Новый порядок - Косенков Виктор Викторович. Страница 44

— Олигархами, — прошептала Магомаева.

— Да-да. — Гость закивал. — Вы правы. Конечно. И вся эта система живет своей, общей, глобальной жизнью. Она дышит. Финансовыми потоками. Нефтяными артериями. Миллиардами рабочих рук. Тут нет места «своему пути» или «особой миссии России». Надо откинуть эти мифы старого времени. Так же как и отчество. Глупость, нелепица.

Посетитель, который так себя и не назвал, вдруг ткнул пальцем в Арину.

— Вы политик будущей России! Вы прекрасно нам подходите! Так что теперь о финансовой проблеме своей предвыборной программы или финансовой проблеме вообще можете даже не задумываться. Это наша головная боль. Но у вас есть один маленький недостаток.

— Какой? — испуганно спросила Магомаева.

— Вас не изберет народ! — веско, как в колодец полным ведром, бухнул странный посетитель. — Не изберет. А подтасовать выборы настолько сильно мы не в состоянии. Это слишком. Увы! Госпожа Магомаева Арина Алтухеевна. Не изберет! Народ, как вы знаете, глуп. Отупел за годы халявы и правящего быдла.

— Но что же делать? Нельзя же сменить народ! — Магомаева досадливо пожала обнаженными плечами, загоревшими в домашнем солярии.

— Нельзя, — в тон ей ответил посетитель. — Однако есть варианты, дорогая госпожа Магомаева. Арина.

Глава 29

Из интервью с политиком:

«Кто поверит, что в России сейчас нет компаний, которые имеют прямую связь с властью?»

Когда власти накрыли Липинского, Аркадий Бычинский не сильно переживал по этому поводу. То, что над Семеном сгустились тучи, было ясно уже давно. Высоко залезешь, больно упадешь. Это знает каждый. К тому же Семен в последние годы сильно расслабился. Позволял себе какие-то странные высказывания, с журналистами не водился, но слишком часто мелькал на экранах телевизоров. Вот и примелькался. Заметили. А внимание государственной машины — штука не из приятных. Даже если ты сам во многом формируешь мнение власти.

Вспоминался разговор, состоявшийся между Аркадием и Семеном еще на заре их деятельности.

Какой-то светский раут, вокруг мелькают знакомые липа. Вот с этим вчера пил, у этого был в гостях, а вот тот, лоснящийся и с замашками педераста, на днях пел у тебя в бане. Хорошо пел, даром что из Гнесинки выперли. А вот лицо знакомое, как сказал Жванецкий: «свой-другой-такой же».

— Моя вотчина не тут, Аркаша, не тут. — Липинский обвел взглядом богемную «тусню». — Ну что в них интересного?

— Как что? Это же звезды, Семен. На них люди молиться будут через годик. Вон того видишь, с шикарной гривой.

— Так это ж…

— Не надо имен, не надо! — Бычинский замахал руками. — Ты что же, забыл, где находишься? Тут вокруг ушей больше, чем в тридцать восьмом у ОГПУ было. Журналюги. Волчары. Сам их натаскивал, знаю, чего могут.

— Ну, хорошо, хорошо… — Липинский придвинулся ближе. — Так чего он?

— А я его женю. Вон на той… Уж ее ты знаешь, сто процентов.

— Она ему в матери годится.

— Тем лучше, Семен, Тем лучше. У меня с ней договоренность есть. И с ним договоримся.

— Неужели это обещает доход?

— Ты даже не представляешь какой!

— Я не представляю?

— Ах да. — Бычинский улыбнулся. — Я забыл, с кем разговариваю. Так вот, этот брак я пущу через свой телеканал и буду в шоколаде. А вот тот очкарик — парнишка умный до безобразия.

— Этим меня не удивишь.

— Не, ты не понял. Этот очкарик психолог. Причем любит… как тебе сказать… погорячее.

— Гомосексуалист, что ли?

— Я же сказал погорячее! Педиками сейчас никого не удивишь. Даже наоборот. А этот… Мы с ним через пару-тройку лет найдем каких-нибудь малолеток. Точнее, найдет он, а я…

— Аркадий, Аркадий… — Липинский в притворном ужасе замахал руками. — Аркадий. Я даже слышать не хочу.

— Ты испорченный человек, Семен. Я не про то. Это искусство! Эстрада! Вокруг тебя идолы! А я… —Бычинский потер ладони и вытащил из-за уха Липинского монетку. — А я фокусник, который этих идолов делает.

Он отдач монетку приятелю. Тот пригляделся, сморщился.

— Сразу видно, что ты не нумизмат. На год выпуска смотри.

— Ого, — сказал Липинский, присмотревшись.

— Подарок.

— Спасибо. При случае отдарюсь. — Семен засунул монетку в часовой кармашек. — Но это не мое. Все эти клоуны. Идолы. Сам знаешь, что с идолами случается. Их обычно сносят новые боги. Все это не мое. Слишком просто. Ты платишь, они танцуют.

— И поют.

— И поют. Но платишь ты. Меня привлекает механизм посложнее. Там, где можно играть по крупному.

— Семен, Семен… — Бычинский покачал головой. — Один человек не может задавить всех муравьев. Они обязательно заползут под штанину.

— Вот и посмотрим.

Тогда они на этом и разошлись. Липинский тогда ничего не пил, ел мало. Сбрасывал вес, чтобы было легче играть в теннис. А Бычинский с головой и удовольствием окунался в мир богемы. Женил, разводил, устраивал скандалы, постоянно оставаясь в тени софитов, выталкивая на свет все новых и новых кумиров. Потом выставил наместников помельче. Для управления процессом. И все было хорошо. Пока власть не накрыла Липинского.

«Сорвался», — сказал тогда Бычинский и не стал отстаивать приятеля. Отпустил собак в свободный поиск. Те что-то подтявкивали, сначала топя впавшего в опалу олигарха, а потом его защищая. Но вяло. Без истерик. Крах Липинского был закономерен. Так и должно было быть. Играть по-крупному с государством, даже с таким дурацким, как Россия, в азартные игры можно до определенного предела. Это казино всегда метит карты.

Сегодня на столе Бычинского лежало письмо, доставленное из Лондона чуть ли не в желудке агента. Так перевозят наркотики, оружие и контрабанду, но не письма. Все это придавало особый акцент передаваемой информации.

«Дорогой Аркадий.

Здоровье мое, некоторое время назад ухудшившееся, теперь стабилизировалось, и даже появилась надежда на значительное улучшение. Возможно, что в скором времени меня могут выписать из больницы, и мы сможем в удовольствие наговориться. Как раньше. Порядки в этой больнице не то, что в тех, где я лечился в прежние времена. Там и главврач не знал всего, что делается под носом. Впрочем, как и сейчас, наверное. Думаю, что так продолжаться не может. Врача сменят, и я приеду, наконец, подлечиться. Потому что климат тут совсем не тот, что у нас. В Москве. Хотя слышал я, что экологическая обстановка у вас ухудшилась. Сильно. Ты посмотри, так ли это, и отпиши. Тогда, может быть, ко мне приедешь, в санаторий. Потому что знаю я, что состояние твоего здоровья внушает волнение специалистам. Как бы в госпиталь не загремел. Под клизму. Волнуюсь за тебя. Так что есть теперь у нас много общего. Но ко мне приезжать не спеши. А лучше присмотрись к экологии у себя. Знаю, есть у тебя специалисты. Если плохо, то пусть бьют в колокола зеленые, за спасение природы. А даже если и хорошо… Пусть займутся делом.

Полагаю, что лечиться лучше всего у тебя. Только главврача надо поменять. У него один метод лечения — клизма ведерная. А это мне не сильно помогает. Да и тебе, думаю, не поможет.

Ну, с докторским составом я сам разберусь. Может, местных кого выпишу. А ты уж по экологии озаботься.

Твой Семен».

— Бред, — пробормотал Бычинский. — Еще бы про славянский шкаф спросил.

Шифр был прямой. На ассоциациях. Причем не отличавшихся излишней сложностью.

С личностью «главного врача» все становилось понятно сразу. Его портреты сейчас висели во всех кабинетах российских чиновников. Главврач носился по всей стране, щупал комбикорм, водил боевой вертолет, прыгал на татами и ни фига в теннис не играл. То, что этот главный врач совсем не тот, что прежде, было ясно и без письма. Но мысль о том, что его надо поменять, пахла дурно. И глава холдинга Бычинский совсем не видел себя в роли эдакого толстопузого Гавроша на московских баррикадах, И не хотел даже об этом думать. Ему были слишком памятны события 1991 года. Однако и лезть «под клизму ведерную» Аркадий не собирался. Он слишком много работал, чтобы просто так сдаваться. А значит, надо было «заняться экологией». То есть поручить этот вопрос «специалистам».