Новый порядок - Косенков Виктор Викторович. Страница 66

— Без понятия. Этот бормочет что-то нелепое. Мол, Господь явился к нему… И самолично тебя заказал! Вот пришел к нему Бог и заказал!

— Иегова?

— Кто-кто? — живо поинтересовался Толокошин.

— Я спрашиваю, бог какой? Иегова? Или Аллах? Или, может быть, самолично Брахма заявился?

— Вот чего не знаю, того не знаю. Парнишка несет что-то про единого бога и прочую лажу. Мол, ты есть натуральный враг и тебя должно искоренить. А уж кого ты так разгневал, не знаю. Да и, сам понимаешь, не я допрос веду.

— А жаль… — задумчиво произнес Орлов.

— Чего жаль?

— Жаль, что не ты… Я бы сам, например, поучаствовал…

— Совсем тебе нехорошо, как я вижу. — Александр Степанович налил в опустевший стаканчик Константина еще коньяку. — Тоже мне, Торквемада.

— Это что-то новенькое. — Костя вздохнул.

— И не говори!

— А кто он такой вообще? Не может же быть, чтобы вот так, без следов взялся человек… Он же учился где-то, его как-то зовут.

— Ничего особенного, а имя его тебе ничего не скажет. Все проверено, отслежено. Жил-был человек.

— А потом к нему явился Бог! Слушай, но не может быть так. Ствол откуда? Повадки?

— Повадки с армии остались. Десантура. Ствол отследить не удалось. Таких по Москве ходит масса.

Константин вздохнул.

Толокошин расценил этот вздох по-своему.

— Да не дергайся ты. — Он похлопал Костю по руке. — Над тобой сейчас колпак такой плотности, что муха не пролетит. У тебя тут безопасней, чем в бункере под Кремлем.

— Всегда хотел посмотреть… — задумался Орлов.

— На что?

— На бункер…

Толокошин хмыкнул.

— И потом… — Костя отправил в рот дольку лимона. Скривился. Острая кислота обожгла язык. — Явится к этим ребятам из твоего колпака Всевышний. И привет. Запулят мне в окошко из гранатомета или там огнемета.

— Ты чего, совсем не в себе? — Александр Степанович насторожился. — Может, капельки попьешь какие-нибудь? Или к врачам? Знаешь, я могу устроить. Отдохнешь месячишко…

— Пошел ты, — беззлобно ответил Костя. — Мне некогда. Я концепцию разрабатываю. Но про ребят этих я серьезно.

— Не понимаю.

— Замени их, а? Это возможно?

— На кого? — У Толокошина от удивления на лоб глаза полезли. — Да и не в моей компетенции…

— Я, кроме тебя, ни с кем не общаюсь, так что компетенция самая твоя. А заменить я хочу на тех, к кому этот бог не явится точно.

— Какой бог? Костя, ты меня пугаешь…

— А какой к этому орлу-десантнику явился. Ты, конечно, человек неверующий…

— Я православный. — Толокошин сказал это с таким выражением, что Костя решил не пускаться в теологические споры.

— Это означает, что ты еще круче атеиста, — вздохнул Орлов.

— Не понял.

— Атеист не допускает существования богов. Но с ним можно вести определенные споры. Например, на тему разного рода явлений, необъяснимых с точки зрения официальной науки. А монотеист, православный или католик, допускает существование только одного бога. И вести с ним спор абсолютно бесполезное занятие. Потому что любые проявления необъяснимого он приписывает исключительно своему богу или его антитезе. Сама мысль о том, что существуют сверхъестественные существа, не принадлежащие к его системе, для него ересь.

Толокошин посмотрел на пустеющую бутылку коньяка и вздохнул.

— Все время ты закручиваешь… Ну, хорошо, давай на время отвлечемся от моей религиозной принадлежности.

— Если мы отвлечемся, — Костя развел руками, — то есть очень интересное мнение, что Бог — это некое существо, питаемое энергией человеческой мысли.

— Гхм…

— При этом мы должны понимать, что Бог — это не какой-то вселенский Позитив или Добро. Бог — это просто сверхъестественное существо, обладающее властью в определенной области. Концепции Добра и Зла лежат не в его области существования. И этот Бог таков, каково большинство служащих ему. Или каковы наиболее могущественные служащие ему. Они отражаются в нем как в зеркале.

— И что?

— И тут мы должны просто очень пристально посмотреть на мир, окружающий нас. — Орлов посмотрел на Толокошина через донышко стакана, как в подзорную трубу. — После чего мы сразу же упремся в одно понятие, которое плотно завладело умами людей по всему земному шару. Это деньги, «бабки», тити-мити, тугрики, песеты и другие пиастры. Каждый день, каждую ночь миллионы людей отдают свои силы и энергию одному и тому же… Деньгам. Мечтают о них, думают про них, желают их.

— Ну, ты дал. — Толокошин усмехнулся. — Деньги — это бумага.

— Хороша бумага. Из-за нее целые государственные системы рушились.

— Не из-за бумаги они рушились. Денежная система это только отражение внутреннего положения государства. Внутренней ситуации. Количество полезных ископаемых, состояние промышленности, политический сектор…

— Но простой человек не думает о полезных ископаемых, промышленности, политике и каком-то абстрактном благосостоянии страны. Для него все это воплощено в бумажной полоске с водяными знаками, Именно она, а не состояние тяжелой промышленности. Ее можно потрогать, се можно иметь все время при себе. Это реальность. А все остальное — это абстракция. Вообще идею Бог-Деньги выдвинул не я. Это один умный еврей сказал. Ты представь на мгновение, что в наш мир приходит что-то подобное. Могущественное, потому что за «бабки» сейчас можно почти все. Страшное — как нищета. И великодушное — как миллионер в приюте.

Толокошин помолчал, словно переваривая услышанное, а потом скривился.

— Страшная картина. Но в таком случае мы бы уже не жили.

— Почему?

— Ну, явился бы этот товарищ к ребятам, что сидят на соседней крыше, и повелел бы им… Как ты говоришь, из огнемета типа «Шмель» в наши окна шваркнуть. Несостыковочка, понимаешь? Какой-то безумный десантник бывший… Мелковато для бога.

— Для начинающего бога вполне нормально, — пожал плечами Орлов. — Начинающие всегда по крайним точкам проходятся.

— Как это?

— Просто. Крайние точки — это богатство, когда не человек владеет деньгами, а деньги человеком. Большинство миллионеров повинуются своим кошелькам. Своя воля уже не играет той роли. И еще одна крайняя точка — это бедность. То же самое. Бедность и жадность. Жутковатое сочетание. Как раз для нашего героя. Таких людей он будет разменивать как пешек. Именно поэтому у вас на этого бедолагу и нет ничего. Он не смог подняться на достаточную высоту, чтобы быть замеченным государственной машиной.

— А те, которые на крыше?

— Они не готовы к тому, чтобы служить кому-то ради денег. Хотя именно так они на жизнь и зарабатывают. Но есть еще понятия чести, долга, жизненные правила… Это очень сложный коктейль, в котором может разобраться только Бог в его христианском понимании. Существо Всемогущее. То есть могущее все! Наш герой только-только пришел в этот мир. Его появление ощутили только те, кто ему служил и до этого. Крайние точки социальной синусоиды. Бедняки, богачи ну и еще жадины. Эти вообще обладают очень чувствительной задницей. Жадины до власти, до денег… Неважно.

— Погоди. Я возвращаюсь к десантнику. Но ведь есть профессионалы. Киллеры и так далее…

— Профессиональный убийца не камикадзе. Он не настолько беден, чтобы ему пришла в голову идея убить государственного служащего, который работает на администрацию президента. То же самое с террористами. Они ведут борьбу за Идею. Поманить их «бабками», конечно, можно. Но хлопотно.

— Тогда я не совсем понимаю, чего ты всполошился.

— Он начинающий, но быстро учится. Понимаешь, быстро учится! Так что сменил бы ты их… Пока не поздно.

— Все-таки, Костя, ты не в себе. — Толокошин долил остатки коньяка. — Не в себе, капитально. На кого их сменить?

— На ОЗГИ.

— Ее и так не хватает. Сейчас новый набор идет, елки-метелки, да ты и без меня это отлично знаешь.

— Знаю, — сказал Орлов и снова пригорюнился.

Толокошин вздохнул:

— Капризный ты…

Теперь вздохнул Орлов.

— Есть, конечно, вариант, но он тебя не устроит. — Толокошин, встал, подошел к окну и посмотрел куда-то вниз.