Дом без воспоминаний - Карризи Донато. Страница 4

– А если не получится?

Этот вопрос Джербер не желал себе задавать, ведь, если у Лавинии не достанет мужества повернуть ручку двери, злобная сущность, обитающая за порогом, так и останется с ней на всю жизнь.

– Мы что-нибудь придумаем, – утешил он девочку, избегая прямого ответа.

Лавиния посмотрела на часы.

– Мама скоро придет за мной, может, уже и ждет внизу. У меня сегодня плавание, и домашнее задание надо сделать.

Джербер заметил, что девочка быстро пришла в обычное расположение духа, мягкое и с виду спокойное. Дети обладают невероятно мощной способностью к самовосстановлению. Но она не всегда срабатывает, часто это лишь видимость. Психолог протянул девочке руку и помог подняться. Такая легонькая, как воздушный шарик, который вот-вот улетит.

– Увидимся в четверг, после школы, согласна?

Девочка кивнула, надела куртку, оставленную на вешалке, подобрала с пола рюкзачок с книгами и, улыбаясь, направилась к двери.

– До свидания, доктор Джербер.

Он видел, как девочка выходит в коридор, оставляя позади дверь в кабинет напротив: Лавиния не знала, что и у ее доктора есть своя запертая комната. Джербер редко входил в кабинет синьора Б. За последние пять лет даже не нашел в себе силы вынести оттуда вещи или найти ему другое применение. Он отрекся от отца, но после его смерти оставил там все, как было.

– Возьми яблоко из корзинки, – крикнул он девочке вслед, слыша, как та вприпрыжку бежит к выходу. В приемной всегда лежали свежие фрукты для маленьких пациентов.

– Ладно, – отозвалась Лавиния.

Когда по наступившей тишине Джербер понял, что остался один, он снова сел в свое кожаное кресло с палисандровой отделкой, уже настолько принявшее форму его тела, что никто другой не мог бы удобно устроиться в нем. Взял авторучку, черный блокнот, отведенный под историю болезни Лавинии, и принялся писать:

Джербер закрыл блокнот, но остался сидеть в кресле. Он инстинктивно поднял взгляд на потолок, на красную лампочку прямо над его рабочим местом. Она была подсоединена к кнопке того же цвета, которая находилась на стене в приемной. С пациентами существовала договоренность: они не должны были отправляться на сеанс сразу по приходе. Они могли немного подождать, подготовиться и только потом нажать на кнопку; тогда Джербер выходил им навстречу.

Но в тот день Лавиния была последней пациенткой.

Гипнотизер оставил свободные часы в расписании, чтобы подготовить статью для журнала по психологии, но вдруг понял, что у него нет настроения. Ему хотелось вернуться домой, явиться перед Сильвией с букетом цветов и провести вечер в боях динозавров с сынишкой Марко, трех с половиной лет. Ковер под его ногами был тоже усеян игрушками, карандашами и раскрасками, все это создавало иллюзию, будто его кабинет – самое безопасное для ребенка место. Хотя часто это бывало не так.

Именно здесь многие детишки встречались со своими демонами.

Он встал с кресла, приободренный решением вернуться домой, и открыл створку книжного шкафа, за которой стояли, выстроившись в ряд, блокноты в безликой черной обложке, в которых он делал записи о сеансах с пациентами.

Джербер поставил туда блокнот Лавинии.

Надо будет выключить свет на этаже, но первым делом, закрыв створку шкафа, Пьетро погасил огонь в камине: опасно оставлять открытое пламя в комнате с деревянными перекрытиями. Сколько раз он об этом забывал: такой рассеянный. Растяпа, сказала бы Сильвия. Разгребая кочергой пылающие угли, Джербер думал о том, сколько раз увещевания жены уберегали его от неприятностей. Ему показалось, будто кто-то открыл, а потом закрыл за собой входную дверь.

– Лавиния? – окликнул он, полагая, что девочка что-то забыла и вернулась.

Никто не ответил.

Сквозняк, подумал Пьетро. Он снова принялся возиться с камином, припоминая, что прямо на углу есть цветочный магазин, и, возможно, поужинав и уложив Марко, они с Сильвией могли бы посмотреть какой-нибудь старый фильм и понежиться на диване. Но его отвлекла беззвучная красная вспышка, на долю секунды попавшая в поле зрения.

Он поглядел на потолок. Вспышка не повторилась. Но тут уже сквозняк ни при чем.

Пьетро разогнулся, вытер руки и решил пойти проверить.

Выглянул в коридор: пусто. Тогда он пошел в приемную с твердым намерением разгадать загадку. Завернул за угол и не обнаружил никого. Красная кнопка, предназначенная для пациентов, уставилась на него, как неподвижный глаз, сам по себе выросший на стене. Психолог направился к двери, распахнул ее, огляделся, но на площадке был только он один. Джербер вдруг понял, что подсознательно ожидал услышать шаги на лестнице. Однако нет: было тихо. Он перегнулся через перила, но ничего не разглядел в темноте.

– Кто здесь? – спросил в полной тишине, опасливо, будто непременно ожидая ответа от вторгшегося к нему незнакомца. Голос эхом прокатился по пустой лестнице, и Джербер со стыдом ощутил внутри какой-то детский трепет.

Он вернулся в мансарду, закрыл дверь, на этот раз как следует. Развеселившись, покачал головой. Проделки разума, сказал он себе: сколько раз ему самому приходилось объяснять маленьким пациентам, что не стоит верить всему увиденному? Это последствия сеанса с Лавинией, ведь гипнотизер сам зачастую до некоторой степени вовлекается в транс. Но, возвращаясь в кабинет, он случайно взглянул на корзинку с яблоками, стоявшую в приемной. Подошел ближе: неужели и то, что он видит наяву, что предстает перед его глазами, тоже плод воображения? Когда он взял яблоко, лежавшее сверху, то сразу понял, что оно настоящее.

Кто-то воткнул в него иголку с длинной голубой ниткой.

4

Было только пять часов вечера, но зимняя мгла уже опустилась на Флоренцию, сверкающей черной пеной расползаясь по улицам и переулкам исторического центра.

Пьетро Джербер шел по улице деи Кальцайоли под мелким дождиком, запахнувшись в старый плащ «Burberry» и держа в руках букет желтых тюльпанов. Он никак не мог выбросить из головы, что кто-то воткнул в яблоко иголку с голубой ниткой. Здравый смысл упрямо отказывался признать, что такой поступок, безответственный и опасный, мог быть связан со странным ощущением, возникшим, когда психологу показалось, будто кто-то вошел в мансарду и быстро вышел.

Нет, тут наверняка что-то другое.

Яблоки были свежие, он утром купил их в магазинчике овощей и фруктов и сам положил в корзинку. Там точно не было никаких иголок. Напрашивалось единственное объяснение: шалость кого-то из маленьких пациентов или, что хуже, сознательное вредительство взрослого, сопровождавшего ребенка на прием. Пьетро стал перебирать в памяти всех, кто приходил к нему в этот день. Сразу исключил Филиппо: ему всего пять лет, он послушный мальчик и не мог бы задумать такую пакость. Его отца можно было бы заподозрить: он недавно потерял работу и испытывал тяжелый стресс. Но потом Джербер припомнил, что мужчина привел к нему ребенка и тотчас же удалился, даже не заходя в мансарду, пользуясь сеансом, чтобы устроить какие-то свои дела. Камилла не задерживалась в приемной: Джербер встретил ее на лестничной площадке, а потом проводил вниз, где ждала бабушка, которой трудно было подниматься по лестнице из-за артроза. Десятилетний Мартин пришел сам, это мог сделать он, однако Джербер не спешил включать его в список подозреваемых, поскольку мальчик все еще мучительно переживал гибель обоих родителей в автокатастрофе. Наконец, оставалась Лавиния, но и за ней он отказывался признавать вину – девочка была склонна скорее причинять вред себе самой, чем другим.