью. Эрван уставился на перегородку, которая вибрировала на своих штырях. Он осознал, что в комнате раздается привычный звук: скрип его зубов. Один из его нервных тиков: ему даже приходилось надевать на ночь специальное зубное приспособление.

Заметив в углу раковину, он встал и сунул голову под холодную воду. Закрыв кран, он услышал, как снова хлещет ливень. Сквозь подрагивающие стекла проступала уходящая ночь.

Он схватил мобильник и набрал номер Верни:

– Вы можете организовать мне посещение «Шарля де Голля»?

– Вы хотите встретиться с ответственными за ведение огня?

– Плевать мне на огонь. Я хочу допросить адмирала Ди Греко.

22

Красные бархатные кресла и золотисто-коричневый потолок. Стоя прямо под огромной люстрой, из которой лился слишком белый свет, Грегуар Морван терпеливо ждал в одной из гостиных Министерства иностранных дел. Его к восемнадцати часам срочно вызвал Эрик Деплезен, госсекретарь правительства Олланда.

Сначала он испугался, что вызов связан с самоубийством журналиста Жан-Филиппа Маро, но Деплезена это никаким боком не касалось: набережная Орсэ далека от внутренних дел. И ни малейших оснований связать его, Грегуара Морвана, с этим исчезновением – если только убрано было на совесть. Скорее всего, Деплезен захотел проконсультироваться с ним по какой-нибудь африканской проблеме, в чем Морван считался специалистом.

В любом случае дело затягивалось.

Он тут маринуется уже полчаса. Можно было б наорать на секретаря, но он не желал доставлять такого удовольствия Деплезену. Морван помнил его еще мальчишкой, когда тот был ламбертистом [47] и бил морды крайне правым, орудуя железным прутом. Он видел, как мальчик обуржуазился и стал одним из заправил в MNEF. [48] Когда разразился скандал [49] – социалисты жили, как набобы, за счет студентов, – он замял дело и спас задницы мошенников из этой банды.

Заставляя его ждать, Деплезен давал понять, что нынче всем заправляет он. Не важно: Морван не спешил увидеть эту мерзкую рожу с напомаженными волосами – в команде его прозвали Лакированным Козлом, по ассоциации с уткой по-пекински, иначе называемой лакированной.

Решив терпеливо нести свой крест, Морван полистал записную книжку. Заметки для книги, нечто вроде инвентарного списка самых абсурдных или несправедливых смертей в истории. «Обширная программа», сказал бы де Голль. Едва у него выдавалось пять свободных минут, Морван вписывал новый пример, который приходил ему в голову, или же просматривал уже исписанные страницы – так он проникался тщетой судеб.

Во время похорон Гийома Аполлинера, в ноябре 1918-го, люди кричали, когда мимо провозили гроб: «Смерть Гийому!» На самом деле они имели в виду Вильгельма II, германского императора, который в тот самый день подписал отречение. 1958 год: Рубен Ум Ниобе, революционный камерунский лидер, был убит и изуродован французскими солдатами после долгого преследования в джунглях. Все, что нашли рядом с телом, был маленький ранец, в котором находился только блокнот, куда он записывал свои сны… Морван любил также историю Сида Вишеса, басиста из «Sex Pistols», подозреваемого в убийстве своей невесты, а потом умершего от передоза в Нью-Йорке. Легенда гласит, что его мать, приехавшая забрать прах сына в Хитроу, была под таким кайфом, что выронила урну в баре аэропорта. Останки панка исчезли под тряпками уборщиц и в растворе хлорки. Such a life, such a death… [50] Другие примеры: пуля, убившая Ганди, была найдена в его пепле после кремации; история Ринальдо ди Капуа, оперного композитора восемнадцатого века, который всю жизнь бережно хранил свои партитуры, а сын после его смерти продал эти партитуры как макулатуру; мозг Эйнштейна, украденный проводившим вскрытие, или же история с Уолтом Уитменом, чей мозг выскользнул из рук ассистента в морге, разлетелся на куски и был отправлен в мусорное ведро.

Морван закрыл записную книжку и принялся разглядывать потолок: много золота, лепной орнамент, академическая живопись. После двух веков демократии и права на забастовки ничто не изменилось: напыщенная помпезность королевской роскоши. Как Дядюшка. Тот всячески поносил пышность президентства, а как только его избрали, он уже и в самолет сесть не мог без двух рядов почетного караула республиканской гвардии.

Вспомнив о Миттеране (интересно, с чего французы прозвали его Дядюшкой), он заодно подумал и о Маро, пожелавшем раскопать его прошлое. Что он нарыл на самом деле? Имело смысл за это умирать? В очередной раз Морван попытался вообразить иное развитие собственной биографии. Вторую часть, которая могла бы последовать за беспутной молодостью и африканскими подвигами.

Вернувшись во Францию, Морван стал знаменитым полицейским и эффективным тайным агентом. Два рода деятельности вовсе не были несовместимы. Скорее наоборот. Довольно часто он оказывался в первых рядах, чтобы уничтожить собственные следы.

При Жискаре он оказал немало услуг. Убрал архитектора из департамента Вар, который имел неосторожность переспать с супругой одного африканского президента. Замял – или, по крайней мере, свел к минимуму – скандал с бриллиантами Бокассы. Это дело стоило Жискару второго семилетнего президентского мандата, но главного удалось избежать: предания гласности настоящих масштабов незаконной торговли между Францией и Центральной Африкой.

Когда к власти пришел Миттеран, Морван удостоверился, что никто не копает в направлении набережной Бранли, где проживает внебрачная дочь президента. В восемьдесят пятом он отправился «убеждать» Шарля Эрню, тогдашнего министра обороны, взять на себя ответственность за фиаско с «Rainbow Warrior». [51] В девяносто четвертом он бросился к Гроссувру после его самоубийства, чтобы помочь любовнице промышленного советника президента быстренько собрать вещи. Он также организовал все прослушки в Елисейском дворце – а видит бог, при Дядюшке кассеты так и крутились… К концу второго семилетнего мандата пришлось арендовать два гигантских мусоросжигателя, чтобы, прежде чем передать ключи Шираку, уничтожить все документы, досье и прочую осведомительскую канитель. Морван смотрел на дым, поднимающийся к небу, и думал о дыме над Ватиканом, означающем избрание нового папы. Сходный принцип, но несколько в ином духе…

При Шираке он продолжил свое дело. Именно его усилиями «затерялась» кассета неофициального казначея президента Мэри, и именно он умудрился устроить так, что пресса была озадачена единственным вопросом: куда подевалась кассета? Кто ее потерял? Между делом были забыты те разоблачения, которые она содержала, относительно финансирования Республиканской партии. Шираку, который поздравил его с успешным запутыванием следов, Морван продекламировал, пародируя монолог из Мольера: «Моя кассета! Кто украл мою кассету?» [52] Президент вымученно засмеялся.